Пьер Паоло Пазолини. До свидания, всего хорошего

Это почти наверняка будет
моим последним стихотворением на фриульском.
Мне хотелось бы поговорить с фашистом
пока ни он, ни я, не стали слишком далеки друг от друга.

Это молодой фашист,
ему двадцать один, может быть, двадцать два года:
он родился в деревне,
а в школу ходил в городе.

Он высок, он носит очки, на нем
серый костюм, у него коротко стриженые волосы.
Когда он заговаривает со мной,
кажется, что он ничего не знает о политике.

Он всего лишь хочет защитить от меня
древнегреческий и латынь, не подозревая,
насколько я люблю древнегреческий и латынь – и стриженые волосы.
Я гляжу на него: он высок и сер, как альпиец.

«Иди сюда, иди сюда, Федро.
Послушай. Я кое-то скажу тебе.
Это может прозвучать, как завет.
Но помни, у меня нет иллюзий

насчет тебя. Я знаю, знаю слишком хорошо,
что сердце твое несвободно, да ты и не хочешь,
чтобы оно было свободно. Ты не можешь быть искренним.
Но я буду говорить с тобой, будь ты даже мертв.

Ты защищаешь ольховые и шелковичные изгороди
во имя богов, греческих или китайских.
Ты умираешь от любви к виноградникам.
К смоковницам в садах. К пням и бревнам.

К коротко стриженым затылкам товарищей.
Ты защищаешь поля меж деревней и
провинцией, с кукурузными початками,
с кучами навоза. Ты защищаешь луг

между последним домом деревни и каналом.
Фермы похожи на храмы:
возрадуйся этой идее, сохрани ее в сердце.
Близость солнцу и дождю,

как ты знаешь, есть священная мудрость.
Защищай, сохраняй, молись! Государство
внутри тебя, внутри материнской утробы.
Отцы искали вновь и вновь,

здесь и там, рождаясь, умирая,
меняясь: но все это уже в прошлом.
Сегодня – защищай, сохраняй и молись. Тише!
Пусть твоя рубаха не будет черной,

пусть не будет коричневой. Тихо! Пусть
она будет серой. Как одежда для сна.
Ненавидь тех, кто захочет проснуться
и забыть о Пасхе...

Что ж, юноша в чулках мертвеца,
я сказал тебе, чего боги полей
ждут от тебя. Боги мест, где ты
бы рожден. Где ты выучил

их заповеди. А как же Город?
Послушай, Городу недостаточно Христа.
Ему нужна Церковь. Но пусть она будет
современной. И еще ему нужны бедняки.

Ты же защищай, сохраняй, молись.
Но только люби бедняков: люби их инаковость.
Люби их стремление жить в одиночестве
в своем собственном мире, меж домов и лугов,

там, куда не достигает молва
нашего мира. Люби ту границу,
которую они провели между нами и собой.
Люби диалект, который они изобретают

каждое утро, чтобы никто их не понял,
чтобы им не пришлось делиться своей радостью.
Люби солнце, люби город, люби воровскую
бедность, люби плоть матери в ее сыне.

А в нашем мире, допустим, ты –
не буржуа, а солдат или святой,
солдат, преодолевший невежество,
солдат, отрекшийся от насилия.

Храни в ладонях святого, в ладонях солдата
свою родственную связь с Королем, то божественное
Право, что живет в тебе, в твоем сне.
Верь в слепую добродетель буржуазии,

даже если это – иллюзия, потому,
что у хозяев тоже есть хозяева,
и они тоже – сыновья отцов,
живущих где-то в этом мире.

Достаточно того, чтобы ощущение
от жизни было единым для всех:
остальное неважно, о мальчик
с Книгой без Слова в руке.

Ныне завершается песнь. Возложи
этот груз на свои плечи.
Я уже не могу этого сделать. Никто
не потерпит скандала. Старик должен уважать

суждения мира, даже если
ему нет до них никакого дела.
И он должен считаться с тем, кто он есть для мира.
Он должен защищать ослабшие нервы

и играть в игру, в которую никогда не играл.
Возьми этот груз, о юноша, хоть ты меня и ненавидишь:
неси его сам. Он будет ясно светить в твоем сердце.
А я тихо пойду вперед, всегда выбирая

жизнь и молодость.»


    Перевод: 2022.