Шум скорых гроз

Поэма

Аннотация
Перед вами – художественное произведение в жанре фантастики. «Большая советская энциклопедия» дает такое определение этого термина: «Фантастика (от греч. phantastike – искусство воображать) разновидность художественной литературы; её исходной идейно-эстетической установкой является диктат воображения над реальностью, порождающий картину «чудесного мира», противопоставленного обыденной действительности и привычным, бытовым представлениям о правдоподобии». На это определение жанра и опирался автор при создании настоящего произведения.
Художественный текст предполагает сотворчество. Со стороны писателя моментом творчества является процесс создания произведения; со стороны читателя – чтение произведения, восприятие произведения (построение и представление описываемых событий и явлений в области воображения), анализ и интерпретация образов, которые каждый отдельный читатель смог увидеть и принять для себя. В этом и проявляется сотворчество: творят создающий и принимающий.
В связи с этим интерпретация образов и символов, возможно находящихся внутри предлагаемого произведения, – это лишь индивидуальный взгляд каждого отдельного читателя. Каждый увидит то, что он может и / или хочет увидеть. Это отнюдь не означает, что автор закладывал увиденный каждым отдельным читателем смысл.
Текст написан в жанре фантастики. Авторской задачей не является оскорбить чьи-либо чувства, взгляды или же выйти за рамки чего бы то ни было. Любые совпадения с реально существующими людьми, реально происходившими когда-либо или происходящими в данный момент событиями являются случайностью или совпадением.
Приятного чтения.




КАРТИНА I

Черным светом солнца озаряя
Поднебесные Создателя холсты,
Снова Горний мир огнем пылает
И поет хвалебные псалмы.
Гулкий звон небес, басистый парод,
Предвещает вскоре рая дни.

Луч макушки плавно очерняет
Всех пустых церквей и всех домов.
Отвечает преисподня-мастерская,
Вторит хрипом едким хору слов,
Что пролиты были небесами
На рельефы старых городов.

В одночасье все великое смешалось
С грязной бранью, слякотью вдруг став.
Были крики здесь, была и жалость –
Это все, что новые уста
Перемалывали в дьявольскую шалость.
Но в момент затихли голоса.

Земля разверзлась, и наружу вышел
Великий страх святейших христиан.
Был дома, древа, великана выше,
Страдания людей он источал
И знал, что скоро враг его услышит
Об ужасе положенных начал.


ПАРОД

На рассвете, до часов восхода,
С первой яркой утренней звездой,
Шли своим неспешным, стройным ходом,
И набиты думою густой

Путника четыре. Первый странник
Уродлив, хром был, и сочился гной
Из глаз его. А белых одеяний
Недоставало, скрыть чтоб горб рябой.

Второй, в своей разорванной тунике,
С насквозь пробитой рыжей головой,
На посох опирался мечевидный
И взгляд бросал по сторонам слепой.

За ними плелся долго и угрюмо
Из черной, грязной кожи и костей
Живой мертвец. И рукава костюма
Висели, словно парус на кресте.

Последнего шаги не слышны были.
Весь бледный и прозрачный, он не шел:
Сквозь воздух словно тело его плыло,
И до земли не доставал подол.

Так, друг за другом, до восхода солнца
Они прошли насквозь одну страну,
Не зная, чем поход их обернется.
Так мир вошел в еще одну весну.


КАРТИНА II

Набат тревогу неустанно бьет:
Нашла болезнь на избранный народ.
День превращается в густую тень,
И черепа украсили плетень.

Забытый богом, вседержитель-царь,
Буржуями любимый, государь
Не видит горести простых людей,
Читая бред составленных статей.

Народ уставший заперся по хатам,
Но не стихает грозный звон набата.
Неделя за другой, за годом год
По городам чума, как червь, ползет.

Целебных трав букеты стали люди
Преподносить алхимикам на блюде.
В купель коренья сбросили, как в чашу.
От варева взлетела кверху сажа.

Весь купол изнутри стал закопченный,
И образа покрылись сажей черной.
Кипит в купели варево тугое,
Не знающее про людское горе.


КАРТИНА III

Сверкали алые бокалы
Невинной жидкостью безгрешных,
И в одеяньях белоснежных
Ее властители лакали.

На сковородке нежный агнец
Издал последний скорбный крик.
Залитый маслом, он поник,
И выполз из него румянец.

Царь поглощал нещадно яства
Из Иродом попранных жертв,
Достичь желая совершенств
В делах и залечить все язвы.

Отполированное темя
Сверкает отраженным светом
Людского горя. И напетый
Чертом план продолжит время.


КАРТИНА IV. Н*Й

В сырой темнице звонкими цепями
Раздалось утром эхо голосов.
Проводят бытие свое в печали
Поля пустые и стада коров.

«Как опустело много хат за годы
Убийств невинных братьев и сестер.
Одни ушли в дома других народов
И не вернутся до конца времен.

Другие ж, кто врагами был убийства
И брать на руки крови не хотел,
Тот в «зю»-образных заключен темницах,
Как заключен был я. Но где ж предел…»

Так баял местный старожил тюремный.
Седой, угрюмый, он смотрел печально
На рокот ружей, что гремел вседневно,
С фамилией своей, покрытой тайной.


КАРТИНА V

На кухне – шум, на кухне – гомон:
На вертеле – за агнцом агнец
Танцует свой безмолвный танец,
Отдавшись дьяволу стальному.

Полны графины алым цветом
И сладко кубки наполняют.
Царя блаженства опьяняют;
Он засыпает пред рассветом.


КАРТИНА VI

Запасы кончились, мертва скотина,
И голод ходит-бродит все кругом.
Цвет кожи обратился в серость глины.
Входит в каждый безобразный дом
Тьма былых наследий с ностальгией
О когда-то радостном живом.

Были сыты – и проголодались.
И считает каждый человек:
Съесть собрата своего – в усладу.
Длился бы так долго страшный век –
Люди стали б обращаться в стадо,
После смерти – стали б словно пек.

Но холодной и поруганной весною
Дружным строем к страшному дворцу
С отрезвленной, светлой головою
На поклоны к старому царю
Шли двенадцать смелых, за спиною
Крест-печаль к нему неся свою.

Вся весна – и грязь, и слякоть стала,
Когда поруган оказался люд.
Исчезли все заморские товары:
Купцы сюда их больше не везут.
Идут двенадцать. Ах, они не знали,
Как их встретит беспокойный плут.


КАРТИНА VII

В пространстве между небом и землей
Шел Страшный Суд над утренней звездой.
«Уже должна была гореть заря,
А мы с Тобой здесь время тратим зря».

«Молчи! Ты подлый трус и лицедей.
Как ты посмел послать их в мир людей?
Взгляни же. Как? Доволен? Нету слов…»
«Во все века характер мой таков.

Но Ты пойми: ведь эти испытанья
В людском миру – часть Божьего посланья.
Через страданья веру обретя,
Они познают тайны бытия».

«Ах, змей! Да как красиво говорит!
Воистину ты мог бы быть пиит.
Но не надейся этими речами
Ввести меня в задумчивость отчаянья.

Тебе я знаю цену, как Себе;
И гнить теперь ты будешь в вечной тьме.
Уж я узнал, кто жертвой стал твоей.
Вовек ты не вернешься в мир людей».


КАРТИНА VIII

Площадь полная народу:
Люди ждут указ царя.
Потешая сам себя,
Скажет он про несвободу.

Кто с ранением, кто с язвой –
Все столпились в полукруг.
Наблюдать послали слуг.
За толпой разнообразной.

Арбалеты и дубины
Наготове бить-стрелять.
Но какая ныне рать? –
Краснощекие детины.

Выползает царь из мрака
Слово крепкое держать.
Он проговорил про власть
Много лжи и мало правды.

Но забаял и запел он
Так, что, веря в лучший мир,
Люд надеялся на жир
И свою мечту лелеял.


КАРТИНА IX

В зыбкой ночи, до часов рассвета,
Добрались двенадцать до царя
В ожиданьи получить ответы
И молились: только б все не зря…

Восседая в каменных палатах,
Ждал их царь уже не первый год.
Вошли двенадцать. «Государь заклятый,
Почему сместило время ход?

К чему ведешь и что ты можешь сделать,
Чтоб мрак в своей земле остановить?
Пришли к тебе мы не давать советы,
А чтоб бороться правдою за жизнь».

«Да, смелости не занимать вам в речи,
И тверд ваш нрав. Не знаете лишь вы,
Что силою заморских всех купечеств
Народ и я навек разорены».

«Зачем же бойню ты устроил? Смута
Наведена на стойкий наш народ».
«Бывают в жизни каждого минуты,
Когда нельзя найти иной исход.

Коль рыба с головы гниет, то знайте:
Сгнил если б я, то света не видать
Вовек ни вам, ни чуждым государствам.
Пока живу – на все моя лишь власть».

Двенадцать стихли. Ножны зазвенели, –
И на царя нацелен острый меч.
Но смельчаки не ожидали трели
Оружий звонких. Кончилась их речь.

Обрюзгшему царю собрали соки
Двенадцати безгрешных. Выпил он
Их жизней подведенные итоги.
Рассвет. Пора на площадь. Царь пошел.


КАРТИНА Х

Царь говорил еще бы долго,
Но тут, откуда ни возьмись,
Порывы воздуха слились, –
И явлен был всеобщим взорам

Бледный некто. Был прозрачен
Он практически. Парил
Над замлей. Заговорил
Замогильным басом мрачным:

«Не первый год вы терпите мытарства
И братья ваши. Что ж, пришел черед
Очистить от страданий оба царства
И от земных оков спасти народ».

Вдруг взвился вихорь и погасло солнце.
Ища защиты, бросился к дворцу
Люд изможденный, позабыв покорство,
Что выказано было им царю;

А государь остолбенел мгновенно
Не в силах что-то сделать и сказать.
Считал всегда, что власть его нетленна
И не подступит к ней злодейский тать.


КАРТИНА ХI

В мгновенье ока небеса разверзлись,
И черного светила жгучий луч
Пронзил толпы небьющееся сердце.
С небес сходил и любящ, и могуч,

Великий Сын. Он истины нес слово –
Забытой радости земной тюрьмы:
«Отец Мой носит имя Саваофа
И знает о деяньях страшных тьмы.

О, Смерть! Остановись, меня послушай.
Хозяин твой Отцом был погребен
Заблудшие в отчаянии души
Не тронь, ко мне ты выйди на поклон.

На бедствия сии царева воля
Диаволом наложена была.
Болезни, войны, голод – эти боли
Царем устроенная кабала.

И Мой Отец тебе пророчит снова:
Возьми его – и больше никого».
Держал Небесный Сын такое слово,
А после вновь умчался высоко.

Исчезла с Ним и Смерть. Ожили люди:
Заполнили дворец кирпичный вмиг.
И этой беспокойной черной грудой
Распят был царь. Злой рок его настиг.


ЭКСОД

Ярким светом солнца озаряя
Поднебесные Создателя холсты,
Снова Горний мир переполняет
Счастье, и читает он псалмы.
Яркий звон небес приносит радость
Повторенной предсказанием судьбы.

Пусть люди спят, не зная той печали,
Которую несет шум скорых гроз:
Был попран Мир. И тот, кого распяли,
Совсем не царь, а сам Исус Христос.