Уход Льва Толстого. Часть девятнадцатая

Лежал граф в комнате просторной,
Татьяна* вытерла лицо.
С улыбкою рукой проворной
Поколдовала над отцом.

В ответ граф тоже улыбался.
Сергей** подушки сам взбивал.
«Подушка Сони?!»  — Удивлялся...
«А где она?»  — Вопрос витал.

Запнулась Таня: «Мама дома...»
Лгала, не глядя на него.
Но тяжесть глыбой многотонной
Накрыла, съёжила всего.

Неловкий разговор прервался:
На цыпочках вошёл Чертков.
Толстой навстречу приподнялся,
Вгляделся строго: «Кто таков?»

Чертков поправил одеяло,
Присел на стул, был молчалив.
Печален — мыслей было мало:
Обрывки их — прилив-отлив.

«Температура спала — слабость,
Выздоровление грядёт...»
«Что, в самом деле? Грусть иль радость?
Какой переполох пойдёт!

А я возьму да и поправлюсь...» —
В глазах зажёгся огонёк.
«Я слишком злой, я мало нравлюсь...»
Граф отвернулся и замолк.

«Не стоит, право, волноваться...» —
Заметил холодно Чертков.
«Поспать немного, постараться,
У вас удобный здесь альков».

Толстой вскричал: «Нет-нет, позвольте!
У Достоевского Христос —
Для избранных Господь — извольте!
Он веру в массы не принёс.

А массам нужен инквизитор,
Он стадо быстро соберёт.
Пастух, но с плёткою — не ритор,
С любого шкуру обдерёт!»

«Нельзя, мой друг, вам волноваться...»
«Пытаются закрыть мне рот...
Не стоит, право, так стараться —
Всё сделаю наоборот!

Болезнь полезна — истин время,
Возник особый ясный свет.
Невидимое скинул бремя,
Мне мир открыт, в нём тайны нет».

Примечание:
*Дочь Татьяна Львовна;
**Сын Сергей Львович.