Любовь и молодость. Житейская история

          Нет ничего приятнее, чем говорить о любви, потому что любовь, как подсказывал Рэй Бредбери*, это то, когда хочешь переживать с кем-то четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой – помогать пережить насморк и долгие вечера…
          Любовь – это то единственное, что обостряет ум, будит творческую фантазию.
          Мой остаток жизни не страдает от забвения, и я вспоминаю нашу молодость в то осеннее время, когда вечерами не звучат трели соловья, а только падают с кустов и деревьев иссохшие листья и, как одинокие гости, садятся на пожухлую траву, осознавая свой полёт единственным и последним.
          Я вспоминаю, как сгорал томительный палящий день, полупрозрачная тень едва осеняла дали, и окроплённые росой лес и луг, благоухая, смотрели на красавицу-луну, плывущую на высоту и питающую таинственные мечтания.
          Мы шли по лугу, взявшись за руки, и казалось всё вокруг страной чудес, будто рядом с нами или чуть поодаль идёт, спустившись с небес, воздушный гость, незримый Амур.
          Он пробудил в моей груди волненья. Мои каштановые волосы прикрывали вспыхнувшие страстью щёки, а огонь загоревшихся губ не был виден под тёмной помадой. Я вся была чувство, вся восторг, чистый фимиам**.
         Счастливые, мы идём рядом, но ещё недавно ты один гулял лугом мимо речки, и голубая речка ласковой волной колыхала чей-то чёлн и отражала тебя в своих задумчивых волнах. Ты улавливал в сумрачной тиши её заунывный ропот и просил отражать призрак любимой, чтобы видеть гармоническую красу, стыдливый взор, а из-под ресниц бегущую струю любви.
         Мне весело, я улыбаюсь придуманному неожиданному для тебя вопросу:
          - Дорогой, можешь ли ты рассказать, какая я?
          Не раздумывая, ты называешь меня поэтической девушкой.
          - И это всё? И больше сказать нечего?
          - Конечно, говорить о тебе, дорогая, я готов часами, днями и ночами.
Ты была и есть моей беспокойной мечтой. Ты порыв, смятенье, увлеченье, смех и слёзы…
          Я добавляю: «Чёрт и бог».
          Смеясь и целуя, соглашаешься. И продолжаешь:
          - Ты хороша, осанка величава. Ты вся и чувство, и восторг. Виновница тоски моей, страстей. Так сердце бьётся, любовь моя…
         -Достаточно, прости, ты много сказал про меня и начинаешь рассказ о себе, - перебила я его и тихонечко запела:
           Вечерний звон, вечерний звон, -
           Как много дум наводит он!
           Как он мучителен и мил!
           Как мне он чувства возмутил.
          А дальше поём старательно вместе:
           … То был не звук, но глас страстей.
           То говор был с душой моей!
           Вечерний звон, вечерний звон, -
           Как много дум наводит он!
          Сегодня минули три года, как мы поженились. Я посмотрела на мужа и подумала:
          - А он всё тот же. Любит поговорить с непринуждённостью интеллигентного человека. Его взор полон такой глубиной мысли, что каждое слово приобретает особую значительность. У него счастливая наружность, неотразимая для женщин. Чёрные волосы; ровные широкие брови, словно нарисованные, придавали томность и глубину карим глазам. Взгляд его был так страстно красноречив, что волновал горделивых женщин, а девушек заставлял оборачиваться и смотреть восторженно вслед. И, если нас видели вместе, с завистью говорили: «Счастливая пара!»
          Начинался рассвет. Луг звенел от птичьих голосов. Ровный лёгкий ветерок ласкал траву и цветы. Солнце поднималось, провожая потерявшую вид луну, и любуясь простором луга; проснувшаяся река, словно из кокетства, оделась лёгкой дымкой. Это был прозрачный туман, золотистый, ничего не скрывающий. Как красиво!
          Но пора уходить. По дороге домой никого не встретили и не услышали удивлённого вопроса: «Где это вы были в такую-то рань?» И этот вопрос не удивил бы: такова привычка деревенской жизни, чтобы всё знать, всё видеть, а потом подробно всё обсудить, сидя на лавочке и лузгая жареные семечки.
          Мы шли, не размыкая рук, и улыбались. Души наши наполнялись небывалой добротой, всеобъемлющей любовью, интересом ко всему, что нас занимало, а также мы говорили о себе, о своих привычках, вкусах, работе и, конечно, о любви, счастье всей жизни.
           И почему-то всегда нам хотелось говорить и говорить. И, придя домой, я напомнила о нашей первой встрече на одной из улиц города, где находился наш институт.
          - Вы после лекции? – спросил меня, смущаясь. – А я вас жду, чтобы погулять.
          - Я для прогулок плохо одета, - ничуть не смущаясь, возразила я.
          И действительно, я была в каком-то простеньком платье из ситца. В стареньких туфельках. На одном сломалась пряжка. Я рассказала про эту неприятность, но тщетно. Приладить пряжку было невозможно.
          - А мы поедем на трамвае, - сказал ты, вывёртывая карманы. Денег на два билета не хватило.
        И тогда мы переглянулись, поняв друг друга, и рассмеялись. А ты сказал самому себе: «Сколько бывает неожиданных ошибок! Надо их исправлять. Вот только бы доучиться и работать. А может, это неудобная какая-то шутка? И ваша туфелька, и мои пустые карманы…»
        У нас есть шутки, которые понимаем только мы. Именно поэтому вдвоем нам нескучно ни на природе, ни дома. Мы умеем сглаживать конфликты, переводя все в улыбку, а иногда и вовсе подшучиваем друг над другом, как старые друзья. Поверьте, это большая редкость, когда у двух людей противоположного пола одинаковое чувство юмора.
          Итак, я вспомнила о нашей молодости в то осеннее время, когда вечерами не звучат трели соловья, а только падают с кустов и деревьев иссохшие листья и, как одинокие гости, садятся на пожухлую траву, осознавая свой полёт единственным и последним.
          Я написала о настоящей любви, а это значит, что испытываю самое прекрасное из творческих разочарований, потому что её невозможно не описать, не выразить.
 
  Рэй Дуглас Брэдбери* - американский писатель.
  Фимиам,** традиционно-поэтическое
    - восторженная похвала.

 Вечер. Фото из интернета.