Русской Женщине

                Три тяжкие доли имела судьба:

                И первая доля – с рабом повенчаться,

                Вторая – быть матерью сына-раба,

                А третья – до гроба рабу покоряться, –

                И все эти грозные доли легли

                На женщину русской земли

                (Н.А Некрасов)

 

Предисловие

 

Всю жизнь стремимся, мечемся, горим,

Бежим от Бога, обращаясь к Небу.

Так, может быть, пора, поговорим?

О самом главном, что главнее хлеба.

 

Что суть, первичней первоскорлупы,

И Черепахи, что под гнётом стонет.

От тёплой сократившейся трубы,

До той трубы, что в Вечность нас возгонит.

 

И может быть, сквозь зимы и века,

В своём пока не завершённом круге,

Мы вспомним вкус парного молока,

Дыханье, губы, ласковые руки.

 

1.

 

Тысячелетья падали в пески,

Стирались горы, высыхали реки.

Пещерный люд не напрягал виски,

Гоняя зверя в том кромешном веке.

 

Мужик-добытчик, ладил острогу,

Чтоб заколоть на ланч плезио-карпа.

А там, в пещерах, резво, на скаку,

Металась баба – вечная кухарка.

 

Пищали дети, осемнадцать душ,

В соплях, и самом непотребном виде.

Больницы нет, дерьмо, болячки, глушь,

И памперс был, увы мне, в дефиците.

 

Мужик, придя, валился на тахту

И грезил солнцем, пальмами, Парижем.

А баба в детской, с пряжей, на посту,

Мол, так велели. Директива свыше!

 

Прошли века, в пещерах тишь да гладь,

Живёт людство степенно и без страха.

А баба деток водит погулять,

Чтоб не будили визгом «падишаха».

 

2.

 

- Привет, соседка, пашешь огород?

А чо лицо страшнее чем во гробе?

Вон Марфа бита, и ничо, живёт,

А ты разнылась с синяка на жопе.

 

Глаз заживёт, как в трещине губа,

Не удивишь деревню бабьим воем.

Мужик, он царь, а ты при нём раба,

Коль не запомнишь, будешь бита вдвое.

 

Третьёводни я тоже вон в подклеть

укрылась от гуляки-командира.

Да все мы, Нюр, мечтаем овдоветь,

Когда мужик приходит из трактира.

 

3.

 

Потом пришли иные времена,

Их принесло большой октябрьской вьюгой.

Взрослела, приосанилась страна,

И баба стала женщиной, подругой.

 

Она уже не мыла сапогов

Хозяину, вернувшемуся с поля.

Избавившись от плесневых оков,

Сама решала воля иль неволя.

 

Конечно, ей пытались помыкать.

Мол, знай шесток. Плита, уборка, дети.

И не моги по пленумам скакать,

Но этот шлейф, из канувших столетий.

 

Серьёзно лихорадило страну,

Не обошла и баб лихая буча.

Сломала тиф, гражданскую войну,

И стреляна, и бита, но живуча!

 

Мужик то на врага, то на поля,

То на стакан, с фингалом и в щетине.

А баба, что - кухарка от нуля,

Всего лишь Землю держит на хребтине.

 

4.

 

Так жизнь текла, как Камская волна,

Работа, праздник, пятилетки, дети.

Но вздрогнул мир, и в мир пришла Война,

Кровавая, из горьких междометий.

 

Ушли солдаты, пали города,

На станциях бинты, и трупы, трупы.

А баба-лошадь, впрочем, как всегда,

Всё так же тянет лямку, стиснув зубы.

 

На шахте мамки, на фронтах отец,

Война ж поди-ко, к Волге рвутся швабы.

И там, где падал взрослый жеребец,

Валили лес надорванные бабы.

 

Варили сталь, стояли у станков,

Водили трактор по раскисшей пашне.

Стояли насмерть, всё без дураков,

В своей войне, обыденной и страшной.

 

Одни за всех, тут впору заорать,

Но далеки душевные терзанья.

Ведь фронту дай, и детки просят жрать!

А для себя ни силы, ни желанья.

 

Так одолели лютого врага,

Всем бабьим миром, со страной едины.

А после, да. Встречали мужика,

Что разорвал лохмотья паутины.

 

5.

 

Ушла в былое горькая страда,

Вставало солнце в городах и сёлах.

А женщина при деле, господа,

С мужчиной в паре, а иные – соло.

 

Всё так же под коровой, за станком,

Безропотно. Склонив привычно выю.

И женщиной с отбойным молотком,

Не удивить, не напугать Россию.

 

Но шелестела времени река,

А женщина (мужчины, извините)

И в космос, и на пленум, и в ЦК,

Везде поспела и везде в зените.

 

А скольких нас, вершителей, орлов,

(Не описать десятку тысяч бардов)

Родили бабы, без красивых слов,

Совсем пустяк, под восемь миллиардов.

 

И если где-то есть Творец и Бог,

То я, как тот, что с рифмами повенчан,

Его бы рисовал посредством строк,

На всех иконах мира, если б смог,

Волшебными чертами наших Женщин!

 

Заключение (Руки)

 

Здесь мой посыл к мужчинам, мужикам,

Слагая оды нежной и любимой,

Не тело, приглядитесь к их рукам,

В них войны, стройки, песни облакам,

В них свет любви. Земной, неугасимой.

 

Здесь каждый пальчик бережно хранит,

Те перекройки, взрывы и утраты.

Рассвет и тьма, снежинка и гранит,

И в них записан, словно в кондуит,

Весь путь от детства до последней крады.

 

У юной девы пальчики нежны,

В них страсть и радость от прикосновенья.

И лёд, и пламя, плеск речной волны,

Звенящий гимн и прелесть тишины,

Часы восторга, слёзные мгновенья.

 

Так день за днём в зенит, за валом вал,

То на Олимп, то мордой в чьи-то ссаки.

В руках не флоксы, но вожжа, штурвал,

Квадратом стал тот выспренний овал,

И бархат кожи стал грубей, чем краги.

 

А жизнь бредёт, из заспанных лощин

неся червонцы, скомканные трёшки.

Неся утраты скорбных годовщин,

Ползёт неспешно кракелюр морщин,

По той волшебной трепетной ладошке.

 

И вот он вечер, истончился день,

И скоро финиш на последнем круге,

Где я босяк, бэушный старый пень,

Всю жизнь писавший то стихи, то хрень,

В слезах целую бабушкины руки.