Сказка о Балде и его молодой жене

Сказка о Балде и его молодой жене Маше



Видит Балда,
Что пришла на поповье подворье беда.
Поучил попа он славно,
Но уж слишком исправно.
Попадья возле старика хлопочет,
Плачет, Балду под суд отдать хочет.
Поповне и Балду, и батюшку жаль,
Лишь попёнку неведома печаль.
В люльке сидит, качается,
Над отцом своим потешается,
Как тот мычит, корячится,
За сундук от Балды прячется.


Есть сердце и у Балды,
Стал посередь двора и не туды, и не сюды.
Мыслит: «Вот где меня бес попутал,
Оброк отдал, да как коня и спутал.
А с другого боку, в самом деле,
Не бросать же поповну. Девка в теле,
И попёнок зовёт меня Тятей,
Не расти же сиротой дитяти».
Так и решил Балда – работник:
«Буду сам себе и конюх и плотник.
Сосватаю у попадьи её Машу,
Да, как-нибудь, расхлебаю эту кашу».


При таком повороте дела
Попадья слегка оторопела,
Маша залилася вся краскою,
Улыбается, на Балду смотрит с ласкою,
Попёнок на руки к Балде просится,
На сестру и на мамку косится.
Тут у попадьи от сердца отлегло:
«Не было счастья, так несчастье помогло».
Тёщей ей давно хотелось стать,
Да всё женихи не под стать.
«А Балда то молодец добрый, что конь,
С ним хошь в воду, хошь в огонь.
Для семейства всегда добудет средства,
Не будет с ним Маше никакого бедства».
Поладили попадья и Балда на этом.
Свадьбу решили справить этим же летом.




Живет Балда теперь в милости,
Как и до преж без ленивости
ест за четверых,
работает за семерых.
Спит, однако, не на соломе,
А в поповском сосновом доме.
Полбу есть перестал,
Молиться перед трапезой стал.
Свадьбы в поповском доме ждут,
Дни за днями чередом идут.
Поповна зорьки считает,
О замужней жизни мечтает,
Приданное свое шьёт,
Песни в светёлке поёт.
Жених да невеста время торопят,
Солнце да Луна скорее всходят.
В гору колесо тяни, толкай,
Под гору держи, догоняй.
Попадье уж грустно маленько,
Время идет, а срок уже близенько.


Да прознали про свадьбу черти:
«Будет нас помнить Балда до самой своей смерти!».
Хотят сделать мужику гадость,
Устроить себе небольшую радость.
«Вспомнит Балда - мужичок
наш оброк!».
На совет свой бесовий собрались,
Да до зореньки совещались.
И решили в брачную ночь
Балде по хозяйству помочь.
Засылают бесёнка – супостата,
К Балде за оброк в расплату.


Срок пришел, и свадебка Балдова отшумела,
Гости напились, родня осоловела.
Пили мёд и вкусно кушали,
Были веселы, а Бога слушали.
Расходилися честные почивать,
Молодых, отправив на кровать,
И желали им, чтоб елось и пилось,
Чтобы им хотелось и моглось,
Вот Балда и Маша в горнице одни,
Началися их супружеские дни.


Только Балда на свечку фукнул,
На полати к Машеньке юркнул,
Объявился тут подосланный бесёнок,
Замяукал, как голодный котёнок:
«Поздравляю, Балдушка, с законным браком,
Желаю в вашем семействе не быть дракам!
Хотя, драка дело такое,
Морду набил – сердце успокоил.
А ещё, желаю детей вам очень много,
Будет вам в этом наша подмога.
Станем детей ваших в счёт оброка учить,
А коли надо, так исправно лечить.
Меня же прислали к тебе в подарок.
Не гляди, что собой я не ярок,
Сослужу тебе службу любую,
Нарублю дров, самовар раздую.
Теперь же задай мне работу,
Да забудь о ней свою заботу.
Чего хошь мне закажи,
Сам же отдыхай, лежи».


Балда аж сплюнул: «Каков нахал!»,
Однако порты натянул, нехотя встал,
Подвоха, якобы, не заметил,
Молвил: «Что ж это, вы, чёртовы дети,
Другого времени не нашли мне помочь,
Как в первую опосля свадьбы ночь?».
А бесёнок ему: «Ночь, Балдушка, времечко наше.
Днем, упаси Бог, напугаем население ваше.
Да с утра я завсегда не трезвый,
Ты уж не серчай, мужичок любезный».
Скребёт затылок Балда,
Смекает, «Послать бы вражёнка куда?»,
А рядом жена лежит - томится,
Всё ещё красная девица.
«Ну, - говорит Балда, - ладно.
Не будет тебе, лупоглазый, накладно,
Ежели ты дров три телеги спулишь,
Распилишь всё, да сам и нарубишь.
Уложишь ровнёхонько вдоль забору,
Да, чтоб во дворе не было сору!».


С тем чертёнок Балде поклонился,
От полатей их удалился.
Молодые рады – нахалёнок сгинул,
Балда порты живёхонько скинул,
Подобрался уж к прелестям Маши,
Тут бы и нам оставить молодых наших.
Так нет же, чёртов сынок - не прост,
Появился опять, во весь свой плюгавый рост
Копытцами цокает,
Ресничками хлопает,
Мяучит: «Дело твоё, хозяин, справил.
Точь в точь, как меня ты наставил!».
Балдушку нашего аж скрючило:
«Эх! Канючило!
Будешь ты меня, поганец, любить!
Я тебя сейчас буду бить!».
А бесёнок: «Что ты, мужичок, Бог с тобою.
Хочешь? Я тебе дом построю.
Будешь в нём до старости жить,
Не о чем тебе будет тужить».
Остудил балдовий гнев
такой бесовий напев.
Затея пришлась по нраву.
«Вот ведь выдумал право!».
«А что, Маша, пущай строит.
Больше этого. Разов втрое.
Мы с тобой туда переберёмся,
Глядишь, и с тёщею не раздерёмся.
Добро. Валяй.
А коли, не срубишь, на себя пеняй!».


Не успел Балда к жёнушке лечь,
опять слышит чёртову речь:
«Дом готов. Принимай, хозяин, работу.
Намахался я до седьмого пота,
Однако, готов служить тебе снова.
У вас, никак, не доена корова?».
Покинула Балду тут смекалка,
Под руку подвернулась скалка,
А Маша ему из постели:
«Что ты, Балдушка, в самом деле!
Нам еще надо ночку сладить.
Не время бесовы спины гладить.
Постой, дам вражёнку задачу,
Урок на век ему назначу».
Выдернула Маша волосок,
Маленький, колечко – завиток.
Отколь неизвестно,
Только, видать, расти ему, было тесно.
Подозвала к себе чертёнка,
Погладила по спинке, как котёнка:
«На-ка, тебе этот завиток.
Да, распрями его в ближайшей срок».








С тех пор след простыл бесёнка,
Не под силу, видать, чертям Машина работёнка.
Да шёл Балда, как-то, берегом моря,
Глядь, сидят бесовы души в полном сборе,
Прямят поочередь завиток Машин,
Бранятся промеж собой языком нашим.
Молвил им Балда: «Здорово Кумы!
Чтой-то вы чертяки угрюмы?»
В ответ бесы колдобясь захрюкали,
Ровно чьё-то чужое понюхали:
«За что нам, Балда, такая немилость?
Где у твоей супруги стыдливость?
От её заданья нам уже не в мочь,
Так же можно и занемочь».
А Балда им с назиданьем,
С полным про то познаньем:
«Вы, черти, супротив любой бабы,
Будете просто слабы.
Уж коли, она чего захочет,
Тот, кто ей того не схлопочет,
Пущай забудет, что такое покой,
Уж такой их бабий покрой.
Впредь будет вам, собакам, наука,
Не совать свое рыло, когда такая штука!».


1846 г.