Двадцатилетним поседевшим Антохе

Ты поседел… Всего лишь двадцать лет,
а ты покрылся пеплом впечатлений
от рек из крови… Бес оставил след
на всём, что здесь отбрасывает тени…

Ты заглянул в войны калейдоскоп
и в миг ослеп от взрывов под Каховкой…
Ещё вчера выкапывал окоп,
а нынче жизни штопаешь неловко…

В тебе уже наивность не сыскать
и днём с огнём… Военная усталость
мечты о завтра мучает, опять
пальбу определяя лишь как шалость…

Урвав лекарств чуток из общака,
ты отдал их гражданским из посёлка,
послав майора - жадного хорька -
искать в Тамбове собственного волка…

Дозревший сепар, сгинувший навек
без всяких грёз и ложных сожалений,
открыл тебе, что нынче человек -
всего лишь боль в грудине от сомнений

в естественности хода бытия,
взволнованного чьим-то непокоем…
И скормлен злобе повод для нытья
над друга убиенною душою…

Открытый взгляд всего лишь пацана,
ещё вчера не знавшего о смерти,
и, кажется, спасённая страна
в тревог ночных тоскливой круговерти

в твоём портрете нынче сплетены,
даруя нам текстовку для молитвы
за тех, кто пал без всяческой вины
на поле не закончившейся битвы…

Рассветом стал расстрелянный закат,
открыв для всех картинку с поля боя,
пред ужасом которой меркнет ад,
когда-то представляемый тобою…

И нет судьбы… И рока тоже нет…
И только кровь реальна в тёплой вене…
Ты поседел… Всего лишь двадцать лет,
а жизнь покрыта пеплом впечатлений…