Из книги Глаза Луговые Знойные пасторали

      

                ЗНОЙНЫЕ ПАСТОРАЛИ



                НОЧЬЮ В КОМНАТЕ


Из темноты,
                Пахнущей сиренью и прелыми листьями,
в мою комнату,
                словно в новый мир,
                залетают бабочки, жуки и мотыльки.
Ослеплённые ярким светом,
                они бьются о стены,
и ничего не поняв в сверкающем белом мире,
                обессиленно падают на пол.
Я беру их за крылья
                и вновь выбрасываю в ночь,
                где им живётся светлее…
Так и меня всякий раз
                выбрасывали в ночь нашей жизни,
когда я
               сознанием мотылька
                залетал в неведомую светлость мира.



           НА БЕРЕГУ


Река обмелела.
Обнажился огромный залив.
По нему весь день –
                от восхода до заката
ходят, утопая в грязи,
                перепачканные мальчишки.
Ищут ракушки.
Найдя,
             жадно раскрывают их,
                долго смотрят на слизистое тельце
и разочарованно выбрасывают.
Верят,
       что в них живут Звёзды.



   ПЕСНЯ

Закатывалось солнце…
Глиняный посёлок затих
                и медленно растворялся
                в красных сумерках…

А на крыльце,
               сжавшись всем телом,
                и уронив голову на грудь,
                играл гармонист.
Он широко растягивал
                грустные меха
                и меланхолично
                перебирал клавиши.
И где-то в нём самом
                трепеталась далёкая 
                и лихорадящая мелодия
                ушедшего прошлого.
Он растягивал меха
                и слушал её…

Сумерки вяли…




       УТРО

Когда посёлок ещё спал,
                а летнее солнце чуть поднималось
                над краешком горизонта.
И тишина безлюдных улиц
                наполнялась рассветным
                пением птиц.
Из своего дома
выходил маленький мальчик.
Садился на скамейку
                возле завалинки,
и подставив солнцу
                своё молочное тело,
глубоко засыпал.
И солнце гладило его…




 ГОРСТЬ ВОЙНЫ

В тёмной комнате,
                оперев голову на костыль,
сидит дряхлый старик
                и недвижно смотрит в окно.
А за окном
       в тёмное праздничное небо
                взлетают разноцветные букеты огней.
Озарив город,
                многоцветным сиянием,
                они медленно гаснут.
День Победы.
Старик встаёт,
    и на израненных ногах
                волочится в другую комнату.
Там стоит сундук.
Он открывает его
                и достаёт оттуда
                маленький мешочек.
В нём – земля.
Маленькая горстка смоленской земли,
                разжатая из пальцев убитого сына.
Он высыпает её в дрожащую руку
                и гладит.
Одинокий глаз его плачет…





    ВОЗВРАЩЕНИЕ

Огромное выжженное плато
 угрюмо струится зноем.
От горячего воздуха режет в глазах.
Жёлчное солнце впивается в тело.
Земля – как жаровня…
Полдень…Такыры…Дорога…
Четыре чёрных силуэта –
                мальчишки-
маленькие, как муравьи.
 Ноги заплетаются,
                на кукане шершавятся
                иссохшие рыбёшки.
Идём с рыбалки
                через долгую такырную падь.
Я, Борис, Жорка, Толик.
Головы сникли, тела обмякли.
Задыхаемся.
А солнце всё свирепеет.
Губы высохли и растрескались.

Жорка отстаёт.
На сохлом личике судорожно дёргается рот.
Глаза утонули в глазницах.
Шатается…
Вот-вот упадёт…
Рядом с ним Толик.
На лице тупое упрямство.
Глаза бессмысленно белые.
Губы шевелятся…
Считает шаги…

Вдалеке
         забрезжили в зное деревья –
                там вода.
…так далеко…
                …, наверное, не дойдём…
Всё опостылело,
                земля закружилась, запела.
Стало легко и воздушно…
Смеюсь счастливым хриплым хохотком
 и не могу остановиться…

Борис серьёзен, как бегемот.
Он самый старший.
В глазах – мутная ярость.
Зачем-то трясёт меня и бьёт.
Потом подхватывает Жорку и тащит.
Ноги его едва волочатся.
Толик опустился ниже
                и всё считает шаги.
Я иду сзади и захлёбываюсь смехом.

Наконец-то вода!
Толик первым ринулся в речку
                и жадно глотает.
Борис сделал два глотка и отошёл.
Я тоже.
Тело само рухнуло на землю.
Приятно…
Хочется лежать так всю жизнь.

Толик схватился за живот,
                корчится, извивается.
Глаза ошалелые, хрипит.
Кусает и царапает землю.
Нельзя было сразу много пить.
Жорка какой-то прозрачный.
Лежит с выпученными глазами.
Молчит.
Наверное, умирает.
Борис тащит его к речке.
Макает голову в воду.
Ожил…
Даже выдавил жалобную гримасу.
Видимо, ещё хочет.
Толик затих. Лежит, не шевелится.
Но дышит. Видимо, отпустило.

Мир потихоньку оживает.
Постепенно наполняемся силой.
Уже разговариваем.
Снова напились воды,
И пошли дальше.
Теперь наш путь лежал вдоль реки.




    ЗНОЙ

У старика-туркмена
                на бритой голове
длинношерстная папаха,
                размером с ведро.
На голом теле – ватный халат.
Жара – плюс сорок пять в тени.
Сидит,
              подоткнув под задницу ноги,
пьёт чай
             и смеётся.
А солнцу не до шуток.
Корёжится в зное дорога.
высохли травы.
                попрятались птицы в кронах деревьев.
А он сидит в тени у кибитки,
                гоняет по телу чай,
                как фреон,
и высунув из ватного холодильника
своё обожжённое
                и растресканное,
как сухая земля, лицо,
смотрит на окружающую
 жаровню ада
и хитро смеётся.




    ЧАЙ

Когда от ярости солнца
Пляшут в глазах жёлтые искры
И измождённое тело
Ищет приюта от зноя,
О тебе –
О свежий зелёный чай!
Шепчут сухие белые губы.

О блаженство! –
Вливать в иссушенное тело
Светло-зелёную ароматную жидкость,
И устроившись на кошме,
В прохладе деревьев,
Возле журчащего арыка,
Лениво взирать,
Как разъяренное солнце,
Всё сильнее накаляя
Горнило летнего дня
Бессильно пытается
Выжечь в тебе
Красоту и благоухание
Уже набирающего силу
Цветка
Радости жизни.





 ОХРАНА НЕВЕСТ

На хлопковом поле,
Где работают девушки-туркменки,
По углам
Столбами стоят караульные.
Подойдёшь к полю
И они тут, как тут,
Обдают тебя холодным взглядом
И отгоняют девчонок подальше.
Охраняют невест.
За каждую из этих девственниц
Дают хороший калым:
Автомобиль и кое-что в придачу.
Вот потому-то караульные
Так зорко стерегут
Будущие автомобили, ковры, холодильники,
Стиральные машины и прочее.
Чтобы, не дай бог,
Кто-то повредил одну важную деталь
В этих не распакованных живых товарах.
- А как же девчонки? –
Долго мучал я себя вопросом, -
Как они на это смотрят?
И вот однажды
Я поймал на себе
Их изъеденный тоской взгляд,
В котором чувствовалось желание
Отдать всю себя
За одно лишь ласковое
Прикосновение.




 НА ПРОПОЛКЕ ХДОПКА

Замотав платок так,
Что на лице
Остаются лишь узкие щели
Для глаз,
Порхают девчушки
Красными мотыльками
С белыми головками
По бескрайнему полю.
И в обжигающем зное
Тяжёлой мотыгой
От рассвета до заката
Вырубают в хлопке
Сорную поросль…
Порхающие мотыльки...
С мотыгами…



         ОЖЕРЕЛЬЕ

У Каракумской пустыни
Есть ожерелье.
На тоненькой нити
Железной дороги
Нанизаны
Бусинки жизни
Пяти городов:
Ташауз, Чарджоу,
Мары, Ашхабад,
Красноводск…

Не забыла ли ты,
Моя знойная Мать,
Тех российских солдат,
Что подарком своим
В тебе жизнь воскресили?



                ХАУЗХАН

Посреди знойных
Жёлтых барханов
Ласково плещется
Синее море.
Хаузханское водохранилище.

Словно негатив небес –
В раскалённой желтизне
Неба
Голубая прохлада
Солнца.


                МУЖИКИ

На краю
Распаханного квадрата пустыни,
Возле
Нетерпеливо рычащих тракторов
Стоят мужики.
                Сосредоточенно курят
И исподлобья
Окидывают взглядом,
Изнывающую от безродья,
Такырную падь.
В их жестах и позах
Проглядывается привычка
Всё делать неторопливо
И хватко.




        СВОБОДА
(По мотивам картины Б. Бекназарова «Весть»)

Из-за барханов
Каракумской пустыни
Появился человек,
Опоясанный пулемётными лентами.
Лицо его было измождено
Трудным и долгим переходом,
Но глаза сияли надеждой.
В руках он держал красное знамя
И широко размахивал им.
-Свобода! Свобода! –
Хриплым голосом кричал он
Жителям глухого кишлака, -
Я принёс вам свободу!

Но улицы были пусты
И даже те, кто видел его,
Старались скорее укрыться
В глиняных кибитках.

-Свобода! Свобода! –
Не унимаясь, кричал человек, -
Теперь вы – свободны!
Но ответом на призывы
Было прежнее молчание
Слепых кибиток
И людей, ещё теснее
Попрятавшихся в них.

Они ещё не знали,
Что означает это слово.