Улалум-а баллада

                Автор Эдгар Алан По.               
                Перевод с английского
                Юрия Деянова.             
 
 Холод небесный спустился на землю,
Стыла листва на холодном ветру   
И от мороза хрустела к утру.         
Ночь октября я запомнил и внемлю,
С ранних моих, незапамятных лет,   
Озеро Обер шлёт тусклый мне свет.
Помнит оно мой блуждающий след
В среднем районе Плотины лесной,    
Жили там Гули, играли судьбой.

В парке, с названием гордым  «Титаник»,
Где кипарисы, как люди с душой,
Я повстречался с Психеей младой.
Сердце  вулканом взыграло без паник
Бурным потоком незримым, речным,
Огненной лавой и дымом седым,
Вдруг, покатилось с горы Яанека
К южному полюсу серной волной
И, обжигая бока Яанека,
В северный полюс направило зной.

Мы говорили, болтали, но в меру.
Были серьёзные мысли в ходу.
Воспоминаний лопатя руду,
Мы октября позабыв атмосферу,
Ночь не отметили, просто в году.
(Ах, эта ночь, подарила звезду).
Озеро Обер казалось не тусклым
И не промозглым то место в лесу.
Серый туман, совершенно, не грустным,
Даже на вспомнили гулей, не лгу.

Ночь, с каждым часом, на небе дряхлела,
Звёзды готовились, немо, к утру,
Свет золотой выключая к утру.
Наша прогулка в конце засерела
Блеск, вдруг, туманный скользнул в облаках
И полумесяц, младенец чудесный,
В зыбке двурогой, предстал в небесах.
Это Астарты, ребёнок прелестный,
Спит в золотистых, небесных рогах.

Наша луна поважнее Дианы.
Путь в небесах её, сложный эфир.
Лунные вздохи влияют на мир.
Слёзы целует она океана.
Червь не умрёт, где туманы, там пир.
Путь пролегает сквозь львиные звезды 
То, в небесах, это точный пунктир
К тайнам созвездий, в летейский тот мир.
И не тревожа там львиные гнёзда,
Смотрит глазами на спящий наш мир.
И невесомо, не зная невзгоды,
Наш, заполняет любовью, эфир.

Пальцем на верх, указуя, Психея
Молвила: «Не доверяю звезде,
Вон, посмотри, она солнца бледнее,
Быть не могу я в той бледной среде.
Ах, поспешим мы из лунного света,
Я улететь моментально должна».
И не дождавшись, в той спешке ответа,
Крылья сложила бессильно она.
Крылья повисли, то смерти примета,
Чувства проснулись земные поэта.

Молвил я тут же: «То нечто иное.
Трепетным светом пойдём же скорей!
Свет сиввилический, хладный Борей!
Он нас омоет, то дело святое.
Гляньте! Как небо мелькает в ночи!
Блеском сияют цветные лучи.
Русло нам кажет своё золотое,
Верность сияния в сердце стучит.
Нету опасности, дело простое:
Небо в душе  разыгралось, звучит,
Кажется в небе играют ручьи.

И успокоив лобзаньем Психею,
Мрачные мысли разрушил её.
Сделали светлые мысли своё,
Шли к перспективе, довольные с нею,
Но остановлены дверью гробницы.
Были те двери, как в книге страница.
Я же спросил осторожно Психею:
«Что за писание там вереницей?»
Было ответом: « Здесь прах Улалуме!
Бывший могучий колдун Улалуме!

Грустью покрылись душа моя, сердце,
Как и увядшие листья осин
В звуке хрустящем холодных седин.
Память открыла застывшую дверцу,
Я закричал: «То есть дни октября!
В ночь,  ту же самую, прошлого года
Был у гробницы я, здесь, в непогоду,
Ночь умывала восходом заря.
Как искушал меня демон у в хода?
Он прибегал тогда к разному средству
Делал , конечно, я думаю зря.
Тусклое озеро Обер мне с детства,
Также знакомо, как лес, упыря».
 
Тут же подумал: « Теперь ведь нас двое,
Что нам бояться лесных упырей,
Злее они, что ли диких зверей.
Путь преградили нам, ветер так воет,
Чтобы мы тайну, за дверью гробниц,
Мир не познали умерших тех лиц.
Чтоб не познали мы призрак планеты
С бездною лунной из душ упырей.
Чтобы не знали той грешной планеты
Надпись гласит на гробнице дверей».
               ***
Гули — мифическое существо, оборотни.
Психе;я, или Психе; (др. -греч. ;;;; — «душа»,
«дыхание») — в древнегреческой мифологии
олицетворение души, дыхания; представлялась
 в образе бабочки или девушки с крыльями
бабочки. В мифах её преследовал Эрот
 (Амур): то она мстила ему за преследования,
то между ними была нежнейшая любовь.
Упыри — в славняской мифологии,
это мёртвый или живой  Колдун.

        ULALUME-A BALLAD
The skies they were ashen and sober;
The leaves they were crisped and sere-
The leaves they were withering and sere:
It was night, in the lonesome October
Of my most immemorial year:
It was hard by the dim lake of Auber,
In the misty mid region of Weir-
It was down by the dank tarn of Auber,
In the ghoul-haunted woodland of Weir.

Here once, through an alley Titanic,
Of cypress, I roamed with my Soul-
Of cypress, with Psyche, my Soul.
These were days when my heart was volcanic
As the scoriae rivers that roll-
As the lavas that restlessly roll
Their sulphurous currents down Yaanek
In the ultimate climes of the Pole-
That groan as they roll down Mount Yaanek
In the realms of the Boreal Pole.

Our talk had been serious and sober,
But our thoughts they were palsied and sere-
Our memories were treacherous and sere;
For we knew not the month was October,
And we marked not the night of the year-
(Ah, night of all nights in the year!)
We noted not the dim lake of Auber
(Though once we had journeyed down here)-
Remembered not the dank tarn of Auber,
Nor the ghoul-haunted woodland of Weir.

And now, as the night was senescent
And star-dials pointed to morn-
As the star-dials hinted of morn-
At the end of our path a liquescent
And nebulous lustre was born,
Out of which a miraculous crescent
Arose with a duplicate horn-
Astarte's bediamonded crescent
Distinct with its duplicate horn.

And I said-"She is warmer than Dian;
She rolls through an ether of sighs-
She revels in a region of sighs.
She has seen that the tears are not dry on
These cheeks, where the worm never dies,
And has come past the stars of the Lion,
To point us the path to the skies-
To the Lethean peace of the skies-
Come up, in despite of the Lion,
To shine on us with her bright eyes-
Come up through the lair of the Lion
With love in her luminous eyes."

But Psyche, uplifting her finger,
Said: "Sadly this star I mistrust-
Her pallor I strangely mistrust:
Ah, hasten!-ah, let us not linger!
Ah, fly!-let us fly!-for we must."
In terror she spoke, letting sink her
Wings till they trailed in the dust-
In agony sobbed, letting sink her
Plumes till they trailed in the dust-
Till they sorrowfully trailed in the dust.

I replied: "This is nothing but dreaming:
Let us on by this tremulous light!
Let us bathe in this crystalline light!
Its Sibyllic splendor is beaming
With Hope and in Beauty to-night: -
See!-it flickers up the sky through the night!
Ah, we safely may trust to its gleaming,
And be sure it will lead us aright-
We surely may trust to a gleaming,
That cannot but guide us aright,
Since it flickers up to Heaven through the night.

Thus I pacified Psyche and kissed her,
And tempted her out of her gloom;
And conquered her scruples and gloom;
And we passed to the end of the vista,
But were stopped by the door of a tomb-
By the door of a legended tomb;
And I said-"What is written, sweet sister,
On the door of this legended tomb?"
She replied: "Ulalume-Ulalume! -
'T is the vault of thy lost Ulalume!"

Then my heart it grew ashen and sober
As the leaves that were crisped and sere-
As the leaves that were withering and sere;
And I cried: "It was surely October
On this very night of last year
That I journeyed - I journeyed down here!
That I brought a dread burden down here-
On this night of all nights in the year,
Ah, what demon hath tempted me here?
Well I know, now, this dim lake of Auber-
This misty mid region of Weir-
Well I know, now, this dank tarn of Auber,
This ghoul-haunted woodland of Weir."

Said we, then-the two, then: "Ah, can it
Have been that the woodlandish ghouls-
The pitiful, the merciful ghouls-
To bar up our way and to ban it
From the secret that lies in these wolds-
From the thing that lies hidden in these wolds-
Have drawn up the spectre of a planet
From the limbo of lunary souls-
This sinfully scintillant planet
From the Hell of the planetary souls?"
            ***