О любовь!

Уже немолод, сед главой местами —
Как сад осенний пред вечною зимой,
Наедине он с горестными днями
Беседует о вечном сам с собой.
Душу не радует текущее мгновенье;
Что счастье? — оно в юность отцвело.
Ту, что любил, рок, иль проведенье
Сгубили рано, в грешный час назло.
Была мила красавица — Джульетта;
Ей тогда было всего двадцать лет.
Однажды ночью тёмной, до рассвета —
Её убил злодей, её уж больше нет.
В тот день покинул Рим, Тиберий;
В злодействе этом его винили зря.
Лишь спустя годы и множество мгновений —
Его вновь в Риме вижу, друзья, я.
Как тень ночная, идёт он по кладбищу;
В руках его, зарёй — факел горит.
И ветер дует, но не задуть ветрищу —
Огонь надёжный, что путь ему светит.
Тиберий болен, болен теперь дважды:
Любовной мукой, да земная хворь.
Он перед смертью снова лик Джульетты —
Жаждет увидеть, ведёт его боль.
Он счастья в днях не знавал картину;
Изгоем он бродил и путал след.
Похож он был — на брошенную псину;
На пса у коего хозяев добрых нет.
— О! счастье, ты ни для всех сияешь;
Судьба жестока к иным каждый день.
Коль горе обняло, то уж не перестанешь
С ним разделять печалей его тень.
Вот — склеп, в котором спит Джульетта,
Тиберий отворил тихонько дверь.
Вот — гроб её, а на гробу плита.
— Что далее Тиберий? Что теперь?
— Умолкни вечность! и ты молчи повеса!
Дай тосковать в молчание немом.
Знай: больше слов любых значит слеза;
Есть слово ль глубже слезы своим дном?
Душа моя — израненная птица;
Счастье моё — корабль затонувший.
Коль Солнце этого во мне коснётся —
То рухнет с неба, его огонь потухший.
Что океан бездонный? — глубже стон.
Мерой космической душа может скорбеть.
Одной слезой — отравлен счастья эталон,
Одна слеза — и раю уж не петь...
.
В безумство верно беды нас свергают,
И странности различные в цвету.
Но люди этого уже не замечают —
В своём неведомом другим людям бреду.
Поплакав, Тиберий сдвинул плиту с гроба;
Факел покорно Джульетту осветил —
Там череп смотрит пустотою — "В глаза оба";
В улыбке вечной он зубы обнажил.
Коса Джульетты — высохшей верёвкой —
Лежит на дне гроба, красы забыв век свой.
Вдруг по костям, бежит печаль слезой;
Тиберий плачет, не найдя покой.
— Здесь раньше были алые уста,
Коснувшись черепа, Тиберий прошептал.
— И песня в них была, чей красоте —
Сам Тибр славный верно уступал.
— Здесь раньше были милые глаза;
В них синь небес жила и зоркий взгляд.
Где те глаза теперь, скажи повеса,
Где ныне тот сердцу бесценный клад?
Всё было в ней — божественно, прекрасно;
Мне больно видеть этот скелет.
Хранит живой память её напрасно:
Ведь её нет, ты видишь — её нет!
Где грудь прекрасная, и где вторая,
Где её тайны — что прятались меж ног,
Где её кожа, едва-едва румяная?
Уж нет того — истлел жизни поток.
Ведом безумством, горестный Тиберий —
К Джульетте лёг в холодный её гроб.
И выпил яд из корешков соцветий;
Минутой позже, стал хладен его лоб.
.
Случилось так — в склеп тот чрез годы
Сторож кладбища зачем-то заглянул.
Были шаги его печальны, горестны следы,
К счастью мотив — в нём уж давно уснул.
Факел в руках его, надёжное кострище —
Гроб осветило, дрогнул стража глаз:
"В гробу, два черепа друг другу зрят в глазища,
Всей вечностью сокрытой внутри нас!"