***

1.

Он говорит: «Я понял однажды и принял, как истину, что абсолютно каждый: и молодой солдат, умирающий на поле боя от ран, и ветеран, умирающий в старости от инсульта, и какая-нибудь чернокожая женщина, последовательница культа вуду, угасающая от лейкемии, и трехлетняя девочка в России, прозрачная кожа нежнее пушка мимозы, сгорающая от инфекционного туберкулеза,- все они, обитавшие раньше в лачугах, домах или многоэтажках, узнают о себе нечто очень важное в самый первый момент смерти. И это знание, словно марка письму в конверте, придает законченность и значение всему пережитому».

Он говорит, что сперва, впадая в кому, бредешь по пустыне посмертия, утопая примерно на треть тела, которого, впрочем, нет, в некоем войлоке. Пытаешься не смотреть вверх, но не видишь свет, поскольку безглаз, и у взора теперь нет век, чтоб закрыться спасительной пеленой.

Он говорит: «Тогда надо мной всходили вроде небесных светил лица живых и умерших, всех тех, кого я знал и любил, и каждое было словно бы светлый овал. Я молился на эти лица, и страх отступал.»

Он говорит, что слышал их быстрые голоса, глядел им в глаза, но потом перед ним возникла черта, пограничная полоса, за которой не виден цвет и не слышен глагол, и, якобы, он тогда и эту черту перешел.

Там, за чертой все его мысли представлялись в виде чисел и формул, а чувства его и дела – как предметы простейших форм и даже как абстрактные светлые и тёмные пятна. Впрочем, тут его речь становится вовсе невнятна.

Он говорит напоследок: «Затем наступил хэппи энд. И взамен слабой веры в бессмертье я приобрёл нерушимую веру в момент смерти».


2.

Все происходит буднично: слышишь громкий хлопок.
Сосед начинает клониться на правый бок,
Пытаясь фантик поднять, валяющийся на полу.
Потом замечаешь вдруг небольшую дыру
В спинке сидения прямо перед собой,
И осколок металла в обшивке рядом с дырой,
Затем - миллисекундный сбой,
Потом что-то влажное чувствуешь над губой,
Думаешь: надо бы вытащить из кармана платок,
Но уже распускается тёплый алый цветок,
Тянется к рёбрам, за лепестком лепесток
Засыхает на коже, блестит на свету, словно лак,
И виски стучат в унисон, словно есть лишь один висок:
Это лопнула шина, а ты испугался, чудак,
И на коже не кровь, это от солнца мазь,
Это лопнул мир, это бомба разорвалась.


3.

Ветрами, словно оспой,
Изрыт речной гранит,-
Пчелою медоносной
Печаль над ним звенит.

Закат дрожит и рвётся,
Натянут на колки:
Последний проблеск солнца,
Прощальный взмах руки.

Темнеют мостовые,
Тускнеют двор и сад,
Лишь окон пулевые
Отверстия кровят.

По этим алым меткам
Теней нисходит рать,
Спешит к вольерам, клеткам,-
Зверьё своё обнять,

Пока закат над нами
Посмертья кокон свил.
Касание губами.
Прикосновенье крыл.