Он называл себя Греем, она - Ассолью

Красивое ей родители дали имя -
Варварой назвали девочку в честь святой.
Девчушка взрослеть спешила, летело время,
Ей было всего лишь пять в полдень роковой,
Когда и отец, и мама погибли вместе -
Им ангел на облака проложил маршрут,
Она ничего не знала тогда о смерти
И верила, что однажды они придут...
Варюхой-горюхой звали ее в детдоме,
Ей жизнь не казалась сахаром никогда,
Ночами кусая губы от горькой боли,
Вполголоса повторяла она слова:
«Я верю, что алый парус увижу скоро,
Я знаю, что вслед за ночью приходит день,
И после дождя сияет на небе солнце,
И скоро меня найдет мой отважный Грей».
Ребята смеялись хором: ну это ж надо -
В четырнадцать верить в сказки про паруса!
Вослед ей неслись насмешки, угрозы, маты:
Жестоки порой бывают детей сердца.
Секреты ее узнали цветы и травы:
Она улыбалась им, промокнув слезу,
И был еще Чак, хромающая дворняга -
Варюха ему носила тайком еду.
И вскоре пришла пора выбирать дорогу
Из тысяч переплетенных судьбой путей,
А юность дразнила и хохотала звонко,
Кричала: «Не дрейфь, Варюха, шагай смелей!»
Варюха не шла: бежала она вприпрыжку
За пахнущей ярким солнцем большой мечтой,
На пару с героем самой любимой книжки
Стремилась угнаться за озорной звездой.
Открытой душой животных она любила,
Призванье найдя в спасенье пушистых душ,
Зверушек, в беду попавших, она лечила,
Неонам столицы предпочитая глушь.
Красивая и молоденькая дивчина…
Ну что за работа – вычесывать кошкам блох?
Не лучше ль сидеть в отдельчике магазина,
Подкрасив реснички? /Так мужа быстрей найдешь/.
Так говорили знакомые и соседи,
Она улыбалась - ну как же им объяснить -
Нуждаются в ее помощи эти звери,
Призванье ее – от боли зверьков лечить.
Казалось, что в жизни будет всё так прекрасно,
Светило солнце, и не было в небе туч,
Дышалось Варюхе весело и приятно,
И пелись слова /их помнила наизусть/:
«Я верю, что алый парус увижу скоро,
Я знаю, что вслед за ночью приходит день,
И после дождя сияет на небе солнце,
И скоро меня отыщет отважный Грей».
Беда не предупреждает и не стучится -
Незванно приходит, когда никто не ждет.
Спешила она: собака должна щениться,
Был так далеко тяжелый бетонный мост!
Махнула рукой, ступила ногой на рельсы,
По скользким рванув путям, чтобы напрямик...
И в этот момент судьбы задрожали стрелки,
Несущийся поезд рядышком вдруг возник.
Нога соскользнула в страшное то мгновенье...
Рассыпались все лекарства на влажный путь,
Ее не спасло ни поезда торможенье,
Ни в мыслях рожденное вдруг: «Помоги, Господь!»
Не видела Варя, как  подбежали люди,
Не слышала истерично-визжащий крик.
Мгновенно одно мгновенье ломает судьбы.
Кроваво-багряный свет вдруг в глазах померк.
Она не слыхала воя сирены "скорой",
Не видела, как блеснули глаза сестры,
На миг наполняясь горькой скупой слезою.
Варюха ушла в царство мрака и темноты.
До мозга пробрал знакомый и резкий запах.
Закашлялась, задыхаясь нашатырем.
Фигура пророкотала гнусавым басом:
« Заштопали. Живы будем и не помрем».
Больница… кольнула в сердце иглой догадка.
Взгляд медленно по простынке спустился вниз.
Подпрыгнуло сердце, стало вдруг слишком жарко,
Услышали стены отчаянно-жуткий крик.
Короткое тело ей показалось страшным,
Лишенное стройной пары красивых ног.
Всё важное раньше стало теперь неважным.
Мир рухнул до основания. До основ.
Как стало понятно - очень немного надо,
Чтоб перепутать в маршруте судьбы  пути,
И распахнулись услужливо двери ада -
Ей суждено было девять кругов пройти.
Встретился не сатана — гениальный Данте
И, усмехаясь, промолвил: «Вперёд иди!»
Он протянул не балетки и не пуанты -
Обыкновенные старые костыли.
Прошлое скрылось, захлопнув от счастья дверцу,
Варя пыталась на тех костылях ходить,
В мире бушующем холодно стало сердцу,
Разум склонялся к шекспировскому "не быть"...
Что-то держало, сорваться мешало в пропасть,
Жизненный принцип Варюхи был так силен,
Можно ль собрать из осколков смешное солнце,
Если твой город разрушен, испепелен?
Жизнь продолжалась, но было ли это жизнью?
Ночью бессонной мучительно бил вопрос:
Было ли то, что случилось с ней, справедливо,
А иногда с губ срывалось: «За что, Христос?»
Ей суждено было выпить страданий чашу,
Молча глотая дьявольский тот коктейль,
Что заводил в непролазно-густую чащу,
Не позволяя гулять по равнине  дней.
Люди, встречая Варюху, взор отводили,
А иногда злым презреньем светился взгляд,
Молча девчонку прохожие обходили -
Что тут поделать? Никто же не виноват.
Всё это так, но тепла не хватало Варе,
Губы кусая, боялась сорваться в крик,
Боль на бумагу выплескивалась стихами.
Боль пропитала тот самый /из песни/ миг.
Милостыню не хотела просить– гордячка.
Села б у храма, копейка, глядишь, была.
Так говорили соседи, молчала Варя
И потихоньку по жизни вперед ползла.
Ползать рожденный летать никогда не сможет.
Точку поставил тот классик в её судьбе.
Если бы знал он, как сердце полета просит,
Хочет бежать босиком по степной траве.
Ползать рожденный… а если не так всё просто?
Если она рождена для полетов ввысь?
Хочет руками до солнышка дотянуться,
Только летает теперь почему-то вниз?
Сжалились над инвалидом соседи сверху:
Всё-таки мир не без добрых /ура! / людей,
Что подарили компьютер. Сеть Интернета
Стала реальности лучше, родней, милей.
Байты и биты мешали ей спать ночами,
Были прочитаны книги библиотек.
Форумы, чаты пестрели ее стихами,
С губ иногда /словно в детстве/ срывался смех...
Он постучался к ней в сердце апрельским утром,
Звонкой капелью в девичью судьбу проник,
В двери ворвался весенним звенящим шумом,
Солнечным зайчиком на потолке возник.
Он называл себя Греем, она Ассолью,
Лишь для нее сочинял он в ночи стихи,
Сердце, сроднившись с любовью, простилось с болью,
Билось всё чаще от ласковой чепухи.
Ведал секреты души монитор гудящий,
В мыслях витал постоянно лишь он один,
Снова хотелось дурачиться и смеяться.
Эта любовь победила щемящий сплин.
В сеть выходя, трепетало девичье сердце,
Губы шептали те памятные слова...
Как ей хотелось с любимым сродниться вместе!
В нежности солнца купала двоих весна.
«Я верю, что алый парус увижу скоро,
Я знаю, что вслед за ночью приходит день,
И после дождя сияет на небе солнце,
И скоро меня найдет мой отважный Грей».
«Это же он, твой единственный» - пело сердце.
Как я люблю тебя, мой несравненный Грей!
Вместе вливались они в озорное лето,
В вальс кружилась Земля. Веселей.  Быстрей.
Он написал, что она лучше всех на свете,
Он говорил, что всю жизнь лишь ее искал.
Время пришло: он любимой назначил встречу.
Радостно встретил героя большой вокзал.
В этой гудящей толпе он искал девчонку,
Встречу с которой мечтательно рисовал.
Оторопел, невзначай посмотрев в сторонку.
Белый букетик роз, падая, зашуршал.
Парень застыл, увидав девочку-калеку.
С робкой улыбкой она подошла к нему.
Нет, не такой представлял он с Ассолью встречу.
Тихо она прошептала: «А я Вас жду...»
И покраснела, глаза опустив смущенно,
Пальцы вцепились в нелепые костыли.
«Вы извините, мой поезд отходит скоро.
Вам померещилось... Нет, незнакомы мы»...
Пряча глаза, отвернувшись от бедной Вари,
Он растворился в толпящейся пестроте.
«Грей, подожди, я по фото тебя узнала!.. »
Чья-то нога растоптала цветов букет.
В эту минуту в груди загорелось болью,
Воздух хватая, пыталась вдохнуть она,
И, не дождавшись приезда кареты «скорой»,
В вечность Варюхи-горюхи душа ушла…
Доктор, прикрыв простынею калеки тело,
Сплюнув на землю, сказал: «Да простой инфаркт.
Если б чуть раньше, спасли бы её... наверно,
Ну, а теперь ей поможет лишь катафалк».
И любопытных толпа разбрелась, зевая:
Мало ли их умирает, простых бомжих,
А на перроне, разбросанные, валялись
Лаком покрытые черные костыли.
Вечером он одиноко сидел в квартире,
А на него с фотографии на стене
Полные счастья девчонки глаза смотрели,
Строчки любимых стихов он читал Луне:
«Я верю, что алый парус увижу скоро,
Я знаю, что вслед за ночью приходит день,
И после дождя сияет на небе солнце,
И скоро меня найдет мой отважный Грей...»

В соавторстве с Eo benefaciendo.