3том. Юкагиры. 3часть
3 часть « Шаман»
Вот, остров каменный Туолба.
Здесь, сдревле, из покон веков,
Вовеки прах всегда хранится
Всех дедов, прадедов, отцов.
И по преданьям наших предков
Их дух, здесь жив теперь всегда;
Он защищает жизнь людей всех,
От злого, лютого врага.
А враг тот – каменное чудище:
Страшна седая борода.
И если он зайдет в селение,
То, ждет людей тогда – беда.
Разбогатеть стремится чудище
И всех живых он убивает,
Но духи с ним войну ведут,
Его в селенье не пускают.
Бывает, задрожит земля,
И под ногами, вдруг, качнется,
На берег выплеснет вода –
То чудище на волю рвется.
Каменья он кидает с гор,
На землю валит сосны, ели,
Нонет, не вырваться ему,
Из мрачного, из подземелья!
ххххххххххххххххххххххххххх
Среди могил, камней и сосен
Тордох на острове стоит,
И одиноким он окошком,
На небо синее глядит.
Шаман – старик в тордохе этом,
Беседу с духами ведет,
Он варит травы и порою,
Свой бубен в руки он берет,
Садится в лодку, и в селенье,
Когда, его там, кто-то ждет,
Плывет, мотая головою,
То причитает, то поет.
Той песни смысл не всем понятен,
Нет связи в звуках и словах,
Но, виден, даже среди ночи,
Тот страшный блеск белков в глазах.
И черное лицо в морщинах,
Оскалив вдруг беззубый рот,
Наводит страх, оцепененье,
Наружу сердце твое рвет.
-2-
Все, затаив дыханье, жаждут,
И ловят каждый его звук,
А душу раздирают вопли,
От неиспытанных тех, мук.
Когда ж, его в селенье встретишь,
Он стар, спокоен, молчалив,
Трясет он редкой бородою,
К людским капризам, терпелив,
Он слушает селенцев споры,
Совет дает, спешит туда,
Где, кто-то захворав, недюжит,
В сэпсэ прокралась вдруг беда.
Камланит там. Поет и скачет,
В свой бубен непомерно бьет:
Когда больному вдруг поможет,
Беду в сторонку отведет.
В мешок свой старый и потертый
Юколы молча соберет,
Подарки сложит аккуратно,
И к берегу опять уйдет.
Там, сядет в лодку и уедет,
В кромешную ночную тьму:
И видно духами так велено,
Так, старость коротать ему.
Провиснут от юкол веревки,
Растянутые вдоль окна,
И одиноким своим глазом,
В жилище поглядит луна.
И затаив свое дыханье,
Приляжет ветер за холмом,
Застынут звезды в черном небе:
И тишина уже кругом.
Лишь где-то филин ухнет громко,
И, спохватившись, замолчит,
И даже речка, затаившись,
Чуть слышно, по камням бежит.
Вот, одинокой белой птицей,
Вдруг льдина проплывет шурша:
На перекате окунется,
И уплывет вдаль, не спеша.
Оцепененье ночи тяжко,
Когда, бессонница одна
В тордохе темном, неуютно;
Сидит со стариком она.
А ночь, так долго бесконечна,
-3-
И жирник закоптил окно,
И мысли, словно улетают,
А до рассвета далеко.
Вот, свежести ночной прохлады
Вдохнуть, он выйдет, постоит,
Чтоб не скрутило поясницу,
В тордох опять, скорей спешит.
А на востоке, чуть забрезжет,
Рассвета раннего свеча,
Шаман кухлянку(1) одевает,
Покашливая и кряхтя,
И, сгорбившись, засохшим древом,
Подолгу на холме стоит:
Как коршун, жадными глазами,
В день приходящий он глядит.
О чем он думает, безмолвный?
О жизни пройденной скорбит,
Или душой, парящей птицей,
Над миром сонным он летит?!
ххххххххххххххххххххххххххх
Вот всплеск донесся из тумана:
Старик очнулся и ожил.
К реке спустился торопливо,
Корму рукою подхватил.
Аана, спрыгнув, помогала
На берег лодку затащить,
И, от усталости присела;
Воды черпнула, чтоб попить,
Но донесла до губ лишь капли,
Они смешались со слезой:
Ладошки, просто облизала
И подняла такой вдруг, вой…
От неожиданности долго
Шаман топтался, но присел;
Он слушал этот вой и злился,
Шамана ль, то терпеть удел?
Но вой утих, и очень робко,
Она, взглянув на старика,
Сбиваясь, долго говорила,
Что жизнь ее так не легка.
Что мать: уже болеет долго,
Отец: батрачит далеко…
И телом вздрагивая, плача,
Вздыхала очень глубоко.
Потом она совсем затихла,
-4-
И слов ее иссяк родник,
Да и шаман, сидевший рядом,
Казалось, головой поник.
Когда же он к ней повернулся,
Спросить ее, как доплыла:
Увидел, голову склонивши
В колени, та, уже спала.
И сон ее был так беспечен;
Печали больше не видать,
И не дрожат ресницы, плечи,
Так, может только ангел спать.
И в крылья голову укутав,
Сна сладость может разливать,
И замирая, ровным вздохом,
Все, негой сна одолевать.
Так может серебристый месяц
На небе звездном тихо плыть,
И излучая свет незримый,
На миг какой-то, вдруг, застыть.
Так может только лишь ракита,
К водице ветви наклонив,
Дремать, под дуновенье ветра,
В тиши, дыханье затаив.
И осторожно встав, чтоб только
Вдруг, не встревожить этот сон,
Шаман к тордоху торопливо,
Пошел. Вот на тропинке он.
Подъем не так порою страшен,
Как все болезни и беда:
Не отвести беду рукою,
Поднять больного не всегда
И даже духам удается.
Но нынче, будет он просить,
Чтобы смогли они Даайыс,
От всех болезней защитить!
Так думал он. Зашел в жилище,
Мешок потертый свой достал,
В него сложил настои, травы;
Обратно к берегу сбежал.
Спеша, он разбудил Аану,
И в лодку быстро усадил.
Мешок под голову положил;
-« Поспи, дитя.»- сказал. Отплыл.
А тут и ветер разгулялся,
В лицо порывом задувал.
И лодку придержать старался,
-5-
Грести, как - будто, не давал.
Река, и та уж пробудилась,
Девицею шальной вилась,
В утесы льды она швыряла,
Как оглашенная неслась.
Порой, она волчком крутилась,
И в берегах своих она,
Все клокотала. И казалось,
Как – будто бы, шаманка та,
Безумный танец танцевала,
Волною билась о борта.
Перевернуть она пыталась,
Челнок тот, с пеною у рта.
Вот руки старика ослабли,
С рекой бороться, нет уж сил…
-« Но как же девочка доплыла?» –
шамана кто-то вдруг спросил.
Старик вздохнул, совсем невольно,
И отвечал он в пустоту:
-« Ох, мне бы только ее силу,
Большого сердца доброту.
Но только годы улетели
Как птицы, и уже вдали,
И руки: нет, ни те под старость,
Из них, все силы-то – ушли.
С тобой бороться тяжело мне,
Под силу ль это старику:
Но нужно плыть, ведь ждет больная,
Нас с ней, на правом берегу» -
И лодку, словно подтолкнуло,
Шаман тут весла подхватил,
Грести он стал сильней, проворней,
Хотя и не было ведь сил:
До берега добрался быстро,
Скорей Аану разбудил,
Пугливо обернулся к речке: -
-« Так с ней я, что ли говорил?!»-
ххххххххххххххххххххххххххх
Свидетельство о публикации №122041406310