Подо льдом
"Здесь трудно жить, когда ты безоружен".
Б. Рыжий.
Mozart: Requiem in D-minor K-626 Lacrimosa.
I.
Похорони меня за эти стены.
Здесь страшно жить, а умирать - не страшно.
Многострадальная! В чаду богемы
И в дни безумия (всегда немаловажно)
Милее нашему измученному духу;
Ты горько греешь нас при каждой встрече.
Отвесь эпохе грубо оплеуху;
Засунь два пальца в рот - и станет легче.
II.
Орущий, сморщенный кусок плоти;
Без спроса выплюнули в каверзную ночь.
Мой друг, никто не виноват, прости!
Как ни хотела б, мне тут не помочь.
И мне досадно! Беспричинность уз
Сильнее давит. И бессильность слёз.
Младенчество, детсад, учёба, вуз -
Нам всем здесь ужаснуться довелось.
Лишь прячешься в убогое пальто
Да прижимаешь Милую к груди.
В моих стихах - безличное никто,
В моих стихах - как идол, впереди.
Я понимаю. Правда. Сложно быть,
Когда внутри - тоска, а денег - нет.
И волком на луну захочешь взвыть,
Но зарядить не сможешь пистолет.
А имя тебе - целый миллион
Застрявших где-то между "от" и "до".
Не слышен по России тяжкий стон,
Лишь слышимо страдание одно.
III.
Сегодня я пришла к тебе в бреду.
Мне к грязи, лжи, поверь, не привыкать.
Но знаешь, в этом сумрачном аду,
Я всех чистее, может, твою мать!
Я выросла под толстой коркой льда,
Целуя рыб под отзвуки гитары
Расстроенной. Я зла и молода.
На теле чаще замечаю жабры.
Но сложно этим способом дышать.
Я словно верю в трещину на льде...
Я словно верю в праведную рать!
Пока я здесь. Я там. И я - нигде.
Ты волновался. Бедный мой герой!
Ведь я тебя придумала, дружище.
Не будем о плохом. Скорей в дом свой
Пусти. Мы истину с тобой отыщем
И даже не в вине. Ты слышал ли войну?
Ты слышал этот выброс рассуждений?
Мы - Атлантида. Мы идём ко дну.
И тут не нужно даже много мнений.
Тусклела лампочка. Молчали. Пили чай.
И напряжённо Marlboro курили.
Россия, нищая! Не плачь и не серчай!
Как женщину, как мать тебя любили,
Какою б ни была. С тоской в глазах,
С противоречием, безумством и любовью.
В гармонии, во гневе и в слезах,
Сейчас же - истекающую кровью.
IV.
Я б помолилась, но не верю; даже грустно.
Я полюбила б - сердце не умеет.
Я - пленница безликого искусства,
Что обжигает, но, увы, не греет.
Нам разум дан - трагедия эпохи.
Кричать глазами молчаливо в стену,
И слушать совести томительные вздохи,
И превращать себя в сирену.
Я бросила б язык собачьей своре,
А руки подарила бы ma;tresse*.
В себя бы поглотила ваше горе
И зажевала страхом стресс.
Я сердце подарю вам! Вы хотите?
Хотите, буду губкой и впитаю
Что вам не нужно! Вы меня.. любите!
Я от бездействия в рутине погибаю.
V.
Зима сдавалась медленно. Белело.
От скуки он включил свою коробку.
И сразу же: подвалы, чье-то тело,
Объединенные нац**ты в пробку.
Эпилептически задергалась реальность.
Весь мир сошел с ума? Я нездорова?
Я знаю, что такое аморальность:
Когда сестра сестру убить готова!
В порыве гнева - вазой в телевизор.
Вода и розы - кровью по экрану.
Ну, покажите, кто здесь композитор?
Я эту партию играть не стану!
Я слышу эти запахи удушья,
Я вижу эту lacrimosa (lacrimal)**
Я чувствую гордыню равнодушья,
Кто лицемерно мифы нам рассказывал.
Я слишком много в жизни, друг, ругалась,
Растрачивая в злости все святое.
Сейчас же - позволительно. Осталось
Лишь непринятие, отчаянье пустое.
VI.
Слезами ангелов рубиновые капли
Раскрасили мозайкой белый снег.
В постели снежной силы все иссякли,
В постели снежной дремлет человек.
Никто не спросит: мягкое ли ложе?
Никто не знает, видит ли он сны.
Все заметает иглами по коже.
Сам черт найти не сможет до весны.
А где-то там шумит людская злоба
Обманутых, несчастных и больных.
Для торжества вакхического сноба
Зачем-то убивающих других.
VII.
Разбиты ящик, ваза, в клочья - розы.
В крови, стекле разодранные ноги.
А по щекам - людские горько слёзы.
Молитесь за народ. Спасите, боги!
Вошла Она. Мой возглас был услышан:
Венера поступью и лёгкий стан.
Но комментарий мой тут несколько излишен -
Характер взбалмошный мне Богом дан.
И задышало ветрено свободой,
Так приторно и нежно; морок чар!
И ярко стало в комнате убогой.
Покойнице - Земле небесный дар.
Но было что-то странное в повадках,
А мраморное тело - холодно;.
Её писал не гений при припадках,
А стойкий мастер - точно и умно;.
Богам, наверно, на Олимпе страшно
И холодно. Поэтому вовек
Они спускаются на Землю бесшабашно,
Чтоб полюбил их смертный человек.
Он обнимал Тебя. А я смотрела.
"My honey, how are you? Oh, Sasha?! Hi!" ***-
И подошла - легко, свободно, смело,
И летом словно задышал февраль.
VIII.
Ушёл в ночную смену. Мы ж с богиней
Сидели и болтали: то да сё.
Наш разговор был тем информативней,
Чем он короче - хокку у Басё.
Я ей читала Пушкина, она мне - Китса,
Я заварила кофе: "Дякую", - в ответ.
"Ты русская. Скажи по-русски", - злиться
Я начала. Она - молчит и ест.
Хрустальные глаза и мертвенная кожа,
И точные изгибы, взгляд - упрёк.
На статую античную похожа:
Европа - Зевс быком ее увлёк.
Бог человеку - явно не товарищ.
Я не раба, не инок, не монах.
Из тысячи любых других пристанищ -
Осталась б дома. Там, где боль и страх.
IX.
Страна, известная своим страданьем;
Подопытные в клетке ледяной!
А вьюга не смолкает... Погибаем,
Стараясь прорубь отыскать зимой.
Единожды крещёные навеки
Не знаем, Бог позволит всплыть, иль нет.
И сколько гордости и силы в человеке
Его заветам следовать в ответ!
Бежать не надо: от себя не деться.
Увечия в душе, как седина.
Да только верь: возможность есть согреться,
Едва по льду пропляшется весна.
Так будь спокойна, гордая страна
!
29.03.22-01.04.22.
Саша Вашко;.
----------------
*Любовница(фр.)
**Лякримоза (слезная) - реквием В. А. Моцарта (см. 2 эпиграф).
***Дорогой, как ты? Ой, Саша?! Привет!
Свидетельство о публикации №122040204894