Сладкому голосу из песни

Я пошёл к берегу водохранилища. Сейчас ветер и нет солнца, поэтому там не должно быть людей. Там я могу быть один. Дома моя мать и маленький брат. Это утомляет, я хотел бы хоть чуточку побыть один. Ни денег не хочу, ни кино, ни работы, ничего – просто дайте мне место, где никого нет хотя бы один час. Хоть иногда, но это нужно, иначе ты станешь сумасшедшим. Если вы окажетесь в одной комнате с глухонемым, вы ведь будете говорить и говорить? Слова так и будут выходить из вас, вы поведаете ему о своём безумии и о своих самых высоких мечтах, но когда в эту же комнату зайдут ещё несколько человек, уже не глухонемых, здоровых, могущих говорить, вот тогда вы замолчите. И они будут молчать, хотя и у них есть, что сказать. Это одновременно странно и очень логично. Так мы почему-то чувствуем себя одинокими в доме, полном людей, а когда остаемся одни, то всё становится нормально.
Я заметил, что как минимум две или три машины ехали в направлении этого берега. Очень обидное чувство. Ну  чего вы прётесь, - ведь нету Солнца, нет тёплой водички, в которую можно помочиться, чего вам надо на этом берегу? Вы ведь только этого и хотите, - пожрать на природе! Как романтично! 
Я подошёл к берегу. Осмотрелся. Вокруг никого не было. Я прошёлся по берегу и не встретил ни одного, замечательно. Я упал в траву и лежал. Потом посмотрел на воду – от ветра она поднялась, волны шли вправо. Я сидел и смотрел на волны. Я боялся, что кто-то придёт, поэтому смотрел по сторонам довольно часто. Трава была высокая, и я почти скрылся в ней. Если бы я захотел, я бы мог спрятаться в ней или в кустах. Но мне не пришлось прятаться, никто так и не приехал. Отлично, никто не испортит мои тёмные волны, никто не вызовет Солнце. Никто не будет загорать на моём берегу, здесь правит ветер. Ветер и волны.
Когда я один, в голове у меня всегда поёт какая-нибудь песня, такая, которая мне нравится именно сейчас. В этот раз это была тихая песня, - спокойная, примитивная гитара и заунывный грустный женский голос. Мне это нравилось. Я представлял себе новый мир, пока сидел, мой мир, мир, в котором каждый был бы счастлив. В нём каждый человек улыбался искренней улыбкой. Каждый был честен, никто не лгал, по мере возможного все сочувствовали друг другу. Люди чувствовали больше, чем думали, но и думали они разумно. Каждый был рад, не было равнодушных взглядов. Иногда люди злились, и ругались тоже, но каждый уважал друг друга. У женщин были детские и наивные лица, добрые и простые, лица, которым не нравится врать. Всё так, как и должно быть. Волны идут быстрее. Песня играет, а ветер дует так, что мне становится холодно. Прекрасный новый мир. К сожалению, он был только мой.
Я пошёл дальше, вдоль берега направо. Левая сторона была пуста, ни одного человека, кроме меня. Только деревья, трава, волны и я. Дальше разочарование. Пара машин стояла вдали, некоторые люди катались на моторных лодках и на каких-то парашютах. Я не стал идти дальше, к ним. Я пошёл обратно. Деревья образовывали целый зал, казалось, ты идёшь по какому-то большому собору, а деревья были стенами. В голове у меня пошла классическая музыка, которая напоминала Брамса, не знаю, почему, видимо ассоциация с соборами. 
Холод был такой, что мне приходилось закрывать голову своей футболкой, а сам я был только в шортах и футболке. Ещё чуть-чуть, и я здесь подохну. Это ничего, нормально. Если я уйду, то я помру дома или где-нибудь ещё. Это место выглядит лучше для смерти.
Тропинка, ведущая к полям картофеля. Я пошёл по ней. Не увидел и здесь никого. Вокруг большая трава, тропинка и деревья, как и везде здесь. Здесь, на поле всё выглядело округлым, здесь Земля казалось Землёй. Не было вокруг ни одного мертвеца. Я начал бежать. Не знаю почему, мне хотелось бежать. Я бежал и бежал, усталости не было, и в конце я ускорился изо всех сил. Бежал, чтобы вырваться отсюда. Может быть, я хотел быть деревом или травой. Быть в обществе деревьев и трав наверное хорошо. Бежал и всё тут.  Я выдохся и упал в траву. Посмотрел в серое небо. Песня крутится, а я умираю от холода.  Может быть, пора бы и умереть. Но я не умер. Я сел на траву и осмотрелся. Всё-таки здесь было красиво, я не мог не смотреть на все эти молчаливые причуды природы. Они так и извивались вокруг меня из-за ветра. Голова моя была не здесь. Отдышавшись, я побежал дальше, подальше от машин и страшных домов.
Я прибежал в лес. Ну конечно, куда же я ещё мог прибежать, если он тут везде. У меня был выбор: пойти к кладбищу, которое было дальше по тропинке, или пойти направо, туда, где люди. В стороне кладбища я увидел бабушку, одетую в чёрное. Ну, видимо не в этот раз, кладбище. Я побежал обратно в поле.
Ветер дул так, будто он хотел меня остановить, помешать моему бегу вникуда. Может быть, он указывал мне путь. Может быть, ветер избрал меня, и я должен был бежать туда, куда он дул. Не в этот раз, ветер, извини, но ты же видишь, что мне нужно бежать. Куда? Откуда я знаю? Но мне определённо нужно. Не в этот раз, ты уж прости.
Я прибежал обратно на берег, сел опять. Я жевал траву. Я был потерянным. У многих есть работа, у кого-то есть машина, у кого-то женщина, так почему ты сидишь здесь и жуёшь траву?  Я не знаю. Я знаю, что это занятие интересней, чем машина или женщина, по крайней-мере для меня. Я предпочту жевание травы на этом берегу женщине и выпивке, да даже деньгам.  Dancing on the ashes of the world… Я был потерянным для остального мира. Для себя я был великим человеком.
У меня в голове крутилась мысль о ЧЕЛОВЕКЕ. О настоящем человеке. Я видел его своими глазами, говорю вам. Странно конечно, но я его видел. Теперь это не выходит у меня из головы ни на секунду. Где все остальные люди? Куда они ушли? Где все сильные мира сего? Раньше я встречал сильных только в книгах, теперь я встретил человека, о котором так много писали в книгах, о таком человеке писали и русские. Толстой наверняка это делал. Горький. Тургенев это делал, это делали Лермонтов и Пушкин. Но встретить человека в реальной жизни, а не в своих мечтах – это слишком много для меня. Теперь я не знаю, куда девать остальных. Куда ушли не отсутствующие взгляды? Интересные лица? На север или на юг? Простые и добрые женщины с лицами ребёнка, куда ушли они? Может быть, туда, куда дул ветер?
Я не знаю. Наверное, я ещё слишком молод, чтобы ответить на этот вопрос. Главное, у меня и у вас есть надежда, ведь я вам твержу, что видел его. И вы, возможно, увидите. Мы должны ждать и смотреть в оба.
Мне было плевать на себя в этот момент, пускай забирают моё тело и голову в вечное рабство, только бы построить новый мир, я хотел построить новый мир. Чтобы хорошие люди могли станцевать на пепле нынешнего мира мертвецов…

Я посидел в траве, и тут же побежал обратно в поле. Я был наполовину одержимым, наполовину сумасшедшим в этот момент. Я бежал и отчаянно пытался найти следы человека. Следы искренности, или хотя бы ума. Бежал и не оглядывался. Я думал о Хемингуэе и его отце, и как они вдвоём бегали по утрам. Отец выдыхался быстрее, когда бегал. Я думал, что могу бегать быстрее и дольше отца Хемингуэя. Чтобы доказать это, я ещё раз ускорился в конце. Вышло неплохо, но на этот раз выдохся я.
Я шёл обратно к берегу и думал о том, как было бы хорошо, если бы, когда я сидел и смотрел на воду, ко мне сзади подошёл какой-нибудь старик, хлопнул бы по плечу и сказал: «не переживай, сынок, люди и сердца ещё не перевелись на этом свете. Всё нормально. Я тебе скажу, сынок, - не давай им себя победить. Не теряй своего достоинства. Будь вежлив и учтив с каждым, не теряй человечности и уважения. Если потеряешь – ты и сам не лучше. Станешь не лучше психа, будь уверен. А если будешь добр и терпелив, - то встретишь когда-нибудь ещё настоящих людей. Просто смотри внимательней. И будь терпелив»  - он похлопал бы меня по плечу второй раз и ушёл.
Ну, раз он сказал так, то я постараюсь. Этот старик вроде как нормальный мужик. Я могу ему довериться. 
Я сидел снова. Снова на берегу. Я сидел, поджав колени, закрыв глаза. Не знаю, о чём я думал, но я выбрал место, под которым меня трудно заметить на фоне всего остального. Я сидел и притворялся, что меня здесь нет. Через несколько минут я услышал голоса рядом. Быстро поднялся и зашагал в другом направлении, прочь от голосов. Из-за деревьев выехали два пацана лет десяти на велосипедах. Я поплёлся домой.
Дождь пошёл прямо в этот момент. Долина плачет по моему уходу. Но, как старик сказал, я не буду никуда спешить, не буду прятаться от дождя. Я позволил дождю обмочить меня до последней ниточки. Будь терпелив. Травинка в моём рту тоже намокла. По дороге я не встретил ничего особенного, но и не встретил много людей, - уже что-то. Дождь, видимо, понял, что я не собираюсь прятаться от него, - я ведь даже не прибавил скорости в шаге, - он сразу закончился, не успев начаться. Ветер наконец перестал бить меня по голове. Интересно, а если бы я нашёл укрытие, он бы продолжился? Начался бы шторм? Небесная кара за нетерпение?
Через несколько дней я снова пришёл туда, только уже в джинсах и в той же широкой футболке. Минут 30 назад шёл дождь, а когда я подошёл к берегу, дороги уже высохли, и было жарко. Чёртовы джинсы – подумал я, - ну и зачем я их надел, если тут такая жара?
Идя старой тропой, меня заметил какой-то дед. Он вёз кучу травы в тачке в поля. Когда он заметил меня, он остановил свою тачку и начал долго смотреть на меня, и только удостоверившись, что всего меня обглядел, он повёл свою тачку дальше, в старые добрые поля. Я пошёл дальше. На самом берегу я заметил, что даже после дождя там валяется какое-то тело. Чьё-то тело в белых полотенцах. Вроде женщина. Ну не хотел я делить этот пляж с людьми. В любом другом месте они могут делать что угодно, но здесь их быть не должно. Ну ладно, это была только самая левая сторона пляжа. Я пошёл обратно к старику. На лбу у меня уже был пот. Старик ехал со своей тачкой обратно. И опять на меня глядел. Может, ну его, этот пляж? – подумал я. Слишком жарко, и наверняка там есть люди. Но с другой стороны, я шёл сюда минут двадцать, я не хотел идти обратно ещё двадцать минут.
Я пошёл на пляж. Ну всё же надо проверить, а вдруг там никого нет? Мои ботинки с дырками на подошве промокали очень быстро. Я чувствовал каждую лужицу своим носком и пальцами. Это было не так уж и плохо. Особенно мне нравилась грязь. Вот она чувствовалась прекрасно. Всё же обувь с дырками повсюду – это особенная обувь, такая, которую я никогда не выкину, она гораздо лучше обычной, идиотской и скучной обуви. Я шёл в тени деревьев и нащупывал мокрую землю. Тут никого не было, абсолютно. Ветер тут был бешенный. Я ходил и думал, где же это мой мир? Тот, о котором я мечтал. – Ну и где он, этот твой мир? Замечательный и добрый? Мне хотелось кулаком ударить по дереву. Я бил башмаками по грязи так, что она разлеталась в разные стороны. Я заходил в лужи и чувствовал их. – Да не знаю я, где он! Что ты пристал! Идиот! Замолчи!
Вокруг ни души. Моё желание бить всё вокруг успокоилось. Я сел на мокрую от дождя траву. Вода была зелёной. Это цветение воды. Вода на берегу была как болотная. И – Господи помилуй! Если это был не пейзаж для картины – я не видел воде конца. Обычно отсюда виден другой берег, на котором стоит город, но на этот раз линия воды смешивалась с линией неба. Вода была мутной и тёмной, а небо – серым и холодным после дождя. Отлично. Они сливались друг с другом. Я сидел, положив ноги крест-накрест, как сидят казахи. Я сидел и думал – в основном о моей учительнице и о мире, в котором все были людьми. Это был бы хороший мир – подумал я. Мне вспомнился Парус Лермонтова. Я подумал, что этот парус отлично бы смотрелся именно в этой воде, которой нет конца. Я задал Лермонтову вопрос – а какая у вас была цель в жизни? Высокая и истинная цель, достойная настоящего человека? А у Одоевского? У него с этим как было? Уж он-то вроде парень был нормальный – сказал я ему. – Да, - он мне говорит, - парень был стоящий. Хороший мужик был. Как ты – говорит. Тоже мечтал о новом мире. Тоже принимал всех по-другому. Ну, мне пора – говорит, мой парус ждёт. И он ушёл.
Я немного посидел, пожевал траву. Начало капать. Мне было всё равно. Это даже лучше, что дождь, он ведь отпугивает всех зевак от берега и вообще от чего-либо. Потом дождь полил сильнее, я уже мог замечать на воде падение капель. Ну и что? Отлично, больше нет жары и солнца. Я сидел и улыбался воде. Потом он полил так, что мне пришлось встать и пойти дальше. Я улыбался и смеялся, как человек, который смог отомстить. Или негр, который наконец провёл свой народ через рабство и стирку вещей. Новый мир прибыл. Дождь – это мои маленькие люди, мои подданные, а я король. Вождь своего народа. Я немного прошёлся по берегу, а потом побежал изо всех сил по дороге вдоль берега. Не из-за того, что я искал укрытия, о нет. Я бежал просто потому, что я был счастлив в новом мире из меня одного. Мне хотелось бегать и обнимать мои деревья. На моих ботинках, в частности на подошве было в общей сложности четыре маленьких дырки и одна большая, из которой мой большой палец вываливался. На верхней части всего две. Я бегал, и ноги мои так и соскальзывали с земли. Они издавали такие звуки, какие издают только башмаки, полные воды. О, нет, не подумай – говорил я берегу, - я не убегаю от тебя! Нет! Я никогда бы не сделал такой грубости по отношению к тебе! Я просто бегаю, ты видишь, мне так хочется. Ещё немного, и вся моя футболка была в воде.
Немного после вдалеке я заметил женщину в белом. Она гуляла со своим псом метрах в ста от меня. Я глядел на неё издали как дикарь. Я и чувствовал себя дикарём. Я смотрел на неё. На пляже кроме нас никого не было. Она немного походила по берегу, и пошла по тропинке обратно домой. Когда она уходила назад, я кинулся назад так, будто это собака гонится за мной. Не знаю, почему. Я подошёл к берегу, где стояла женщина. И тут было красиво, как и везде здесь. С моей головы лилось уже как с больших веток, и прямо в лицо.
 Футболка липла к телу. Я подумал, было бы неплохо поплакать здесь, ведь дождь льёт такой, что даже если кто и придёт, то ничего не заметит. Но я не смог, - пустил только одну жалкую слезинку и пошёл вперёд. Женщины уже не было видно с тропинки.
 Я увидел большущий ствол дерева и замахнулся, но в последний момент остановил кулак. Всё же я подумал о боли. Меня точило бессилие, с которым я вспоминал свою учительницу, такую добрую, молодую и красивую. Она первой и последней из всех людей улыбалась каждому при встрече,  и улыбалась очень тёплой улыбкой. Ну как у неё это получается? Почему так не получается у других? И я знал, что душой она добра. Меня точила злоба по остальным людям – всегда таким холодным и тупым.
Мне хоть и нравилось тут, я бы провёл тут целый день, но потихоньку моя уже холодная от дождя голова подумывала, как бы смыться. Ну и иди себе. А мы с телом останемся тут. Но голове это не понравилось. Я смеялся всему миру в лицо, и его слёзы капали на меня. Я побрёл по тропинке. Может, удастся спрятаться под деревом? Но и тут немного капало. Я пошёл по тропинке, ведущей прочь отсюда. Нет, нет, - я делал успокоительные жесты руками, - берег, я тебя не оставлю! Я только прогуляюсь тут, около леса, и тут же вернусь! Не переживай, я ведь вернусь, обещаю!
Голова моя стала хуже соображать. Всё вдруг как будто замедлилось. Я брёл по лесу сквозь дождь, его нескончаемые потоки. Он и не собирался кончать со мной эту безумную шутку. Вокруг ни души. Даже ни одной бродяжки собаки. А мой кот вот уже неделю где-то на улице. Я не могу его найти. Мне вдруг стало одиноко, здесь, среди моих друзей -  деревьев и травы. Мне подумалось, что так души и попадают в ад и рай. Они скапливаются в своих облаках, а потом падают, кто в облака, а кто в подземелья.
Я запутался. Я не знал, куда иду. Тропинок тут было несколько, до укрытия было ещё как минимум километр, это я знал точно. Бежать я мог, но ботинки ужасно скользили, а ноги стали слабыми. Видимо, всё же всё зависит от головы. Моя голова стала варить очень плохо в такую мокрую погоду, и тут же ноги тоже отключились. Я брёл по этим местам, и мне не хотелось ни плакать, ни ломать свои кулаки об деревья. Не знал, что вообще я такое. Человек? Ну нет. Животное? Тоже не то. Дерево? Но ведь я не расту вечно. И не растением я был. Не слоном. Что же я такое? Что такое остальные? Отличаемся ли мы как-нибудь от тех, кто лежит в могилах и показывает нам свои нагие кости? Как неприлично с их стороны!
Я вышел к кладбищу. Спереди от тропинки была будка охранника. Я надеялся, что он подумает, что я – мертвец, восставший из могилы. Или человек, которого убили и так и оставили лежать в лесу, а он возьми да и встань. Но охраннику было плевать.
Я шёл вдоль садового ограждения. Дома тянулись и тянулись. Куда они тянутся?
До дачи моей тёти оставалось метров семьсот. Какая-то из частей мозга, та, что за ушами, так вот правая часть у меня начала пульсировать. Тук-тук. Я как будто бы принимал прохладный и вялый душ минут двадцать, при этом не раздеваясь. Голова окончательно застыла.
На тётиной даче кто-то был. Тётя приехала. Не хотел я ей попадаться на глаза, поэтому побрёл дальше. Эта тётя вроде женщина ничего. Они с дядей, хоть и женаты уже лет десять, но всё ещё пьют пиво вместе. Это всегда мне нравилось в них. Если муж и жена пьют пиво вместе спустя десять лет после свадьбы, то можно считать, что они любят друг друга, или, по крайней мере, не ненавидят.
Дождь то кончался, то начинался снова, как качка на борту судна. На мою руку сел комар. Ничего – я ему сказал, - ты можешь пить мою кровь, дружище, сколько угодно. Ты ведь мой друг. Поэтому – давай – пей столько, сколько захочется. Ты, наверное, голодный? В моей крови всё равно ничего особенного, и я ей не дорожу. И мы с ним шли дальше по этим  нескончаемым кишкам. Деревенские сады. Когда он отъел себе целый красный живот, он улетел. Даже не поблагодарил меня, сволочь. Мразь, ублюдок. Не друг ты мне больше, скотина! Идиот. Да кто он такой вообще? Кем этот комар себя воображает?
Рядом со мной шла воображаемая учительница. Она была моей. Я шёл вперёд и рассуждал, как бы вернуть людей на Землю. – А ты как думаешь? Спросил я её. Она ничего не ответила. Ну, это сложный вопрос, так что пускай подумает хорошенько. Минуты через две она ничего не ответила. – Как это ты не знаешь, ты ведь всё-таки учительница, дорогуша! Должна же ты хоть что-то знать!
Проклятый дождь прошёл. Я хотел вернуться на пляж, но что там делать, раз я такой мокрый? Но я же обещал вернуться. Никуда не уходить. Ну и к чёрту моё обещание. Пускай катится этот пляж куда подальше.
Люди вокруг как-то странно на меня смотрели. Мои волосы были растрёпаны так, будто я Сид Вишес или какой-нибудь такой парень.
Люди на остановке пристально смотрели на меня. А я смотрю одному из них в лицо. Он пялится на моё тоже. Мы пялимся друг другу в лица, смотрим прямо в глаза друг другу, другие тоже смотрят на меня, мокрого настолько, будто я – утопленник, который вернулся обратно.  А я как возьму и убегу! Хахаха! Вот придурок!
На возвышенности около магазина, в теньке сидели два местных пьяницы. Они обычно очень разговорчивы и приветливы, и по своему добры, но сегодня они просто сидели в тени и задумчиво смотрели куда-то в сторону. Я ожидал, что они что-нибудь скажут, но они ничего не сказали. Оба были в общем приятными людьми, хоть и иногда могли вызвать неприятности. Один из них крепко бил свою мать каждую ночь. Один раз он пробил окно своего дома чем-то, но в целом он был даже умён. Взгляд у обоих был не из этого мира. Они оба были в другом мире, в котором было очень грустно.
Смотря на траву, я думал: трава гораздо лучше нас, людей. Нам для подогрева нужна выпивка, музыка или ещё что-нибудь. Что-нибудь такое, из-за чего мы можем продолжать жить, а травинкам же нужно всего лишь Солнце для этого, ну и вода конечно. Когда-нибудь великие люди тоже будут питаться только Солнцем и водой.
Где-то там, за горами, живут люди. Царство человеческое. Найду ли я его, или мне так и жить бок о бок с костями?