Фрагмент первый

   В сердцах  глотая слёзы обиды, внук заявил, что уходит из дому. Бабушка  спокойно, но с нотками сочувствия в голосе, спросила:
- И куда же ты, на ночь глядя?!  Холодно на улице уже, да и дождь собирается.
- не знаю, ба, куда глаза глядят! Но точно с вами жить не хочу под одной крышей! – ответил внук и разревелся. Затем решительно утёр лицо от мокроты, деловито оделся в то, в чём пришёл от родителей  и вышел из дому, плотно притворив дверь.
Дед сидел у окна,  как ни в чём не бывало, даже ухом не повёл. Жена попробовала воззвать его к милосердию, чтоб вернул внука, тем более что ему было это под силу одним словом. Но в ответ она лишь обожглась его суровым и острым как молния взглядом, с коротким, но однозначным словесным пояснением. Мужчина  разжал свои кулаки, соразмерные с литровой стеклянной  банкой и положил руки на чистый, застеленный клетчатой синей клеёнкой стол ладонями вниз, при этом стали чётко видны его крупные как сардельки пальцы с  чёрными кустиками волосков на каждой фаланге.
- Значит, так: никуда он не денется, его знают как моего внука во всей округе, далеко за пределами Рудника, не пропадёт. Попсихует и домой вернётся, а нет, так быстро узнаю, где он пристанище нашёл.
   Тем временем внук бодро вышагивал по улице, пока его не окликнула соседка, живущая через три дома от родного, которая снимала бельё с верёвки.
- Эй,  малой,  далеко ли собрался на ночь глядя? Темно уже, как тебя родители одного отпустили на улицу?
- Далеко! – буркнул он ей в ответ. – Я из дому ушёл.  Насовсем!
- Да?! А чего так?
- Никто меня не любит. Ругают все, батька ремня дал, а дед не заступился, а посулил добавить своим фронтовым с бляхой. Только бабушка одна меня жалеет, но она одна против всей семьи не устояла, тоже пожурила меня.
- А где ночевать собираешься? Может, к нам зайдёшь, чаю попьёшь, подумаем вместе над твоим горем?
- Не, тётя, меня на мякине не проведёте! Пока я чаи буду распивать, вы моим сообщите и они меня назад заберут!
С этими словами он припустил вдоль забора рысцой, но ещё через пару домов шаги его стали более медленными, глаза вновь наполнились слезами обиды и отчаяния. В конце улицы стоял телеграфный столб на бетонном  кубе-основании.  Парнишка присел на него и дал волю слезам, в полной уверенности, что его больше никто не видит.  Выплакав очередную порцию, он успокоился и огляделся. Нужно принимать решение с ночлегом. В голове роились мысли возможных вариантов. Но один за другим они начинали отпадать по тем или иным соображениям. Холодало.  Ветерок порывами начал колоть щёки меленькими редкими капельками дождя. Изо рта шёл пар, а его мягкое место начинало подмерзать от остывшего бетона. Он слез с куба и в нерешительности  переминался с ноги на ногу. Что делать? Пойти и сдаться домой он не имел права – ведь сказал, что насовсем уходит при дедушке!  Как ему в глаза смотреть?! Нет! Он сейчас обязательно найдёт выход. За этими мыслями он совсем не заметил осторожных шагов бабушки, которая в свете редкого, подслеповатого уличного освещения разглядела его фигуру в тени телеграфного столба и подошла почти вплотную.
- Внучек, доброй ночи!  - вкрадчивым наигранно-безразличным голосом поприветствовала бабушка. – Решил уже, куда путь держать?
Внук напрягся, но родной голос успокоил, дал надежду на благополучное разрешение конфликта.
- Нет, ба, ещё не решил. Но сейчас решу.
- Ты вот чего, внучек, на пока пирожок скушай, с ливером, как ты любишь. – бабушка протянула руку с выпечкой - Тёпленький, с пылу, с жару.
Внук сглотнул клейкую слюну, ощутил аромат умасленного аппетитного пирожка  и одновременно с этим его накрыл приступ голода, ведь за вечерним воспитательным процессом он совершенно не поел.
- Спасибо, ба! – взял пирожок и начал его уплетать  с  таким аппетитом, какого за собой до сего вечера не замечал.
Бабушка тем временем,  со всей присущей только бабушкам  дипломатией, начала:
- Ой, сейчас пить захочешь, а я даже бутылочку молочка тебе  не захватила. Слушай, давай сегодня ты не пойдёшь своим путём, а у нас переночуешь? А завтра утречком рано я тебя разбужу, соберём тебе еды в узелок и пойдёшь благословясь?
Внук понимал, всем своим нутром шестилетнего человечка  чуял подвох, но был рад такому нехитрому обману во благо, поэтому согласно кивнул жующей головой и поплёлся за бабушкой как побитый пёс. На душе у него сделалось вдруг так легко и благостно, а уже добрую четверть часа дрожащее от холода тело вдруг ощутило прилив тепла.