И зашаркал день озабоченный

Округлились часы будильником,
уж который день – всё беременны.
Разбудили утро бестыжее,
полуголое, «босотелое».

Утро сонное, утро мрачное –
не хотело вставать, «разоспалося».
Ворон кинул «кар» – многотонное,
прокартавил «фыр» - запоздалое.

Проворчал сердитое, спешное,
вставил «р-р-р» своё недовольное.
А ленивые стрелки – ползучие –
поползли ползком – пантомимное.

Черепичные крыши – бессонные,
встрепенулась листва пожелтевшая.
А кора на деревьях – шершавая,  –
не тактильная, неудобная.

Ветер гладит стволы – покорёженные,
расправляет складки застывшие.
Заз-з-звенел будильник испуганный,
разбудил пространство печальное.

Серым днём расползлось – сиреневое,
бледным днём поползло тягучее.
Будни серые, будни сурковые
пробубнили «бу-бу» – повседневное.

Патефон скрипел, хрип – простуженный
да застрял в борозде голос – выстуженный.
На лице циферблата – стеклянные –
глаза чёрные – неподвижные:

цифры, числа, толпа многоликая, 
многоокая, многозрачковая  –
то ли дюжина, то ли – удвоенная,
то ли вечность, а то ли временность.

И зевнуло Солнце – проснувшееся,
протянуло ладошку открытую.
Поздоровалось да приголубило:
«Утро доброе, утро бодрое!».

И зашаркал день – озабоченный –
в тапках стоптанных,
в носках скомканных,
да в халате поношенном, стареньком,
да в халате любимом, бесцветненьком
(а ведь был он когда-то – цветастеньким,
а ведь был он когда-то и новеньким).

Округлились глаза будильника…


                18.04.22.