Серебряная карета. гл. 21

21

Состав войска в Тушине был очень пёстрый:
Недавних тюремных сидельцев, воров,
Казаков, со свистом поющие песни,
И беглых поляков из бедных родов.

Они – все искатели лёгкой наживы,
В войсках дисциплины – почти никакой,
Богаты безденежьем, быть лишь бы живы,
Туманной надеждой на век золотой.

Компания явно не для; знатной панны,
Пришлось ей смириться за низкий престиж,
Не все понимали, зачем она звана,
Зачем здесь «царица» средь бедных жилищ.

Никто не желал признавать в ней царицу,
В небрежно одетой, с усталым лицом,
Ей тоже со всем было трудно смириться,
Пугало – всё кончится страшным концом.

Но Тушинский вождь уже сам сомневался,
Зачем ставку сделал на польский посыл?
И понял, как грубо он в ней просчитался,
Сам к этой затее почти что остыл.

Марина, почуя во всём перемену,
Обузою стала у них на пути,
А в письмах к отцу есть намёк на измену,
И даже отказ на Москву вновь идти.

Пестрят эти письма на связь с человеком,
Дурных и столь грубых присущих манер,
Он – пьяница, склонен к побочным утехам,
Для войска из сброда, как лучший пример.

Нужда заедала Марину-царицу,
Хотя поместил её в лучшей избе,
Не может она с этой жизнью смириться,
Похоже, что всё повернулось к беде.

Приставил к Марине одну лишь служанку,
Её ограничил он в нуждах, во всём,
Отправить курьера и денег дать жалко,
И, как от мужа, нет пользы ни в чём.

Она – одинока и в этом мученье,
И слухи ползли о пороках её,
Она, как царица, живёт в увлеченьях,
В бордель превратила своё всё житьё.

Она не могла осквернять отношенья,
Где слухи, где правда нам знать не дано,
Прощала к себе его пре;небреженья,
Известно доподлинно нам лишь одно.

Просила отца, чтобы письмами к мужу,
Напомнил ему, всё же есть кто она,
«Дождаться любви, прекратить с нею стужу,
Почтенье должно быть, хотя и война».

Она же, как знамя у нового войска,
Под знаменем этим победа придёт,
И с ней обращаться не надо по-скотски,
Её окружить надо сетью забот.

Напрасны все были на помощь призывы,
Упорно молчал её «ридный» Самбор,
В условиях этих – «остаться бы живы»,
Но не; дал гарантии Тушинский вор.

Опасность всё больше собой ощущая,
Под вечер частенько её била дрожь,
Служанка её, в этом ей помогая,
Заварит ей мяту на страшную ночь.

Уснуть бы скорее и снять опасенья,
О том, что же ждёт её там, впереди,
В серебряной тачке – в Москву «во спасенье»,
И знать, все мытарства уже позади.