магнолии в январе

шрамы, разводы, танцы разломов магматической почвы твоей кожи-сплошного-ожога на стыке веков, век и моих пальцев.
скрип половиц, надвигается ночь со своими закоулками без людей духов и пыли, пыли воспоминаний в твоих гвоздичных духах на разодранной рубахе груди.
сделай меня свои кровавым мстителем, богом наоборот, искареженной поломаной хтонью из дверных проёмов, где я скрюченный стою, сломавшись пополам под лунным небом твоего созерцания, взгляда через отвернутые зеркала и распахнутые ставни.
через червоточины оконных рам запах распустившихся весной магнолий, хотя сейчас зима и снег лежит белой полосой на почерневших, обугленных ветвях дубов и скатов черепицы.

прошу лишь трепетно жадно жарко разбито скленеенно разломанно
позволь слизать крошево твоих кровоточащих стигматов с моих пальцев, загнать занозы под вырванный ногти, вогнать осиновый кол тебе в грудь
тебе ведь так нравится боль, что я причиняю каждым своим путешествием по сломанному позвоночкнику изгибов хрущевок к твоей сонной артерии, приняв ее за источник вечной молодости, в попытке убить тебя быстрее, чем я загнусь на пропаленном окурками матрасе без простыней завернув твое остывшее тело в моё

в комнате будет холодно ведь на улице все же зима непроглядной белизной выжигая пятна на выцведших зрачках, крепко закупоривая ледяной пробкой бег воды по медным трубам слоем испарины будет рисовать изгибы разводов на твоей коже-шраме, сплошном ожоге, мозаике поцелуев-углей

– триста тридцать третий, в честь бега по трамвайным рельсам сломанных фаланг.