5том. Божье Озеро

               
Средь чистого бора, у реченьки Четь,
Где часто захаживал бурый медведь,      
Где зори, как пламя, горят вдоль реки,               
Там жили когда-то селом кержаки.

В верховье, у склона Змеиной горы,               
Стояли из сосен могучих дворы.               
Там князь из далеких сирийских степей
Отшельником жил, лишь семьею своей.

Два сына росли и красавица дочь,               
Чьи волосы вились как темная ночь,               
Два брата, те, статны, мудры и сильны,               
Как скалы прочны и как речка вольны.

Сестра же, прекрасна, как горная лань,                Шелками окутан ее дивный стан.               
Она, как и мать, и хрупка, нежна,               
Всеобщей любимицей слыла она.

Прошло столько лет, стерли все времена,
Никто уж не вспомнит их имена:               
Ни имени братьев, ни имя отца,               
Ни матери имя, прекрасной с лица.

Лишь имя одно, что носила княжна
Запомнили все - ее звали Мана.               
Манила к себе и как будто звала,               
Как дивная птица - два белых крыла.

Во двор выходила, - стрижи прилетали,               
С руки ее хрупкой, зерно, те клевали,               
К крыльцу, поутру, прибегали ежи,               
Испить молока приползали ужи.

Охотники видели - диву давались,
Как только она на скалу забиралась.
На камне большом, там где солнце вставало,
В лучах золотистых она танцевала.

В погожие жаркие летние дни,               
У реченьки Четь, любовались они,               
Как юная Мана сквозь воду глядела               
И песни какие-то дивные пела.

А голос ее разливался ручьем,               
И ветер - проказник сидел за плечом.               
Он, в раз утихал и за нею скрывался,               
Как будто прервать ее пенье боялся.

Он всюду, казалось, за нею летал,
Как будто от бед  он ее охранял.
Земли не касаясь, как пава плыла,
Приветлива всем и со всеми мила.

Два сокола-брата, сестрицу-княжну               
С улыбкой встречали всегда поутру.               
Она приносила холодной водицы,               
Чтоб братья могли чистым небом умыться.

Отец так любил, в ней не чаял души!               
И на ночь, ей сказки, читал он в тиши.               
И матери радость - хозяйка росла,                По дому, она отнимала дела.

А в доме убранства, добра и не счесть
А в доме убранства, добра и не счесть,               
Здесь мир и покой, и достаток здесь есть.                Ни бед, ни забот и печали не зная,                Росла и цвела здесь княжна молодая.
хххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Намедни, на промысел все собирались,               
Судачили, много и громко смеялись;               
Лишь ранний на зорьке забрезжил рассвет,               
Растаял в тумане охотников след.

Земля просыпалась и все оживало,               
И яркое солнце лениво вставало,               
Тянул свои листики к солнцу цветок               
И легкий, как бриз, навевал ветерок.

Но к вечеру, тучи все небо застлали,
И мир притаился, как будто в печали:
По листьям деревьев, вдруг дождь зашуршал
Он гаммы печальные дивно играл.

В окно увидала красавица Мана,               
Из сетки дождя,  из сплошного тумана:               
Вот, три силуэта к дому идут,               
Да, это же братья! Отца, глянь, ведут!

И замерло сердце, и дух захватило:                На улице плач – мать уже голосила.               
Как раненый зверь, Мана, вдруг застонала,                Сознанье оставило - Мана упала.

Очнулась она среди ночи, одна.               
Светила в окошко пугливо луна.               
Спустилась с палатей и в залу вошла;               
Она освещенная только была.

Отец на подушках недвижно лежал,               
Хрипел, и прерывисто еле дышал.               
И мать: молчалива, бела и слаба,               
Платком вытирала пот с его лба.

А братья сидели одни вдоль стены,                В глазах их потухших слезинки видны.               
Увидев сестрицу, глаза отвели -               
Плохое известие в дом принесли.
               
И вот, тишину разорвал старший брат:                А голос дрожал, будто он виноват.                И ведал сестре он печальный рассказ,                Слеза  незаметно скатились из глаз.

- «С утра, как ушли, переплыли мы Четь,
Увидели, бродит в овраге медведь.               
Мы в темный осинник тихонько ушли,
Спугнуть мы его ну никак не могли.

Прошли мы симоновский луг поперек,            
Да нам оглянуться бы, думать кто мог?               
К болотам с кочкарникам путь наш лежал.
Нас там, на болоте, медведь поджидал.

Шатун - одиночка, совсем озверел,            
И вскинуть ружье-то никто не успел,         
Не ждали беды мы: он сзади напал.   
Мы спереди шли. Он отца поломал.» -

Так ночь пролетела, зарница сверкнула,               
И свечи Мана не заметно задула.               
Уснул и отец, братья вскоре ушли.
Курлыкали где-то вдали журавли.

Все утро заря, сон отца охраняла,
Потом в карауле и солнце стояло.
Вот мать задремала - устала она,    
И лишь не спала молодая княжна.

С утра по селению шла уж молва,               
Что князь, покалеченный, дышит едва.
Толклись у крылечка кержачки молчком,
Безжизненно тихим казался весь дом.

Медведя, что братья в лесу завалили,
Охотники к дому уже притащили:
Назойливых мух от него отгоняли,
Бродягу лесного они свежевали.

Вдруг дверь отворилась и вышла Мана;
Встревоженный взгляд и мертвецки бледна.
Старуху, кержачки, к княжне подвели,               
Потом поклонились, в сторонку ушли.

Старуха седая трясла головою,               
И пальцем костлявым своим, как клюкою,   
К плечу прикасалась, чуть слышно шептала,
Казалось, как будто, она колдовала.

Внимательно слушала клекот Мана,             
Что издавали старухи уста,
Сквозь свист и шипенье она понимала,
Ведь старая ведьма совет ей давала.

-«Спасибо, родная,» - сказала княжна. 
И капельки слез, вытирала она,    
Потом, ее нежно, как мать обняла:             
По бледным щекам вновь румяна пошла.

Весь двор обошла и приветливой стала,
Безумная, что-то она лепетала.               
И всем за заботу она поклонилась.
Просила прощенья и в доме укрылась.
ххххххххххххххххххххххххххххххххх
В то давнее время ходила молва,               
На озере Божьем есть орать-трава.   
Траву эту с озера кто принесет,               
Не будет он знать ни тревог, ни забот.

Отвар той травы, он чисто как мед,
Испил кто его - никогда не умрет.
Залечатся раны, болезни уйдут.
Иссохшие вены опять оживут.

На озере этом, для глаза незримо,
Спускается ночью с небес херувимы.               
И в белых одеждах по бору бредут,               
Псалмы там они, словно птицы поют.

Замшелый там лес, что стоит на угоре,
За брегом плавучим, в великом просторе,
Там древние сосны все мхом поросли,
Гигантские корни торчат из земли.

Растет меж корней, эта чудо-трава,
Как озеро - медного цвета она,               
В ночи и слепому трава та видна,
Как жизнью она, так и ядом полна.

Сорвешь, ее сразу в темно схорони,
Да долго, в котомке ее не храни.
Пожухнет она, превратится в золу.
Подруга она тогда черному злу.
ххххххххххххххххххххххххххххх
Вот, старшего брата, княжна разбудила,
Наказы старушки ему изложила.               
Стал брат собираться в дорогу скорей,
Котомка стояла уже у дверей.

В котомке еда, крынка есть молока,             
Дорога ведь, к озеру, так далека.            
И брата княжна до дверей проводила,
И снова к отцу своему поспешила.

А брат уж с крыльца, - и спросили его
«Куда он спешит, и забыл там чего».
И он отвечал, что спешит он на Четь,
Чтоб речку ему, поскорей одолеть.

Что в путь он собрался на озеро Божье:            
В душе тяжело и на сердце тревожно.          
Но, чтоб не случилось,- готов он идти.               
От участи страшной, отца чтоб спасти.

- «Дорога тебе, сын, туда тяжела;            
Дороги там нет, не бежит там тропа.               
В болото с кочкарником, знаешь ты путь,
А дальше запомни, смотри не забудь.

Попасть тебе нужно в еловую гриву,
Где бес зазывает в болото игриво;       
Не слушай его, да смотри не свались,
Иди ты вперед, не смотри только вниз.

Дорога та, к озеру выведет, знай,               
А дальше, сынок, ты уж сам не плошай.
Найдешь ты там плот и плыви поскорей 
На берег другой, за травою своей.»-

Послушав советы, он в путь подался            
И, только видали уже удальца.               
Он к речке. На плот. Вот ее переплыл.          
Вот темный осинник.  И брат поспешил.

Луга перешел и в болото  ступил.   
Да вспомнил, - охотник ему говорил,
Что бесы шальные здесь песни поют,
С дороги они без труда увлекут.

И плачущий стон, путник в явь услыхал,         
И голос зовущий, помочь вопрошал,             
Но княжич, упрямо стремился вперед -             
В еловую гриву дорога ведет.

Еловая грива. Здесь после дождя
Каким-то дурманом пахнет хвоя.
Вокруг паутина, да мерзкая тля;
Скользит под ногами сырая земля.

Колючие ветки хлещут в лицо -               
Вдруг, путник увидел вдали озерцо.               
Все ближе оно, княжич снова спешит
-Среди берегов, гладь водицы стоит.

И плот не привязан,- он путника ждет.
Опешив немного, к плоту тот идет.
На берег другой он плывет по воде,            
А берега нет, он стоит в зыбуне.

Земля под ногами - как будто плывет,
По ней княженика, так рясно растет.
Качаешься, словно на мягких палатях.
И черные дыры вокруг, как заплаты.

Не видно в них дна, как они глубоки,               
В них щуки плескаются и караси...            
Вкруг озера - бор, сосны строем стоят,          
Все мхом поросли, кроны только шумят.

По бору прошел он, - избушка стоит.
Зовет он хозяев и в двери стучит.            
Но там тишина и безмолвье внутри. 
И робко нажал княжич ручку двери.

Заходит и видит – открыто окно:   
Здесь не было путников, видно, давно.
Растянуты сети и удочки в ряд,               
У стенки холодной, как плети стоят.

До ночи есть время, он печь растопил,
А голода нет, - молока чуть отпил.       
И к озеру снова, там сеть растянул,
По берегу удочки, в землю воткнул.

На остров плавучий забрался опять;             
Там начал он ягоду в плаш собирать. 
Вдруг, глядь, поплавки над водой заходили,
И рыба пошла,- столько!!! Дух захватило.

Улов был богат, он в избушку назад,               
И был поражен проницательный взгляд.
Как будто и печи никто не топил…       
Вот княжич тихонечко крынку открыл.

Прокисло уже, в крынке той молоко,               
Как будто оставил его здесь давно.            
Карась еще свежий, хвостом воду бил,             
А щука подохла, давно знать ловил.

И жуть охватила, - тут княжич – бежать       
И к берегу снова, чтоб плот отыскать,            
Да на берег твердый, и снова – домой:
Добрался за полночь, он еле живой.

С укором смотрела на брата княжна
Три ночи ждала, горевала она,               
Но брат ей не верил и только твердил,
Что ночи не видел, травы не добыл.