Вечно второй

               
                Вечно второй.
      

 «…Стремление к первенству заложено в самой природе любого живого существа. Все они стремятся выжить, а для этого надо победить других. Любая победа приходит только в соперничестве с кем-то или чем-то. Соперничество всегда порождает конкуренцию. В результате этого побеждает  тот, кто лучше на данный момент. И чем больше усилий ты прилагаешь к тому, чтобы быть первым, тем большее опустошение ожидает тебя, когда ты достигнешь своей цели.  И перед тобой всегда будет стоять выбор : или отойти в сторону и уступить дорогу тем, у кого больше азар-та и жажды побед, или выбрать для себя новую цель…»
     Выдержки из дипломной работы студента 5-го курса, ФИО, группа №…,Т-го Государственного университета, факультет,,,,,,,, отделение Единоборств. Тема: «Психологические аспекты личности  в профессиональной деятельности спорта высоких достижений. Мотивация и адаптация личности в стрессовых ситуациях.»
   «… Оценка  - отлично. Особо хочу отметить попытку соискателя при раскрытии заявленной темы    использовать не только специальные термины, но и живую разговорную речь с использованием  привычных  нам всем оборотов русского языка, в том числе даже сленговых слов и понятий. Импонирует также смелость соискателя в выборе и построении системы доказательств  своей идеи.»   Председатель экзаменационной комиссии :     …………

                Начало.
      
       Мы впервые увидели друг друга на тренировке, в небольшом спортивном зале, застеленном почти от стены до стены стареньким потертым борцовским ковром. Пот многих поколений капал на эти уже разбитые маты, в этом зальчике зажигались надежды многих мальчишек. У кого-то они набирали силу и жили дальше, развиваясь и становясь все амбициознее, у кого-то навсегда оставались здесь. Я ходил на тренировки уже больше двух недель и считал себя довольно опытным борцом. Пары мне пока не было, и я отрабатывал приемы на манекене, набитом окаменевшей от долгого использования ватой и тоже потертом и стареньком. Андрея тренер поставил ко мне в пару и предложил, как он это всегда делал с новичками, провести небольшой спарринг, наскоро объяснив ему принципы вольной  борьбы. Андрей с ходу кинулся на меня, я сделал финт и поймал его на бросок через бедро. Он быстро вскочил и без всяких раздумий и подготовки опять попер на меня. Я прошел ему в ноги и опять положил на лопатки. Он вскочил и как ни в чем не бывало  и опять полетел на меня. Я положил его еще раз. Его неутомимая настырность озадачивала. Дыхание у него сбилось, но запал не пропадал. Каким-то образом ему удалось повалить меня на ковер. Когда мы по команде тренера поднялись, я увидел его улыбку. Его тонкие губы, сжатые до этого плотно, разъехались в радостной искренней улыбке, показывая беззубый рот. Если бы я тогда знал смысл слова «счастье», я бы назвал его улыбку счастливой.
        Мы стали тренироваться в паре и, как водится, подружились. Отцы наши были теми еще кузнечиками и оба скакали по просторам нашей великой и необъятной страны, пудря мозги доверчивым дурам, периодически брюхатя их и бросая, чтобы прыгать налегке дальше- так говорила в сердцах моя мама, когда заходила речь о моем отце. Еще она говорила о каком-то бумеранге, с завидным постоянством летающем за такими отцами по просторам могучей и необъятной и неизбежно настигнущим  их в старости.  Но отцы наши были, по- видимому, опытными и ушлыми кузнечиками, коль им удавалось столько лет уклоняться от встречи с этим бумерангом. От моего отца приходили алименты, то с одной великой стройки, то с другой, находящейся на другом конце страны. Иногда он поздравлял нас с праздником, то с Новым годом, присылая открытку со смешной стихотворной надписью, то с Первым апреля. На день рождения мамы и на мой всегда приходила посылка с подарками, иногда очень неожиданными: то с красивыми перламутровыми раковинами, в которых шумело море, то с вкуснющей чурчхелой, то с оловянными солдатиками для меня и дорогими  туфлями для мамы. Однажды пришли французские духи, их чарующий запах пропитал весь фанерный ящик, и я еще долго хранил его под кроватью, иногда лазая под нее и вдыхая незнакомый  волнующий аромат.
                Я верил, что отец любит маму и когда-нибудь вернется к нам со своих строек, и мы опять будем жить вместе, и я по выходным буду приходить к ним в комнату и залазить под одеяло, сворачиваясь у них в ногах, и чувствовать их тепло, а потом мы будем пить на кухне чай со смородиновым листом и какими-то пахучими вкусными травами, и пойдем в парк, и они будут идти рядом, держась за руки, и о чем-то взрослом перешептываться, и мама будет  иногда смущенно взглядывать на меня, и легко и светло улыбаться. А потом я в тире буду старательно целится из воздушки в фанерные мишени рядом с отцом, и собью их все, а он не попадет ни в одну и будет этому удивляться, сокрушенно покачивая головой, а мама будет весело смеяться и беззлобно называть его «мазилой». И у меня  появится сестренка, которую они обещали купить в каком-то магазине.
      Мой новый друг был малоразговорчивым мальчиком, то ли от стеснения, то ли просто был молчуном. Ему нравилось тренироваться, он часто приходил в спортзал раньше всех и к нашему общему приходу успевал то побегать, то потаскать гантели.Он быстро догнал всех нас, старожилов секции, и мог уже легко побороть любого из нас. В наших спаррингах он жалел меня и не бросал что есть силы на ковер, а слегка придерживал меня, чтобы я смог успеть сгруппироваться и правильно упасть. Он был приспособлен к борьбе, казалось, что он родился на ковре. У него с нескольких раз  легко получалось то, на что у многих мальчишек уходили дни и недели. Все пацаны завидовали его успехам и хотели с ним подружиться, но он из всех выбрал меня, а с остальными был просто приятелем. С тренировок мы всегда уходили вместе, часто дожидаясь друг друга. По пути домой я часто рассказывал Андрею про своего отца, конечно же, многое присочинив. Он молча, не переспрашивая,  с интересом, немного даже с завистью, слушал мои рассказы.
          А потом, смущаясь и заикаясь от смущения, начал понемногу рассказывать и о своей жизни. Его отец, как и мой, тоже не жил с ними, разъезжая по стране, и был то ли геологом, то ли буровиком. Мать тянула одна его со старшей почти на два года сестрой. Алименты от отца приходили каждый месяц, а его самого Андрей не видел уже давно и помнил только по фотографиям. Он показывал мне их- на них его отец  в солидном темном пиджаке и белой сорочке с распахнутым воротом плотно прижимался плечом к беленькой женщине с усталой улыбкой-его маме. У отца была видна ранняя лысина и глаза были хитрые, словно у кота, который съел чужую сметану.  Мама у Андрея работала воспитателем в детском садике.
      Андрей скупо рассказывал об отце, сочинять для него героические истории ему было трудно. И получался обычный человек, который бросил жену с двумя детьми и уехал на заработки еще дальше на Севера. Но он, так же, как и я, скучал по отцу, и ему его тоже не хватало. Мы, дети из неполных семей, чувствовали это, но говорить об этом стеснялись.
     На борьбу Андрей решил пойти по главной для всех пацанов  причине: чтобы стать сильным, научиться приемчикам и кое-кому накостылять. И еще он хотел всегда заступаться за свою старшую  сестру. Она, конечно, была ого-го, ее боялись пацаны в дворе и в школе, но он хотел быть заступником. Он, смущаясь, не глядя мне в глаза, произнес это срывающимся от волнения голосом. Так он понимал смысл мужской жизни. Ведь мы же – мужчины!
        Мы росли, мужали, набирались опыта, взрослели. К 15 годам Андрей стал несколько раз чемпионом области в своем весе, выиграл несколько других турниров, стал КМС и готовился выступать на первенстве России. Он стал лучшим учеником нашей  ДЮСШ.  Ему прочили большое будущее. Он не загордился, воспринимал свои успехи как что-то естественное  и неизбежное в своей жизни.
      После окончания 8 класса Андрей решил поехать учиться в техникум на механика в областной центр. Там у нашего тренера были хорошие знакомые, которые давно предлагали ему отправить Андрея к ним и обещали сделать из него минимум мастера спорта. Ну и Андрей решил не сидеть у матери на шее, в техникуме была неплохая стипендия, ему еще обещали доплату как члену сборной области. Наши с ним пути разошлись. Мы изредка переписывались да передавали друг другу с оказией приветы. Новая жизнь в большом городе закрутила моего друга, я тоже подналег на учебу- мне ведь надо было обязательно поступить на бюджетное место!- и я все реже вспоминал о нем. Мои спортивные успехи были менее впечатляющие, я получил 1 разряд и тренировался уже скорее по привычке. До меня дошли слухи, что Андрей выиграл первенство России, стал мастером спорта в 17 лет, что он много тренируется, готовясь к новым победам, а потом он неожиданно для всех женился в 18 лет, еще учась в техникуме. Избранница его училась там же. У них один за одним родилось два сына, в армию Андрея из-за этого не взяли. Потом они всей семьей по распределению уехали работать в соседний совхоз. Мы друг для друга потерялись.
       Я закончил школу с медалью, удачно поступил в престижный московский институт и дальнейшая моя жизнь пошла по хорошо накатанной колее. Учеба,  красный диплом,  аспирантура, женитьба, московская квартира,  рождение детей, преподавание, ученая степень и т.д.  Жизнь удалась. На построение всего этого у меня ушло  20 лет.  Про  жизнь Андрея я узнавал иногда из спортивных новостей в газетах да по телевизору. Он стал, как и мечтал в детстве, знаменитым борцом, заслуженным мастером спорта, выступал за сборную страны, выигрывал многие турниры. Жил он в своем областном центре, в Москву или Питер не перебирался. Мне, когда я узнавал о его очередном успехе, было и радостно, и немного обидно. Мечтали мы об этом в детстве вместе, а досталось все ему одному.  » Но он ведь это все заслужил,- успокаивал я себя.- Это ты пошел в другую сторону…» Потом, лет пять назад, имя его сошло с газетных полос и я где-то прочитал, что он завершил карьеру. И мы потерялись опять.
       Несколько лет назад я по рабочей надобности побывал в командировке в городе, где жил Андрей. Там и случилась наша неожиданная встреча, которой мы оба стеснялись. Я намеревался быстро завершить свои дела и найти местный спорткомитет, а через него отыскать  и Андрея.  И неожиданно возле ЦУМА меня окликнул сзади кто-то хриплым, каким-то сбитым голосом по имени. Я оглянулся и увидел своего давнего друга. В потертом, мятом мужчине, небритом, неряшливом, в залоснившихся до зеркального блеска когда-то, видимо, неплохих спортивных штанах Адидас, в грязных кроссовках такой же фирмы, в куцей курточке и несвежей спортивной шапочке, надвинутой глубоко на лоб было невозможно узнать его, но я сразу понял, что это Андрей. Екнуло сердце, то ли от радости, то ли от неожиданности.  Мы оба, говоря что-то невпопад, пожали друг другу руки, потом все же неловко обнялись. От Андрея шел одуряющий букет : запах давно не мытого тела, не стираной одежды и застоявшийся перегар. Мы зашли в находящийся рядом шатер летнего кафе, я взял пару пива и орешки. Андрей выдул свою кружку почти залпом, я молча взял еще.  Я спросил его о жизни, он привычно-обреченно махнул рукой.   Разговаривать было не о чем.  Его нынешняя жизнь  была у меня перед глазами. Мне внезапно стало больно за нас, за нашу детскую дружбу, за мечты, которые он утопил на дне стакана, за нашу жизнь. Я ведь гордился им и завидовал ему с детства. Он со своим упорным  характером был для  меня недосягаемым образцом для подражания. И вот он стал таким…  Мысли эти пришли мне в голову впервые, но, оказывается, они жили во мне очень давно. И я понял, что не могу простить ему этого. Словно он пообещал мне что-то, я поверил ему, а он меня обманул и не сдержал слово. Обида и злость захлестнули меня до краев, я не хотел находиться рядом с ним. Хотелось деться куда-то в укромное место и тупо и молча пялиться в темноту.
     Я, сославшись на занятость, чиркнул все-таки на салфетке свой номер телефона- ну не смог я этого не сделать!!!-, взял ему еще пива и порцию шашлыка и торопливо ушел. В ответ на его просьбу я достал из кармана деньги и, не глядя и не считая, сунул ему в дрожащую руку несколько смятых купюр. Я убегал, не оглядываясь, от его виноватого пришибленного взгляда, от  своего самого светлого воспоминая о детстве. Меня, взрослого и неслабого мужика под сорок, кое-чего повидавшего в жизни, действительность  этой самой жизни больно ударила под  дых.
         Конечно же, я оправился от этого. Жене я ничего не рассказал о встрече с Андреем,  сказал, что не получилось найти, хотя перед поездкой я радостно делился с ней своими планами по розыску  друга  детства. Мне было до невозможности стыдно от увиденного и обида на Андрея еще долго не проходила.  К тому же мне пришла в голову мысль, что я абсолютно НИЧЕМ не попытался даже помочь ему, и мне стало от этого еще хуже.  Не считать же пиво с шашлыком и оставленные на «опохмелку»  деньги помощью.  А жена моя чуткий человек и обязательно спросила бы про это.  Я считал его нынешнюю жизнь надругательством над нашими детскими мечтами. Но мы предполагаем – а кто-то располагает.  Я понял, что обидно мне еще и потому, что оказались порушенными именно мои представления о нас. Я ведь так и не узнал ничего о его жизни, о том, как он до такого докатился.
          Я с надеждой ждал, что Андрей позвонит  мне и мы обо всем поговорим. Но… Увы.  Звонка от него я так и не дождался.

        Прошло еще несколько лет, жизнь моя катилась без особых потрясений.  Дети росли, я посчитал, что дорос до докторской  диссертации и  начал собирать материал. И судьба привела меня опять в город, где жил Андрей. Я, завершив намеченные на день дела, не спеша ходил по улицам, вглядываясь в лица прохожих – искал Андрея. В спорткомитете мне не смогли помочь с его розыском, нового адреса Андрея  у них не было, а по старому он давно не жил. И мне оставалось надеяться только на случай.
       Я шел по деревянному тротуару, понимаясь в гору по улице, в конце которой за старинной кованой  оградой шумела роща. Стоял теплый сентябрь, на деревьях уже начали облетать листья, и они, разноцветные, то яркие, то тусклые от покрывшей их пыли  мягко шуршали под  ногами, нагоняя грусть на сердце. Там же располагалась и церковь, которая своими яркими позолоченными  куполами, пускающими  во все стороны «зайчики»,  привлекла меня издали. В окне обогнавшего меня трамвая что-то кричал мужчина, беззвучно открывая рот, словно заглатывая, как рыба на берегу, воздух. Потом ему удалось открыть окошко, он просунул в него обе руки, замахал ими, привлекая к себе внимание. Я услышал свое имя. Трамвай, доехав до недалекой остановки, встал, из него выпрыгнул на соседние рельсы мужчина и побежал в мою сторону, на-зывая меня по имени. Это был Андрей. Чисто выбритый, с коротким «ежиком» прически, в приличном костюме и белой сорочке. Мы, не сговариваясь, крепко обнялись. Силища в нем еще чувствовалась. У обоих заблестели от сдерживаемых слез глаза.
          Он почти сразу предложил мне поехать к нему в гости. Я предложил зайти в магазин и прикупить чего-нибудь для беседы , но он твердо отказался, сказав, что чем меня угостить найдется, а спиртное он уже несколько лет не употребляет. Меня такие изменения в его жизни приятно удивили.
      Он жил в небольшом, на две комнаты с кухней, домике с мансардой. Был еще небольшой огород и садик с цветами  перед  домом. В углу огорода под тенью раскидистого тополя пряталась банька.
- Я ее сам собрал, вот этими вот руками,- с гордостью протянул он мне свои ладони. Я с радостью и удовольствием смотрел на него. С моего сердца словно упала пелена и внутри меня разливались свет и тепло. Дурацкая улыбка не сходила у меня с лица. Внутри меня скакали слова, которые хочется сказать другу при встрече после долгой разлуки, они, словно ученики в классе, тянули вверх руки, пытаясь обратить на себя внимание- « вызови меня! Нет, меня!-«, а я не знал, какое из них действительно главное и важное, и говорил что незначительное. Да и надо ли было что-то говорить? Все читалось в наших глазах. Андрей тоже поглядывал на меня со смущенной улыбкой и не вспоминал ни нашу предыдущую скомканную встречу, ни свое долгое молчание, пытаясь что-то объяснить.
       Он быстро намыл кастрюльку молодой картошки со своего огорода нам на ужин, поставил ее на газовую плиту в летней кухоньке. На столе появились наши родные разносолы, стоящие в Москве немалых денег: сало, соленые огурцы и помидоры, квашеная капустка с брусникой,  сопливые и такие аппетитные грибочки, моченые яблоки.
   - Это у меня жена мастерица да теща из деревни гостинцы передает,- с теплотой в голосе сказал он.- Жена через пару дней приедет, она помогает картошку копать родителям. А пить мы будем морс из лесных ягод да чай с брусничным листом и травами,- ни сколько не сомневаясь в том, что я с этим согласен, закончил он.
       Ужинали мы не торопясь, говоря о чем-то обыденном и незначительном, словно оба  готовились к важному разговору, оттягивая его. Мы оба знали, что он неизбежен. Да и как без него после такого количества прожитых друг без друга лет?
  Андрей вымыл посуду, аккуратно прибрался на кухне. Видно было, что хлопоты эти для него не в тягость, а даже в удовольствие. Он затопил небольшую печурку, сложенную в углу кухни, на мой молчаливый взгляд сказав, что по ночам бывает прохладно.
  - Ты ее тоже сам сложил?- вспомнив про баньку, спросил я.
  - Да нет,- усмехнувшись, ответил он. – От прежних  хозяев досталась.
             Мы сидели, откинувшись  в креслах и потягивая душистый чай из больших керамических кружек. Свет ни ему, ни мне был не нужен. В надвигающихся сумерках по комнате неслышно бродили неясные тени.  Сухо постреливали дрова в печке, отсветы пламени, пробивающиеся сквозь щелки, то освещали наши лица, делая их полуузнаваемыми, то запирали их в темноту.
   - Я не забыл про нашу последнюю встречу-, негромко, чуть дрогнувшим голосом начал Андрей. --И телефон твой я не потерял, я его переписал в блокнот,  салфетка ведь  не важный хранитель. Просто я подумал, чего я тебе буду названивать, о чем могу таком интересном рассказать… Да и стыдно мне стало тогда. Столько лет не виделись- а тут я в таком виде…
  Он помолчал, открыл дверцу печки и пошевелил кочергой дрова. Оны вспыхнули ярко, треснули, выпустив вверх сноп искр.
  - Давай по порядку,- без затей предложил я.
  - Давай,- просто согласился он.
- Ты знаешь, что я продолжил свою спортивную карьеру, начал выигрывать разные соревнования, получать титулы и звания. Что женился в 18 и т.д.- полувопросительно-полуутвердительно начал он.
 Я молча кивнул.
- Мы пожили немного в совхозе, здесь недалеко, двадцать минут ехать, по распределению туда надо было поехать. Потом вернулись в город. Я уже входил в сборную области, надо было тренироваться. Сам знаешь, как я могу пахать в зале. Мог,- поправился он.- Выиграл первенство России, меня стали в Москву зазывать, сулили много чего. И что могу стать чемпионом мира, и даже выиграть Олимпиаду. Голова у меня тогда здорово закружилась,- он задумчиво покачал головой, вспоминая.- А жена моя не хотела ехать, и дети у нас маленькие, и мама ее тяжело заболела, уход нужен, и что она там в Москве делать будет. Да и тренер мне не советовал срываться отсюда, говорил, что тренироваться можно и здесь, условия хорошие, да и здесь я «кто-то», а там могу так и остаться «одним из многих». Сколько таких случаев уже было. Столица может съесть тебя, запить тобой и выплюнуть… И я решил  доказывать свою состоятельность здесь.- Он протяжно вздохнул.
 - Жалеешь, что не уехал?- спросил я Андрея.
- Теперь уже нет. Все было правильно. А раньше-то как жалел! И того, что не решился на это, и себя, бедненького….- неожиданно для меня сказал он.- И как злился на тренера, который отговорил меня, и на жену, которая не рискнула на такой шаг, и даже на детей, из-за которых…- он замолчал, гоняя желваки .- Все были виноваты, и теща даже из за того, что не вовремя заболела. Как-будто можно заболеть вовремя… - словно удивляясь самому себе проговорил он.- Короче, тренировался я отчаянно, мне ведь надо было доказать и жене, и теще, и детям, и тренеру, и москвичам этим,- он помолчал, подбирая подходящее для них слово, но промолчал.- И себе тоже,- закончил Андрей. – Выигрывал, конечно, много чего. В сборную страны включили. Ну а потом оказалось, что мой главный соперник не из Москвы или Дагестана, а земляк, из Сибири нашей,- и он назвал фамилию, еще недавно гремевшую по миру во всех спортивных новостях.-  Мы с ним по юношам бились, то он меня валял, то я его, а потом он начал почти все выигрывать. А я- то знал, что не слабее! И мне хотелось его в личной встрече одолеть. Встречались мы с ним уже по взрослым  в финалах пару раз, и победу отдавали ему. Тяжелые были схватки, на соплях да на силе воли. А везло ему. То я на приеме ногу подвернул и он на меня рухнул- а балл ему засчитали, то неожиданно пот мне глаза залил, ненадолго- и я пропустил его проход и прием,- побеждал меня только он,- словно смакуя давние уже события протянул Андрей. – И стали меня называть «вечно вторым». Тренер советовал поменять категорию, но я уперся бараном: я ведь хочу победить именно его! Нет, я выиграл Европу, но он ее пропустил из-за травмы, я и Кубок мира брал, но он в нем не участвовал. А на Олимпиаду я так и не попал,- с застарелой тоской и сожалением произнес он.- Был готов на отлично, но не вовремя на машине в аварию попал, ребра сломал, руку- и все, прощай медалька…  А он ее выиграл… Нет, ты не подумай, что ему победы эти по «блату» доставались, он пахал в зале, как мало кто это делает, но ведь я был не хуже!- словно спохватился Андрей и поджал губы в горестную складку. Я помнил про его невероятное упорство и работоспособность на тренировках, тренеру иногда приходилось выгонять его из зала. – И ты знаешь, а ведь у нас с ним отношения были просто класс! На ковре соперники, а по жизни- ну не друзья, конечно, но…- он так и не подобрал подходящего слова. – И вот пошли слухи, что он скоро закончит карьеру и я стану, наконец-то, номером один. Он был меня немного постарше и процесс этот был естественным. А из молодых тогда к нам мало кто мог приблизиться. И вот опять Европа, и мы с ним оба в финале. Как я ждал этой схватки! Как молодой муж первой брачной ночи, наверное,- привел он неожиданное сравнение.- До финала я просто сметал всех своих противников, я был в отличной форме и никому из них не дал ни одного шанса. Извините, ребята, но я поставил на эту схватку все, что у меня было за душой. Эмоции у меня зашкаливали. Ночью накануне я долго не мог уснуть.
     Утром я в числе первых был в зале. Наш поединок закрывал соревнования, но я не мог ни сидеть в номере, ни любоваться достопримечательностями. Поиграл в настольный теннис, поболтал с ребятами. И вот вызывают нас. Я на ковре, весь взведенный, как курок. Я знаю, что мне надо успокоиться, побороть волнение, раскрепоститься. Но я знаю, что это все придет ко мне, как только мы пожмем  друг другу руки и станем в стойку. Соперника моего нет на ковре, он опаздывает. Так иногда бывает, подождем. Шушукаются судьи, тренеры, медик в белом халате показы-вает им какую-то бумагу с печатью. Оказалось, что мой извечный соперник за завтраком съел что-то не свежее и сильно отравился. Так, что вынужден был сняться с поединка. И я стал чемпионом Европы без борьбы. И моя фамилия будет стоять первой в списке призеров, а его- второй, т.е. после меня. И я - Победитель! Меня словно обухом по голове стукнули: почему так? Почему у меня украли мою выстраданную и долгожданную победу? Я был уверен, что победил бы сегодня кого угодно. Но в борьбе, а не вот так, решением медиков. Рефери крутил меня по ковру, вскидывал мою руку вверх, я послушно и механически, как заведенная игрушка, повторял знакомые движения. Радости у меня не было никакой. Пустота заливала меня изнутри. Я начал захлебываться ею. Я не мог понять, за что со мной судьба поступает так несправедливо. Неужели я за все эти годы самоотверженности и преданности своему любимому делу не заслужил честной победы, а не этого цирка? Я в тот момент возненавидел и своего главного соперника: как он мог так со мной? Неужели он не понимает, насколько эта победа была важна для меня? И как я теперь буду жить?
  Я не помню, как стоял в душе под ледяной водой, как оделся и вышел на награждение. "Серебро" за него получал один из наших тренеров. Мой противник, оказывается, лежал в больнице.
      Утром на следующий день я пришел к нему в палату. До этого мне удалось заглянуть в его мед-карту. Диагноз был тот, о котором сообщили  в зале. И время указано то же. Я принес ему местный сувенир- талисман Чемпионата. Он, смущаясь, поздравил меня с победой. Нет,- уточнил Андрей,- он сказал: с золотом. И крепко, от души,  пожал мне руку. Сказал, что я , как никто другой, заслужил его. И что он завершает свою карьеру. Он не стал говорить мне, что теперь я стану номер 1. Это как бы подразумевалось. Я смотрел на него,  бледного, в больничной пижаме, которая была ему тесна, а из коротких рукавов торчали его мощные руки, не раз и не два сжимавшие меня с неимоверной силой на ковре и в наших спаррингах, и понимал, что такого соперника у меня больше не будет, и что мне очень повезло в жизни иметь в соперниках именно его. И пришла мысль, что было бы неплохо, если бы он думал про меня так же. Я понял, что никакой злости к нему у меня нет. И зачем мне все это одному: победа, которую я так ждал и которая меня не обрадовала, и ушедшая только что возможность еще раз встретиться с ним на ковре. Я почувствовал, как большущая часть моей жизни только что откололась, как глыба льда  от материка, и упала безвозвратно в бездну. Все случившееся скосило меня, как косец луговую траву.
    Я был выхолощен, как стручок гороха. У меня не было никакой мотивации для дальнейших упорных занятий. Мне нечего  было достигать, ведь я мог опять столкнуться с обманом.  Тренировался я чаще всего неохотно, по инерции выиграл еще пару турниров и решил завязать с борьбой. Работа с психологом мало что дала. Меня пристроили тренером в Школу олимпийского резерва, с начала я с охотой набрал группу детишек и занимался с ними с удовольствием, но потом во мне доломалось то, что еще не было сломано, я начал выпивать, благо, желающих со мной выпить у нас в городе было полно, начал опаздывать на тренировки, потом переносить их, приходить сначала с похмелья, с запахом, потом уже просто пьяным- и меня попросили на выход. Хорошо еще, что не уволили по «горбатой» статье. Дома тоже были нелады, в конце концов жена подала на развод и переехала с детьми к матери. Я перебивался случайными заработками, потом начал вербоваться то на путину на Дальний Восток, то в тайгу с геологами на полгода, лишь бы подальше от тех, кто меня знал другим и туда, где не надо пить каждый день.
        Андрей рассказывал все это практически без остановок, словно читал по написанному. Да это и была им написанная жизнь. И еще мне показалось, что он словно боится о чем-то не рассказать, забыв какую-нибудь мелочь, и тем самым сделать рассказ свой не полным.
     - Там, в экспедициях, я не пил совсем, в таких местах всегда сухой закон. Но вернувшись оттуда с деньгами, заработанными за полгода, я начинал фестивалить. Допивался иногда почти до чертиков. Хорошо, что алименты на детей у меня высчитывали ежемесячно и отправляли их бывшей жене.  Я всегда так делал, не доверяя себе. Я допился до того, что у меня едва не забрали квартиру за долги, хорошо, жена подсуетилась, на время вразумила меня, я закодировался, нашел рабо-ту грузчиком на рынке, и стало появляться в доме и мясо, и много чего еще… Долги  я погасил. Я переписал квартиру на жену и детей и жил там, как квартирант. Жена платила за коммуналку и свет.  Я то завязывал, то опять срывался и уходил в штопор. Так вот и качался на этих качелях, как… в проруби.     - Андрей замолчал, орудуя кочергой в печке. Пламя на догорающих поленьях , ярко-красное, иногда становилось сизым, словно угли покрывались поволокой.   – В один из таких моментов мы с тобой и встретились,- он посмотрел на меня все еще виноватым взглядом.- Я ведь понимал тогда, что ты чувствовал, глядя на меня. Прости,- негромко сказал он. Я не ожидал этого и от растерянности не нашелся, что сказать.-Я боролся с этим, но не мог до конца победить…- Андрей помолчал, словно ища в себе силы для дальнейшего рассказа.
- Мать моя сильно заболела, и сестра приехала с ней сюда в больницу. Мы не виделись несколько лет и они не знали, какую жизнь я веду. И знаешь, есть ведь Бог,- он произнес это слово по-особенному, так, что я понял, что Бог для него пишется с большой буквы,- и Он сделал так, что сестра с мамой поехали сразу в больницу, а не ко мне. Иначе мама, увидев меня, очень сильно расстроилась бы. Сестра договорилась и ей разрешили жить в больнице рядом с мамой. И вот я закалымил немного денег на разгрузке и решил выпить. Пошел в магазин за бутылкой- а мне словно кто-то в ухо шепчет: « Мать болеет, сестра от нее не отходит, а ты пить собрался». И знаешь, так негромко все, без упрека, но вот как-то так, что я похолодел весь враз, и стало мне не то чтобы стыдно, но так плохо, что завыть захотелось. И мысли всякие в голову лезут, про то, что я всю жизнь считал, что я - хозяин положения, что могу все сам решить - а мной какой-то змий командует, замаскировавшись под мои желания, и ведет, нет, тащит туда, куда хочется ему. Зашел я в магазин, купил мыло, тряпку новую и пошел квартиру драить. Мама ведь поправится, и прие-дут они с сестрой ко мне, а у меня тут такое… Поверишь, сутки почти все выскабливал, перестирал все, что можно было, нашел по закоулкам продукты, суп сварил, какой мама любила, и даже оладушки испек, чего сам от себя даже не ожидал…- Андрей со смущенной улыбкой посмотрел на меня. Я обратил внимание на то, как изменилась у него манера разговаривать, он говорил спокойно и уверенно, как человек, твердо  знающий, что стоит за каждым им сказанным словом.   
- Я как мог привел себя в порядок, собрался и поехал в больницу. Мама, увидев меня, обрадовалась и заплакала. Я смотрел на ее лицо, которое уже начал забывать,на седые волосы, выглядывающие из-под косынки, гладил ее маленькую родную  руку и думал о никчемности собственной жизни. Я, здоровенный, под 2 метра мужик, живу как какой-то обсос, не могу ответить за себя, и мне наплевать на других. Мне нет еще и сорока, а за мной одни руины и куча людей, которых я несправедливо обидел. Зачем я жил? Для медалек и кубков? Так они стоят в комнате сыновей и перейдут к ним как память об отце. Но это все было в прежней жизни, а что есть в теперешней? Я не мог ответить себе на свои же вопросы. Я не мог ответить себе. Это меня так потрясло, как…- Андрей завертелся, словно искал в комнате подходящий пример.
- Пришла медсестра, начались процедуры, мы с сестрой вышли в коридор. Я молчал, не решаясь ее спрашивать о здоровье мамы. Она, как когда-то в детстве, погладила меня по щеке и прижалась ко мне. « Братик мой,- услышал я  ее шепот. И так сладко у меня заныло что-то внутри , и захотелось сделать для нее что-то очень хорошее, пусть даже и кажущееся невозможным, и закипели слезы на глазах, и мне от этого было стыдно, как маленькому, я крепко и бережно обнял ее, мою крохотулечку-сестренку, и не отпускал, пока не справился с предательскими слезами.- Глаза у Андрея заблестели, наверное, как и тогда. Рассказ об этом взволновал его опять.
- И представляешь, я ни с того ни с сего начал рассказывать ей про свою несуразную жизнь, и даже про то, как та моя медаль надломила меня и пустила под откос всю мою жизнь. Я- то ведь думал, что все обстояло именно так, что причина всех моих несчастий только в этом. Оказывается, я очень сильно ошибался, - спокойно, как о давно раз и навсегда решенном сказал он.   
- Я рассказал ей, как хотел недавно выпить и как мысли о неправильности этого начали терзать меня и я не стал этого делать, а занялся уборкой в доме. И тут сестра сказала мне то, что я не ожидал услышать совсем: « Мы с мамой молились о тебе,- сказала просто она. – Думаешь, если ты живешь от нас в тысяче километров, мы не знаем о тебе ничего? И видишь, как помогла тебе молитва.» Она говорила это так спокойно и уверенно, что я даже растерялся от такой уверенности. Я считал себя человеком, далеким от всяких предрассудков типа веры в Бога, никогда у меня не было ни в доме, ни в машине иконок, каких обыкновенно приклеивают по углам салона «типа верующие» водители, я всего несколько раз бывал в церкви , я был не крещеным,  а тут, оказывается, мне помогла молитва, сказанная на расстоянии, двумя пусть и родными мне, и любящими меня женщинами. Я не хотел в это верить. Но я не хотел и обижать маму и сестру, внутри меня терзала мою душу совесть, я ведь и так достаточно их наобижал в жизни. И я промолчал.
Мы поговорили еще, рассказав друг другу о своей жизни, и я заметил, что стал в разговоре более открытым, и говорил не только просто о фактах и событиях своей жизни, но и о своих мыслях, переживаниях, сомнениях. И вопросы у меня стали не такие поверхностные, не задевающие глубин души и сердца другого человека, какие я задавал раньше, и тон у меня стал другим, более заинтересованным.
    Потом мы пошли в палату к маме, и я рассказал ей о своей жизни, старательно опуская весь ее негатив. И оказалось, что в ней достаточно много хорошего, просто мне надо было поменять ракурс. Меня это так удивило! Я увидел, как начинает светиться лицо мамы, как она все чаще улыбается, как ее взгляд, обращенный на меня, перестает быть тревожным, а твердеет в своей уверенности. По ее лицу перестали метаться тени тревоги, она успокоилась и лежала умиротворенная. Потом она предложила сестре помолиться и попросила меня поприсутствовать при этом.  Молились они совсем не так, как в церкви, куда я несколько раз заходил, по книге, которую читал священник на старославянском языке. Они говорили обычные слова, привычные в ежедневном обиходе, и изредка переходили на какой-то незнакомый говор. Меня такая молитва удивила, и я стоял молча, не мешая им. Они не крестились при этом , не били поклоны и закончили словами «Аминь». Лица их просветлели. Они утерли глаза, мы дружно перецеловали друг друга и поехали с сестрой ко мне домой. У меня было какое-то странное состояние, словно я узнал неожиданно что-то новое. А в принципе так оно и было.
      Андрей пошевелил угли в печке, они стрельнули красными искрами и стали покрываться матовой пленкой. На кухне, как и во всем доме, было тепло. Постукивали на стене старинные ходики, каких давно уже не увидишь в магазинах- с гирьками, висящими на цепочке. Кукушка, выскочив из своего домика, прокуковала трижды. За окнами была осенняя темень, начался дождик, он барабанил по крышам, мокрый лист, прилипший к стеклу, потихоньку сползал вниз. В такую погоду сидеть под крышей возле горящей печки-одно удовольствие. Андрей налил мне еще чаю. Было хорошо.
  - Ну вот,- продолжил Андрей.- Приехали мы ко мне с сестрой, я на стол собрал, поужинали и она мне про свою жизнь начала рассказывать. Слушай, ты может спать хочешь, а я тут со своими рассказами… Постелить тебе?- взглянул он на меня.
   - Да нет, ты что,- вскинулся я. – Спать мне не охота, давай рассказывай дальше.
- Так вот,- протянул он, ловя мысль.- У нее, сестры моей, жизнь тоже не сахар была. Закончила медучилище, в больнице работала. Замуж вышла, дети пошли, две девчонки-погодки. Муж вроде на неплохом месте работал, у нефтяников, и деньги были… А потом он пить начал. Понемногу сначала, потом  запои начались. Мог несколько месяцев не пить, а потом… в аут на неделю. Работы стал менять, а потом и вовсе безработным стал. На биржу труда встал, а пособие там- коту на корм. Намучалась она с ним. НО меня вот что в сестре поражало с детства- упорная была. Если что задумает- не отказывается от своего. На мой бы характер тогдашний- я бы ее мужа-пьяницу за дверь бы давно выставил. А она его и кодировала,  и в больницу ложила под капельницу, и к бабкам водила. Хватало этого на год-полтора, потом он опять срывался.  И не разводилась ведь!- с каким-то даже удивлением воскликнул Андрей.- И ты знаешь, живут до сих пор, и все у них наладилось,- с удовлетворением произнес он.
- Короче, сестра в Бога уверовала и мужа тоже к Богу привела,- коротко сказал он. – И он без всяких врачей и кодировок пить бросил. В один день Господь его освободил и уже больше 7 лет он не пьет.
            - Андрей, по-моему, ты о Боге начал говорить как-то,- я помычал, подбирая слово поточнее, - уважительно, что ли и часто. Что, сам тоже уверовал?- его словами спросил я, помня, какими атеистами мы были в 15 лет.
     - Да,- просто ответил он. – Я все думал, как мне начать, чтобы тебе это объяснить. Что бы ты понял меня,- он взглянул на меня из под лобья.
  - Не буду перед тобой тут рассусоливать. Мы с сестрой почти до утра проговорили, она мне рассказала, как Бог действовал в ее жизни, как Он ее изменил, как дал ей другое сердце. Рассказала и о том, что у них в церкви есть люди, которым Бог помог избавиться от алкоголя, курения, слезть с иглы. Я ее слушал и не верил. Я ведь такие разговоры слышал не раз, и на улицах подходили какие-то люди, брошюры совали, советовали покаяться. Не верил я во все это, видимо потому, что у самого ни во что веры не было. А она мне и говорит: - А поедем завтра утром со мной на служение,  посмотришь своими глазами на все. И столько в ее голосе было надежды, что я согласился.
   Ну а там со мной что-то произошло. Выходит к кафедре мужик- а у них там практически любой может выйти и проповедовать- говорит что-то о Боге, о сердце, о том, на что надо направлять свои усилия- а у меня в голове: « Откуда он знает про что я думаю?» Говорит другой про то, как незаметно нас Дьявол опутывает своими сетями греха- и это тоже про меня! У меня словно с глаз пелена упала и я смог дать  точную оценку и себе, и своей жизни! Главное, я ведь про это и раньше знал, но почему то задвигал это знание в самый дальний угол. И вот теперь пришло время вытащить все на свет… И так мне стыдно стало, взрослому мужику! И за семью поломанную, и за маму, и за сестру, и за то, как я своей единственной жизнью распорядился… Поверишь, еле сдержался, чтобы не зареветь, как пацан. А когда в конце собрания предложили желающим покаяться я не задумываясь вышел вперед и выложил все, что угнетало меня в жизни….
   Андрей помолчал, переживая вновь то событие. Я, хоть и считал себя далеким от этого, понимал что для него это важно и молчал, опасаясь неловким словом обидеть его, нарушить настрой, который был у него в сердце.
     - С тех пор я верующий,- просто и лаконично сказал он. – Господь освободил меня от пьянства, от курения, я не ругаюсь матом, и в церкви я встретил женщину, которая стала моей женой.- голос его потеплел. – Я тебя с ней познакомлю, она завтра должна приехать из деревни. Ребеночек у нас будет, девочка,- смущенно улыбнулся он.- Этот дом ее, я его подремонтировал слегка да баньку поставил. Квартиру я жене бывшей оставил да детям.
- Поначалу я попал в ребцентр, сестра мне посоветовала с этого начать. Это что-то типа интерната при церкви, живут там бомжи, алкоголики, наркоманы, проститутки, сидельцы бывшие, которые решили начать другую жизнь и пришли к Богу. Трудятся посильно, Библию читают, на собрания ходят, себя переламывают. Колоритные люди встречаются в таких местах, скажу я тебе! Помимо меня было еще несколько борцов бывших, боксеры, даже шахматист один! Бывало, начнут по вечерам про свою жизнь рассказывать- куда там Жюлю Верну! Был мужичок один, двадцать лет за убийство отсидел, в наколках весь, тихий такой, благостный. Я как-то слышал, как он на улице хулиганов усмирил, под  приблатненных косили, он им и по фене, и так сказал- извинились и быстренько смылись. Глаза у него были страшные… -Андрей покачал головой. – Он теперь уже не в ребцентре, тоже принял водное крещение, тоже женился, мы им дом поставили недавно… Сын у них родился.
      Андрей рассказывал мне о людях, о их непростых судьбах, и я видел и понимал, что все они ему не чужие. Я никогда не интересовался подобными людьми, с их большими и мелкими грехами и пристрастиями, они мне были попросту неинтересны, они никак не могли быть связаны с моей жизнью, успешного преподавателя, почти доктора наук. На улицах я не подавал им денег, зная, что они их, скорее всего, пропьют, лишь изредка угощал сигаретой или давал прикурить. Где я и где они, каковы их жизненные стремления и мои? Мы были  настолько разными… Мне и в голову не приходило, что они могли так же чувствовать боль и несправедливость, и что у них могут быть свои понятия о достоинстве и чести, и даже то, что они могут так же, как и мы, нормальные люди, переживать и плакать. Только у них это все было спрятано, у кого глубоко, а у кого и поглубже, за наглостью, беспардонностью, злостью, и они старались это не показывать. Они просто выживали в этом мире.
                - Короче, пробыл я в ребцентре полгода, поломал себя капитально, и ты знаешь, я себя простил, да, не удивляйся, я без этого не смог бы выбраться из прежней жизни. Мама, когда узнала о таких изменениях в моей жизни, плакала долго, но слезы у нее были уже другие, от радости, светлые. Я представил, как она плакала до этого, когда молилась за меня ежедневно, ты представляешь это- ежедневно!- Андрей взволнованно прошелся по кухне. – И она ведь на поправку пошла после этого! А я уже знал, что это не просто совпадение.- Он помолчал. – Вот, уехали они с сестрой домой, а я в ребцентре остался. На питье меня не тянет, оказалось, что и без него в мире много чего есть интересного. Я книги начал читать, ну а после разговоров с мужичками- бывшими спортсменами пришла мне в голову мысль: а что если здесь открыть секцию по борьбе ? Желающие есть, тренировать я буду, все-таки и звания и титулы есть, это может помочь в организации такого дела. И для реабилитации поможет, мы ведь не на чемпионаты будем готовиться, а так, для себя.Сомнения у меня были- будет ли достаточное количество желающих, для 2-3 человек затевать это никто не стал бы.Но нашлись люди!  Поговорил со служителями, помолились за это, и Бог ответил. Выделили мне отдельную комнату в пристройке, мы ее отремонтировали, ковер наш первый был из обычных матрасов, мужики притащили кто из дома, кто со свалки гантели, штанги самодельные и дело пошло!    – Андрей заулыбался, вспоминая .- Конечно, работать со взрослыми мужиками, у которых то ноги были переломаны, то руки, и гибкости никакой уже – не ахти, но я такого интереса к тренировкам даже у пацанов редко видел! Пришлось на ходу придумывать для них упражнения и я с тетрадкой ходил,  и на каждого завел формуляр- дневник, и заполнял его как настоящий тренер. Представляешь, я когда в молодости детей тренировал не получал от этого такого кайфа, как с этими бывшими алкоголиками и наркоманами. И для них в жизни появилось новое. Как-то с одним "сидельцем" разговорились за чаем после тренировки, он в молодости борьбой занимался, успехи были, перспективы, но на "слабо" его пацаны взяли, он одному перцу по лицу надавал, милиция тут, они все в кусты- его одного и поймали. Он все на себя взял, получил первый срок по "малолетке". Вышел- и тому, кто его подбил, "репу" хорошо начистил.Тот заявило- ему еще срок. Потом еще за нарушение режима добавили- и к 35 годам он уже рецидивист. Так вот он мне сказал:" Я с детства отовсюду гонимый был, в школе дразнили и били- а заступиться некому, бати ведь не было. Мать пила, тоже не до меня было. В секцию пошел, только начал себя человеком чувствовать- сел по глупости. А там понеслось. Я знал, что не нужен никому, и к людям так же относился. А когда Бог моего сердца коснулся я увидел, что есть тот, кому я интересен со всеми своими тараканами.И что он никогда не отвернется и не бросит. И с секцией этой нашей так же-мы здесь нужны друг другу, мы себя людьми чувствуем."  Тренировки не пропускал никто, даже больными приходили! А потом и пацаны начали к нам захаживать, прослышав про это. И предложили мне на членском собрании организовать и детскую группу из детей верующих. Родители помогли ковер купить настоящий, мы расширили пристройку, ремонт сделали, зал тренажерный оборудовали, теперь у нас уже два ковра там постелено. Пацаны мои уже на области медали берут, несколько человек с первыми разрядами. А тренирую я их бесплатно. Родители предлагали скидываться ежемесячно мне на зарплату, я отказываюсь.  Я ведь теперь в Школе олимпийского резерва официально работаю, мне туда мой извечный соперник помог устроиться. Зарплата хорошая, семью содержать могу. Да и времени на все хватает, в день по 2-3 тренировки и на служения ездить успеваю.
                Андрей прикрыл заслонку на печи. Угли в ней догорели полностью и только изредка попискивали. Лицо Андрея было спокойным и умиротворенным. А как же еще? Человек видел свою жизнь, знал, что оставил за плечами и что его ждет впереди. И был уверен в завтрашнем дне. А у меня почему-то все было не так однозначно…
      - И знаешь, что я понял?- обратился он ко мне.- Я всю жизнь, с детства пытался доказать всем, что я - лучший. Лучший сын для родителей, особенно для отца, лучший брат для сестры своей, лучший друг,- он взглянул на меня. – И на борьбу пошел для этого. И пахал для этого. И всю жизнь положил на это – быть первым! И как меня угнетала несправедливость, как давило то, что я был вечно вторым!  Я себя считал никчемным неудачником. А когда наконец стал по-настоящему первым - меня это раздавило. Потому что произошло не так, как хотелось мне, не по- моему. А Бог-то все видит и знает и нет у него ничего не правильного. И вся грязь, которую я притащил в свою жизнь, нужна была мне для моего же воспитания.- он помолчал, словно вслушиваясь в сказанные слова.
     - У меня ведь теперь и другие титулы появились,- смеясь, сказал он.- Я стал дважды чемпионом мира среди ветеранов, Европу выигрывал, Россию. По миру часто езжу, был за последние годы в Финляндии, в Америке- в Лас-Вегасе чемпионат проходил, в Югославии. Пойдем, я тебе эти кубки и медали покажу. Прежние-то я сыновьям отдал, пусть смотрят да вспоминают про отца.
      Он достал из шкафа чемодан, открыл его и начал показывать свои ветеранские награды, рассказывая подробности. На фотографиях он стоял где рядом, а где в обнимку с крепкими мужчинами-борцами, фамилии многих из них я тоже знал.
                Под утро мы улеглись спать. За окном не стихал дождь, убаюкивающе стучал по крыше, шуршали по стеклу ветки яблонь, было тепло в натопленной комнате и хорошо на душе. Я был в гостях у своего первого и лучшего друга.
  - А знаешь, что самое главное в жизни?- сонным голосом спросил Андрей.
  - Что?- засыпая, я еле нашел силы, чтобы задать вопрос.
     - Найти свое место и знать, что оно правильное, т.е. угодно Богу.  – Он приподнялся на кровати. - Я понял, что тренировать этих мужиков, которые никогда не займут никаких  мест ни на каких соревнованиях для меня стало важнее, чем самому занять первое место и получить золотую медаль. Про меня не напишут в газетах, не покажут по телевизору, не присвоят звание заслуженного тренера, я не получу премиальных за их выступление. Но когда они приходят на тренировку после рабочего дня, уставшие, некоторые больные, даже с  температурой, не желая ее пропустить, или с растянутой рукой или ногой просятся просто поприсутствовать, когда я вижу, как бывший наркоман, на руках которого еще живы следы от иголки пытается бросить через бедро бывшего зека, тоже всего в наколках, я чувствую себя Победителем. Понимаешь? И никто этого у меня не отнимет…- Сказав это, он положил голову на подушку и моментально уснул.
      Я еще полежал, слушая дождь за окном и размышляя о рассказанном Андреем. Он сильно изменился. Его твердость в суждениях и несколько грубоватая манера общения, которую я помнил с детства, стали другими, помягче,  он стал более открытым в разговоре, и его стали интересовать другие люди, не борцы, чего раньше я в нем не замечал. Суждения его были точны, и понимать их нужно было именно так, как говорил он. И он не боялся обнажить свое сердце… А эта его фраза : « Служа им, я служу Богу», - была мне, человеку с образованием, не совсем понятна. Интересная, наверное, эта книга Библия, если в ней скрыт в четырех словах такой смысл…
           Я уснул, и мне снился наш старенький борцовский зал, и наша первая схватка с Андреем, и как я его валяю раз за разом, но никак не могу уложить на лопатки, он верткий и цепкий и неуступчивый, лезет и лезет на меня в неподготовленную атаку, и я чувствую растерянность от своего неумения справиться с ним, новичком, а он смотрит на меня горящими глазами и шепчет:  « Все равно я буду первым, буду, буду, буду…»

                Эпилог.
… А утром я собираюсь на собрание в церковь. После разговора с Андреем в душе у меня произошла какое-то шевеление, словно кто-то камень бросил в стоячую воду. И я начал задумываться о банальнейших  вещах: о смысле жизни! Но такая банальность является общей фразой, пока это не касается тебя. Вот и в чем смысл конкретно моей жизни? Я кое-чего достиг по привычным меркам, есть образование, успешная карьера, семья, дети, дом, я крайне редко выпиваю, не курю совсем, ни разу не пробовал никакой из видов «дури», не ворую на работе даже карандашей, не изменяю жене, не одолевают меня различные бесы, уважаю старших, чту родителей – но я ощутил внутри себя не то чтобы пустоту- какую-то незаполненность!  У меня вдруг роем стали появляться  вопросы, которых я даже не планировал услышать в своей голове. И мне нужны ответы. Мне стало интересно: что же такого происходит у них на собраниях, если безнадежные «алкаши» бросают пить, конченые «наркоши» слезают с иглы всех известных «прелестей», потерявшиеся и потерянные женщины вдруг осознают себя Божьей жемчужиной и перестают быть «падшими», совсем не сентиментальные рецидивисты плачут невесть откуда взявшимися слезами, вытирая их синей от наколок рукой, а закоренелые эгоисты вдруг вспоминают, что вокруг них тоже есть  люди . И все они меняются и становятся другими. Я захотел увидеть этих людей лично и поговорить с ними.
   Странная штука жизнь, иногда выкидывает такие коленца! Не заметь меня Андрей из окна проезжавшего трамвая, не выскочи он, не окликни меня – и я бы не узнал, наверное, о том, как изменилась его жизнь и каким он стал. И в моей памяти остался бы мой самый первый и главный друг помятым, смурным, неприкаянным, бесхозным «алконавтом», смущенно и с каким-то вызовом попросившим у меня денег на «опохмелку». Тогда  мне стало стыдно и неловко и от этой ненужной для меня встречи, и от того, что я,в костюме и белоснежной накрахмаленной до писка дорогой сорочке стою рядом с этим небритым, помятым, зачуханным мужичонкой на глазах у многих людей, и что же они обо мне подумают?  Я хотел быстрее уйти, я не хотел видеть нас, нашу детскую светлую дружбу ТАКОЙ, и я хотел быстрее избавиться от нее, от воспоминаний и от Андрея.  Я быстро сунул ему в руку деньги и не оглядываясь, быстро ушел-убежал. И с  таким тяжелым воспоминанием о нашей детской дружбе мне пришлось бы жить остаток дней. Но ведь кто-то же  не захотел этого и не допустил! И не было ничего не нужного и лишнего в нашей жизни. И встреча та была нужной для нас обоих.
              Пример Андрея буквально вдохнул в меня желание изменить свою жизнь. Я решил во чтобы-то ни стало довести поиски отца до конца. Я знал уже, что он живет в Усть-Куте под Иркутском, и мне вдруг стало ясно, что мне не нужно уговаривать его приехать ко мне в гости, познакомиться с моей семьей, а надо просто сгрести в охапку его самого и его пожитки и привезти жить ко мне. Мама моя уже несколько лет жила с нами. Замуж она больше не вышла. О причинах этого я у нее не спрашивал, не желая и боясь расстроить ее. Был ли у нее кто-то после отца? Не знаю, да и не мое это дело.
   Я все-таки еще надеюсь, что пусть и на старости лет, но они увидятся, поговорят друг с другом, поплачут, примиряться, и я опять увижу их держащимися за руки, и что-то говорящими друг другу, и улыбающимися. Мамина улыбка до сих пор освещает ее лицо изнутри добрым нежным светом. И я расскажу отцу, что знаю, почему он ни разу не смог сбить ни одной мишени в тире, и буду смеяться с ними громким заразительным смехом, и глаза мои, смотрящие на них, будут полны любви. И мы будем вместе, пусть даже и без обещанной мне в детстве сестренки. Ведь это единственное правильное состояние- быть вместе… Потому что мы – семья.