Три богатыря. Начало

Ты бы перекусил на дорогу Илюша? — просяще проговорила пожилая опрятная женщина могучему, кряжистому парню, одетому по походному в кованые медные доспехи, тонкую плетеную кольчугу, похожий на луковку островерхий шлем и с железной палицей на бедре.
— Дорога, чай не близкая, дён десять до Киев-града ехать придётся.
— Некогда мне маманя, — вздохнул богатырь, — не зря видно князь за мною послал. Знать беда какая приключилася. Эх жаль на землице родной поработать мне не случится уж. По сохе руки соскучились.
— Вот тебе котомка в дорогу сынок, да водицы нашей Муромской в туесок набрала, — передала мать богатырю сверток.
— Спасибо матушка, — обнял женщину молодец, — а за меня не кручинься родная, я вернусь обязательно.
С этими словами лихо запрыгнул Илья Муромец в седло Бурушки и, помахав на прощанье палицей вскоре скрылся в лесной чаще.
Заросла тропинка незаметная. Но умная коняга дорогу словно нутром чувствовала и Илье оставалось лишь отпустить поводья и наслаждаться неспешной рысью, да лесными красотами. Места стояли глухие. От Карачарова редко кто ездил в Киев. Лишь раз в году, осенью всем селом собирали большой обоз с разным товаром и под охраной из десятка вооруженных дубинами мужиков отправляли в Чернигов на ярмарку.
Нечисти по кустам тут тоже хватало, а вот повывести её у Ильи всё руки не доходили. То у князя на службе, то в поле пашет, да и один он, как ни крути. А на Руси издавна говорят: «Один в поле не воин». Хотя к Муромцу эту поговорку можно было применять с большой натяжкой, так как он один стоил добрую сотню ратников.
Попробовал было о прошлом годе хан Кумбельды напасть на деревню по осени. Выслал вперёд лазутчиков, дабы на Илью Муромца не нарваться.
Те всю деревню потихоньку обшарили, богатыря не нашли и довольный хан неспешным шагом въехал на казалось бы беззащитную околицу.
В это время молодец из погреба вылез, где после пьянки в прохладе отлёживался и стоя на крылечке с наслаждением допивал четвертый ковш медовухи.
Налетевших с посвистом бандитов Илья невозмутимо встретил посреди дороги здоровенной оглоблей. И после двух взмахов от ханского «эскадрона» никого не осталось. А когда осела пыль, парень нашарил в лежащей куче мале главаря и утопив его, ещё живого в ближайшем сортире, как ни в чём ни бывало вернулся к своей медовухе.
Эх, да что вспоминать. Прожил Илья на свете тридцать шесть лет. А для себя и не жил. Даже женской ласки до сих пор не изведал. До тридцати на печи сидел. Ноги не ходили. А кому на селе калека нужен, лишний рот. Разве отцу, да матери. Какая девка на такого посмотрит. Хоть ни косой и не рябой, да работник никакой. А затем, как помог он князю Черниговскому татар от города отогнать, да в делах нескольких самому князю Владимиру помочь, был он постоянно гостем в Киеве. Не мог великий князь без Ильи обходиться. Домашние дела бросать приходилось.
Вот и сегодня, оставив свою пашню не вспаханной, наскоро собравшись ехал он по воле княжеской в стольный град.
Деревня открылась неожиданно. Два десятка покосившихся, тёмных избушек, расположенных по неописуемо кривой линии. Такое впечатление, что архитектор был в дым пьяным или нарочно так построил, дабы снизить скорость у предполагаемого конного супостата. Прямо посреди улицы лежал и громко храпел могучий детина. Аборигены с опаской обходили его стороной и подъехавший к телу Илья живо поинтересовался у какого-то оборванного субъекта:
— А не подскажешь ли ты мне мил человек, что за нахал у вас поперёк дороги развалился. И почему это все люди должны его обходить?
— Так староста это наш, — снял шапку селянин, — слегка перебрал с утра, вот и разморило беднягу.
— Да знаю я его, — отмахнулся Илья, — почему в виде столь непотребном сей богатырь пребывает?
— Пристрастился наш голова к винопитию. И суток не проходит, чтобы ему пьяну не быть. Всю брагу на селе вылакал, до запасов меда добрался. Забери ты его с собой Илья Муромец. Сделай дело доброе. Может хоть ты его от напасти этой избавишь.
Илья молча слез с коня, зачерпнул из находящегося рядом колодца ледяной воды и с размаху окатил спящего парня.
Мгновенно протрезвев и пробудившись от холодного душа, Добрыня вскочил на ноги и грозно рыча приготовился наказать неведомого обидчика. Но увидев улыбающегося Илью, сменил гнев на милость…
- Вставай сынок, полдень ужо, - тормошила за портки, лежащего на печи дюжего молодца сухонькая пожилая женщина.
- Щас маманя, я сон срамной досмотра, да встану - повернулся на другой бок Алёшка и опять захрапел.
Жил Алёша, свои двадцать лет, словно перекати поле. Землю не пахал, в огороде не работал, матери не помогал. Вот до девок охочий был. Скольким подол задрал - наверное и сам не помнил. Другому бы на селе темную устроили, но только не ему. Потому, как силой владел немыслимой, да драться дюже умел.
В те года эта потеха была на Руси повсеместна. И стенка на стенку ходили и один на один, бывало.
Алёшка же нанимали за деньги.
То за одну деревню, то за другую. Потому, как мастер был скулы и носы сворачивать и ни одного боя в своей короткой жизни ещё не проиграл.
Решили однажды мужики на спор бычка трёхлетку на него напустить.
Как они его там науськивали - бес их знает. Только бычок разъярился и поскакал на сидевшего в нужнике с открытой по обыкновению дверцею и спущенными портками молодца.
Через пять минут, пришедшие полюбопытствовать мужики с удивлением увидели такую картину.
На нужнике вместо Алёши сидел связанный, как кукла бычок и жалостливо мычал на всю округу, а парень лежал в теньке и меланхолично лакомится растущим рядом крыжовником...

Богатырская хватка стащила молодца с печки, вынесла на крыльцо и окунула головой в бочку с водою. Продержав его там короткое время Илья вытащил бедолагу на свет божий, тот словно пёс отряхнулся, но увидев обидчика улыбнулся и без слов кинулся домой одеваться.
Вскоре три богатыря, в полном боевом обличии, на конях ехали по узкой тропе в Киев град, навстречу неведомой им судьбе...