1 том. Два подвига, два князя, две победы. 2часть

     2часть. Детство.

Вот вечер томный наступает;
Июля снова благодать
Звезд ожерелье рассыпает,
С ним, вышел месяц погулять.

Плывет по небу, как по морю
И желтый парус свой надул,
И отражением играя,
Он в воду ноги окунул.

Лещ, в лунном свете, весь сверкая,
Ныряет, тешится в реке,
И только слышится плесканье,
Что эхо вторит вдалеке.

В окошках звезды отражаясь,
Мир осыпают серебром,
И от лучистого их света,
Светло вокруг, как будто днем.

Не колыхнется даже ветер;
За косогором где-то спит.
И разливается по свету,
Как песня, тишина звенит…
Хххххххххххххххххххххххххххх
-« Ах, милый Саша, что с тобою,
Что ж, босиком стоишь опять
И почему не спишь, как брат твой,
Иль в ночь собрался ты гулять?!»

-« Ах, мама, матушка, послушай,
Там на крылечке тишина,
К нам нынче в гости заглянула
И за дверьми сидит одна.

Пойдем со мной, там, в небе звезды
Мигают и смеются мне,
Я посмотрю, как снова месяц
Плывет на лодке в вышине!»

Мать в руки сына подхватила,
Тихонько вышла на крыльцо,
И засияло в лунном свете
Ребенка милое лицо.

Иль грустно ей, или печально,
Но как-то стало, страшно жаль,
Что не могла она, так жадно,
Как он, смотреть в ночную даль.

               
И не могла она, как Саша
Природу чувствовать душой,
Такому маленькому сердцу,
Неведом был уже покой.

Все тайны мира это сердце
Уже готово охватить,
А завтра постриги, как рано(!),
Его должны в коня всадить!

И опоясанный мячом, он
Забудет детские мечты,
И по двору не будет бегать,
Да прятать лапотки в кусты.

И сердце матери вдруг сжалось,
С ресниц слеза смолой сползла;
Ее стряхнула незаметно
И с сыном в дом опять ушла.

Ложила   сына, укрывала,
Да песню тихо завела,
И понеслись по миру звуки,
А тишина их вдаль несла.

-« Ой, не шумите, не шумите,
Угомонитесь, вы ветра,
Ложитесь спать, да отдыхайте,
А прилетайте к нам с утра.

Прижмитесь травушки вы, к полю,
Ложитесь тоже отдыхать,
И не шепчите снова споря,
Ведь нужно деткам засыпать.

Да не свети так ярко, месяц
И от окошка отойди,
Пусть засыпают сладко дети
И ты их лучше, не буди…»

И глазки Сашеньки закрылись
И, улыбаясь, он уснул,
В мир сказок, быстро увлекая,
Сон, видно, руку протянул.

Ингвара ж долго над ребенком
Сидела и слеза текла,
Но изменить судьбы теченье
Она, увы, уж не могла.

Она просила Ярослава,
Чтоб постриг он не торопил,
Чтоб дети дольше наигрались,
Набрались бы немного сил.

Но, Ярослав не хочет слушать;
Давно он видит в них мужчин,
Что княжичам давно пора бы,
Заняться делом, нет причин,

Чтоб рыцарский обычай древний,
На время даже отложить,
И, что военному искусству
Пришла пора их обучить.

А в сердце матери тревога,
Ее никак нельзя унять,
И редко ей придется видеть
Своих детей, чтоб вновь обнять…

Теперь из женской половины
К учителям, их отведут;
Не будет здесь уж больше шума,
И смеха их, не будет тут.

И с мыслями такими тихо,
В клубок свернувшись, прилегла,
Но до утра так пролежала,
Заснуть сегодня – не смогла.

А только чуть рассвет забрезжил,
Наряды детям собрала;
По лавкам их все разложила,
Да у окна и замерла.

Всходило солнце золотое
И заливало все вокруг,
И, поднимаясь в поднебесье,
Вдруг обернулось в желтый круг.

И мгла, как облако повисла,
И заслонила небосвод,
Вдруг, темнота весь мир сковала;
Не мира ли переворот?!

-« Ах, мама, мама, солнце, где же?»
Ее за руку тронул сын,
-« Да Бог, наверное, серчает,
Он ведь на небе господин!

Лоб окрести, дитя родное,
За все прощения проси,
Да повторяй скорей молитву
О, Господи на небеси…»-

Но не успела и молитвы
Ингвара даже прочитать,
Как посветлело все и снова
Выходит солнце, чтоб сверкать.

Чтоб согревать сердца и души,
Цветам, лугам тепло дарить;
И прошептали только губы,-
-« О, этого не может быть!

Ой, детка, Сашенька, чудно все,
Ты видел, Бог нас услыхал,
Вернул нам солнце золотое,
И мраку землю не отдал.

Пойдем с тобой под образа мы,
Его за то благодарить,
Что он дает нам это солнце,
Чтоб мы могли под ним все жить!»-

Под образа младого князя,
Ингвара молча подвела,
Молитву тихую читая,
Она заметить не могла,

Как упиваясь, юный Саша
Ловил молитвы каждый звук,
И крестик он, в кулак зажатый,
Не выпускал на миг из рук…

Вот двери хлопнули. С порога,
Лоб окрестив, шел Ярослав;
И шумно стало сразу в доме
С постели Федора подняв,

В собор все стали собираться,
Ингвара всех за стол садить,
Кормить, поить, да наставленья
 Ребятам строго говорить.

-« Ну, время!,- Ярослав поднялся,
Ингвары ж, дрогнула рука,
И не сдержалась, зарыдала,
И устремилась слез река.

Но, Ярослав обняв Ингвару,-
-« Да полноте же,- ей сказал,-
Давай-ка, лучше собираться,
Чтобы епископ нас не ждал!»

Послушно слезы осушились,
Детей за рученьки взяла;
К Преображенскому Собору
Их, с Ярославом повела.

Народу многое собралось;
Все толкотня, да суета,
Семён, епископ всеми чтимый,
Вошел, и служба начата.

И звоном, пенье поднималось
Под золотые купола,
И густо ладоном запахло,
И свечки мать им подала.

Все пели: дьяки, орхиреи.
Семён, молитву на распев,
Читал и Саша удивленный
В смятении на все смотрел.

Потом отец, их с братом вместе
К Семёну, в круг дьячков подвел,
Велел стоять не шелохнувшись,
А сам, в сторонку отошел.

Подушку красного атласа,
Семёну дьяки поднесли,
И княжичей за руки взявши,
К епископу уж, подвели.

С подушки ножницы подали,
Вот шепот слышен по рядам…
Тот срезал кудри золотые,
Те, пали мальчикам к ногам.

И вновь, собор заполнен пеньем,
Басил всем в след и сам  Семён;
Отец и мать, епископ, дьякон –
Крестили их со всех сторон.

Потом брат Федор Саше в ухо,
Чуть слышно, тайно прошептал,-
-« Теперь мы будем мужиками,
Мне дядька дьякон так сказал!»

Крутил головкой юный княжич,
В толпе он мать свою искал;
От глаз чужих и шума пенья
Он, так давно уже устал.
               
Но вот, отец его за руку
Берет, и с братом прочь ведет,
А на крыльце уже Ингвара
Своих сынов печально ждет…
Ххххххххххххххххххххх
К обедне дядька-воспитатель,
К себе в опеку Сашу брал.
-« Боярин Федор я, Данилыч,-
 С поклоном княжичу сказал.

Тебе теперь я есть наставник,
И буду я тебя учить
Еде, питью, чтобы без шума,
Да, что и где, как говорить.»

И Саша, удивленный очень
К нему от матери ушел,
Уж очень интерес великий
В словах боярских он нашел.

И потянулись дни ученья.
Монахи: грамоты, письму,
Что так, искусны, в этом деле,
Давали знания ему.

Читали библию особо,
Да повторяли много раз,
И юный княжич наизусть им,
Пласты писаний, как рассказ,

Мог из библейских этих текстов,
Дословно, вновь все повторить,
Ну, а монахи расцветали,-
Шептались все:-« Не может быть!»

А Саша так любил чтенье,
Все больше летописи; их
С монастыря несли монахи,
Все, из хранилищ, из своих.

И на пергаментах, на желтых,
Вдруг открывался целый мир;
Истории здесь нашей Русской
Текла река, как славный пир!

В « Переяславских летописцах»
Он утопал, сон забывал;
О всех событиях великих,
О княжестве своем узнал.

Узнал о храмах, кто построил
И к небесам их кто вознес,
И, о невзгодах и пожаре,
Что столько душ людских унес.

И, о голодных страшных годах;
Когда вокруг – не урожай,
А тут, врагов одни набеги,
Лишь отбиваться успевай.

Но больше он любил о предках,
Да и о родичах читать,
Да барин, Федор-то Данилыч,
О, сколько мог он рассказать!!!

Из уст его не просто песня,
А сказка дивная текла.
И юный ум младого князя,
Так поразить она смогла,

Что пред глазами выплывали
Ни деды, нет – богатыри!
И спать ночами не давали
Ему до утренней зари.

« Смотри! Вот Рюрик легендарный,
Возглавил предков славный строй.
В стихирах древних и преданьях
Навек остался он живой.

Не путай мысли ты шальные,
Их строй прямой не нарушай,
А по истории Российской
Прямой дорогой ты шагай.

Лета, как птицы пролетают,
За дюжиною лет шагай;
Святой Владимир, небом послан;
О, Русь – крещенье принимай!

За мглою мгла, за датой дата,
Кто в этом мире прав, не прав;
Собрав всю череду указов, правил,
Закон составил  Ярослав.

Той « Русской правды» нет мудрее,
Ее дополнили сыны;
И мы идем с тобой дорогой,
Где люди чтить закон должны.

Страшитесь! Всеволод Могучий!
Что может Волгу расплескать,
Леса снести, как будто щепки,
И Дон шеломом исчерпать.

Гнездо Большое – ему имя!
В народе так уж нарекли;
Всех сыновей своих могучих,
Растил защитой для земли.

Птенцами дети разлетелись
И Русь святую берегут.
О них уже стихиры пишут
И песни славные поют…

Чу! Топот коней. Страшен, грозен
Для всяких ворогов ездок;
Дружины снова поднимая,
В бой он ведет их на восток.

И степняков шальное племя,
Вдаль убегает впопыхах;
Их гонит дядька, воин славный
И князь – Владимир Маномах.

Вот, дядька Юрий Долгорукий;
Отца он выполнил наказ –
Встал город! Куполов сияньем
Москва, уж привечает нас.»

И Саша маленький гордился,
И грозным дедом, и отцом,
Старался очень и трудился,
Чтоб «не ударить в грязь лицом.»

Еще дивили византийцы;
В « Александрию» был влюблен.
К чему, ему теперь стремится,
В те годы, точно знал и он.

Но не прекрасно все в ученье;
И скучно на судах сидеть,
И, ничего не понимая,
В глаза обиженных  смотреть.

Не ясно было и обидно –
Законов и не надо знать(!),
Судили всех – не справедливо:
Как это можно все понять?!

Людей неравенство пугало:
Рабов, холопов без суда,
Коль захотели – убивали,
Не оставалось и следа.

Крестьяне-смерды, хоть свободны,
Но словно небо от земли
Отделены и жить с народом,
По их законам – не могли.

И шаг за шагом открывались,
Как будто в стенах ворота,
Все тайны, хитрости боярства,
Людей сплошная нагота.

Иных людей, чей разум светел,
Несправедливость, не щадя,
Им раной в сердце отзывалась,
На нищету вокруг глядя.

Так при дворе у Ярослава,
Дружинник бывший, Даниил,
Что службу княжескую бросил,
И в сердце веру погасил;

Что справедливость мира грянет,
И, что наступит новый век,
Не будет горя и несчастья,
Свободен будет человек…

Свое «Моление» писал он,
Не от себя, от всех людей,
От обездоленных, голодных,
Бездомных маленьких детей.

Он к князю обращался, плача,
Чтоб « вспомнил князь и про того,
Кому и хлеб сухой-то, в радость,
Ни яства, со стола его.»-

Он говорил ему, что «коли,
На мягких ты постелях спишь,
Собольей шубой укрываясь,
Так вспомни(!), где- то есть малыш,

Что лишь под платом, замерзая,
Зимой, голодный и босой,
Хотел бы жить в твоем он доме,
Перину разделить с тобой.

Я  вижу властью упоенье
Боярства местного всего,
Владенья  князь ты расширяешь,
Но ты не видишь одного

Сколь голодающих, сколь нищих,
И как живет весь «черный люд»;
О, ни по их ли мертвым душам,
Опять колокола поют?!»

До слуха Саши доходили
Все эти горькие слова
И он задумывался чаще:
Внимал, о чем идет молва…

И открывал теперь он новый
Мир, непонятный для себя,
Где только тяготы народа,
Где стонет бедная земля.

Дела князей, уж очень важных,
Владык церковных божество,
Переплетались с нищетою,
О, Русь! О, Русь – убожество!...
хххххххххххххххххххххххххххххх
 
Лазурью небо все залито,
Лишь дымкой белой облака,
Скрывая солнце золотое,
Плывут опять, издалека.

А солнце жаром обжигая,
Их превращает в белый пар;
На горизонте, расплываясь,
Резвится пламенный пожар.

Он поднимается все выше
И вот, сверкнуло; солнца свет,
Залил все небо, осветил все,
Земля – увидела рассвет!

И утро ласково ступает,
И всю природу тормошит,
И яркий луч, сбежав от солнца,
По лесу темному бежит.

Все пробуждается: и птицы
Перекликаются, поют.
За бугорками уши зайцев
Мелькают; смотришь – там и тут.

Все в мире дивно и красиво,
И все так радует глаза;
И солнце яркое в зените,
И горизонта бирюза.

Коней, по Юрьевской дороге,
Веселый, равномерный бег,
Дружинников, что едут рядом,
Неугомонный громкий смех.

Отец, что с вечера собрался,
И во Владимир, стольный град,
Его впервые взял с собою,
Чему наш княжич, очень рад!

…И вот открылась перед взором,
Вдруг крепость мощная ему,
- « Смотри, огромные ворота,
Как их подняли не пойму?!

И достают чуть не до неба,-
И дивна Саше высота,-
Да, все расписаны узором,
Дивись, какая красота!»

Ну, а в глазах уже Успенский,
Вот, пятиглавый встал собор,
Где так красиво, и так дивно
Украшен был церковный двор.

Вот, Белокаменный для взора,
И Дмитровский открылся храм,
Он золотою головою,
Вознесся к самым облакам.

И он стоял, над всеми грозный,
В златом шеломе богатырь,
И охранял он град Владимир,
И весь его окрестный мир.

А белокаменные стены,
Увенчаны, такой резьбой,
Что, как парчовые одежды,
Объят в них, этот храм святой.

-« А кто воздвиг такое диво?»
-« Князь Боголюбский, знать, Андрей.
Его он, лишь в четыре года,
Построил до самих дверей.

Он мастеров хотел « из немец»
С начала, даже пригласить,
Ну, а потом, велел он русским
Построить все и смастерить.

И греков, в помощь нанимая
Велел им всё на русский лад,
Разрисовать и расписаться,
Чтоб глаз всегда всему был рад.

И вот расписаны  все стены
Во белокаменный собор;
Все здесь тебе; и Македонский
И звери, птицы на подбор.

А рядом русские портреты
Вот Всеволод, твой дед стоит.
А рядом мальчики в кафтанах,
А вот, смотри, отец бежит…»-

Но Сашу больше поражает
Убранство здания внутри;
Все здесь в божественных картинах,
Не пересмотришь – зри, не зри.

И  золотой резьбы посуды
Здесь блеск, струится через свет
Ста сотен свечек и лампадок,
Здесь отражают тайну лет.

И басовитых архиереев
Повсюду слышны голоса
И колокольный звон иначе;
Он падает, как «с небеса».

И всё-то дивно Александру,
И всё-то в радость посмотреть,
Но вот отец велит обратно,
 В  ту, значит, сторону глядеть.

И путешествие так скоро
Вдруг для него оборвалось,
А как доехали до дома,
То долго ночью не спалось

Потом, пути-дороги Саше
Всё чаще стали выпадать:
Он, то по дальним, то по ближним
Все городам стал пропадать

И на звериную охоту,
Или на рыбный долгий лов,
Он был всегда и днём и ночью
И в путь отправиться готов.

По слободам, а то по сёлам
Или,  по дальним, по весям,
Уж ездил он с отцом за данью,
Где по дорогам столько ям!

Да и телеги, в грязи кои,
Всё утопали, он толкал,
Потом с дружинниками звонко
Он песни славно распевал.

И беспокойной оказалась
Жизнь князя, да и непроста;
Её походный быт издревле,
Да стройки,  тяжбы, суета.

И звон мечей, поля побоищ
Столь рано Саша увидал,
 Но с той поры он год от года
Всё закалялся и мужал.

И путь, судьба что проложила
Для витязя Руси не нов;
Противоборства были нормой
И ко всему всегда готов,

Быть должен князь. И непременно
К превратностям своей судьбы,
Он относился с чувством долга
И средь интриг всех и борьбы,

Что с внешними врагами, кои,
Руси дорогу перешли,
Перевороты, что порою,
Судьбу князей менять могли.

Князь принимал не прекословя,
За милость Господа хвалил,
А за лишения, невзгоды
Бояр, да чернь свою корил…
хххххххххххххххххххххххххх