Таланту Чехова. Неудача

   Илья Сергеич Пеплов и жена его Клеопатра Петровна стояли у двери
и жадно подслушивали, в высшие силы веря.
За дверью, в маленькой зале, происходило, по-видимому, объяснение в любви -
объяснялись их дочь Наташенька и учитель уездного училища Щупкин, живший чуть вдали.
    Клюет! - шептал Пеплов, дрожа от нетерпения и потирая руки. –
Смотри же, Петровна, как только заговорят о чувствах, тотчас же снимай со стены образ
и идём благословлять... Накроем как раз!...
Благословение образом свято и ненарушимо...
Не отвертится тогда, пусть хоть в суд подает – благословение несокрушимо!
   А за дверью происходил такой разговор:
Оставьте ваш характер! - говорил Щупкин, зажигая спичку о свои клетчатые брюки. –
Вовсе я не писал вам писем в разлуке!
    Ну да! Будто я не знаю вашего почерка! – хохотала девица, манерно взвизгивая, но слегка,
и то и дело поглядывая на себя в зеркало издалека. —
Я сразу узнала! И какие вы странные! Я вам скажу такое, вы только глубже дышите,
вы учитель чистописания, а почерк как у курицы!
Как же вы учите писать, если сами плохо пишете?
      Гм!.. Это ничего не значит-с. В чистописании главное не почерк,
главное, чтоб ученики не забывались. У меня – не прошлый век! -
Кого линейкой по голове ударишь,
кого на колени на весь урок поставишь...
Да что почерк! Пустое дело! Кто на него внимание обращал!
Некрасов писатель был, а совестно глядеть, как он писал.
В собрании сочинений показан его почерк, а ведь печатали, хотя каждый про почерк знал!
    То Некрасов, а то вы... (вздох). Я за писателя с удовольствием бы пошла.
Он постоянно бы мне стихи на память писал! Я бы до Некрасова снизошла.
       Стихи и я могу написать вам, ежели желаете и очи свои ими потревожите.
      О чём же вы писать можете?
       О любви... о чувствах... о ваших глазах...
Ах!
Прочтёте - очумеете... Слеза прошибёт! И, как знать…
А ежели я напишу вам поэтические стихи, то дадите тогда ручку поцеловать?
       Велика важность!.. Да хоть сейчас целуйте, пока я невдалеке!
      Щупкин вскочил и, выпучив глаза, припал к пухлой, пахнущей яичным мылом, ручке.
      Снимай образ! - заторопился Пеплов, толкнув локтём свою жену,
бледнея от волнения и застёгиваясь. - Идём! Ну же, ну!
И, не медля ни секунды, Пеплов распахнул дверь.
Дети... - забормотал он, воздевая руки и слезливо мигая глазами сквозь дверь. -
Господь вас благословит, дети мои... Живите... плодитесь...
И главное - размножайтесь...
     И... и я благословляю... - проговорила мамаша, плача от счастья. –
Будьте счастливы, дорогие! О, вы отнимаете у меня единственное сокровище! —
обратилась она к Щупкину. — Любите же мою дочь, жалейте её... пуще прежнего, пуще!
    Щупкин разинул рот от изумления и испуга, будто перед медведем корова.
Приступ родителей был так внезапен и смел, что он не мог выговорить ни одного слова.
«Попался! Окрутили! - подумал он, млея от ужаса. - Крышка теперь тебе, брат!
Не выскочишь ни в огород, ни в сад!» 
И он покорно подставил свою голову, как бы желая сказать:
«Берите, я побеждён! Можете на куски мою жизнь рвать.»
       Бла... благословляю... - продолжал папаша и тоже заплакал. - Наташенька, дочь моя...
становись рядом... Петровна, давай образ, не мешкая!
    Но тут родитель вдруг перестал плакать и лицо у него перекосило от гнева - враз.
Тумба! — сердито сказал он жене. — Голова твоя глупая! Да нешто это образ?
   Ах, батюшки-светы! Что случилось? – спросила жена. - Чем ты удивлён?
    Учитель чистописания несмело поднял глаза и увидел, что он спасён –
от всего этакого:
мамаша впопыхах сняла со стены вместо образа портрет писателя Лажечникова.
Старик Пеплов и его супруга Клеопатра Петровна с портретом в руках,
стояли сконфуженные, не зная, что им делать и что говорить. Ах!
 Учитель чистописания воспользовался таким смятением
и бежал на свободу с неизвестным ему доселе наслаждением.
_______
Антон Чехов. НЕУДАЧА.
Илья Сергеич Пеплов и жена его Клеопатра Петровна стояли у двери и жадно подслушивали. За дверью, в маленькой зале, происходило, по-видимому, объяснение в любви; объяснялись их дочь Наташенька и учитель уездного училища Щупкин.— Клюет! — шептал Пеплов, дрожа от нетерпения и потирая руки. — Смотри же, Петровна, как только заговорят о чувствах, тотчас же снимай со стены образ и идем благословлять... Накроем... Благословение образом свято и ненарушимо... Не отвертится тогда, пусть хоть в суд подает.А за дверью происходил такой разговор:— Оставьте ваш характер! — говорил Щупкин, зажигая спичку о свои клетчатые брюки. — Вовсе я не писал вам писем!— Ну да! Будто я не знаю вашего почерка! — хохотала девица, манерно взвизгивая и то и дело поглядывая на себя в зеркало. — Я сразу узнала! И какие вы странные! Учитель чистописания, а почерк как у курицы! Как же вы учите писать, если сами плохо пишете?— Гм!.. Это ничего не значит-с. В чистописании главное не почерк, главное, чтоб ученики не забывались. Кого линейкой по голове ударишь, кого на колени... Да что почерк! Пустое дело! Некрасов писатель был, а совестно глядеть, как он писал. В собрании сочинений показан его почерк.— То Некрасов, а то вы... (вздох). Я за писателя с удовольствием бы пошла. Он постоянно бы мне стихи на память писал!— Стихи и я могу написать вам, ежели желаете.— О чем же вы писать можете?— О любви... о чувствах... о ваших глазах... Прочтете — очумеете... Слеза прошибет! А ежели я напишу вам поэтические стихи, то дадите тогда ручку поцеловать?— Велика важность!.. Да хоть сейчас целуйте!Щупкин вскочил и, выпучив глаза, припал к пухлой, пахнущей яичным мылом, ручке.— Снимай образ! — заторопился Пеплов, толкнув локтем свою жену, бледнея от волнения и застегиваясь. — Идем! Ну!И, не медля ни секунды, Пеплов распахнул дверь.— Дети... — забормотал он, воздевая руки и слезливо мигая глазами. — Господь вас благословит, дети мои... Живите... плодитесь... размножайтесь...— И... и я благословляю... — проговорила мамаша, плача от счастья. — Будьте счастливы, дорогие! О, вы отнимаете у меня единственное сокровище! — обратилась она к Щупкину. — Любите же мою дочь, жалейте ее...Щупкин разинул рот от изумления и испуга. Приступ родителей был так внезапен и смел, что он не мог выговорить ни одного слова.«Попался! Окрутили! — подумал он, млея от ужаса. — Крышка теперь тебе, брат! Не выскочишь!»И он покорно подставил свою голову, как бы желая сказать: «Берите, я побежден!»— Бла... благословляю... — продолжал папаша и тоже заплакал. — Наташенька, дочь моя... становись рядом... Петровна, давай образ...Но тут родитель вдруг перестал плакать, и лицо у него перекосило от гнева.— Тумба! — сердито сказал он жене. — Голова твоя глупая! Да нешто это образ?— Ах, батюшки-светы!Что случилось? Учитель чистописания несмело поднял глаза и увидел, что он спасен: мамаша впопыхах сняла со стены вместо образа портрет писателя Лажечникова. Старик Пеплов и его супруга Клеопатра Петровна, с портретом в руках, стояли сконфуженные, не зная, что им делать и что говорить. Учитель чистописания воспользовался смятением и бежал.