Два поэта

               

               

Печали верная обитель
Светлица музы и стихов
Поэтов вечный покровитель
Вошла во властие лесов.
Прильнув к земле бодрящим хладом,
Осыпав золотом листву,
Стелилась мягкою отрадой
Под ноги пешему творцу.
Идет поэт неспешным шагом
Благоуханьем дышит он,
Любуясь осени нарядом
И леса праздным торжеством.
Он вновь и вновь с тяжелым сердцем
Бежит от бренной суеты
Все ищет под покровом леса
Забвенья черной пустоты.
Но все трудней ему укрыться
От жара ненависти злой
От безразличия к друг другу
Порочной алчности людской.
Два года минуло с тех пор,
Когда в упадке личных сил
На полку книжную свой взор,
Свой взгляд унылый обратил.
Забвеньем жаждал он упиться
Найти спасительную нить
В духовном мире утопиться,
Что б грязь насущную забыть.
Он пил спасительные строки,
Он жил в мирах былых веков,
Судьбу свою он на поруки
Отдал во властие Богов.
Богов-писателей, поэтов,
Он тайнам их был посвящен,
Чем на войну с реальным светом
Был бесконечно обречен.
Святым моралям в каждой книге
Он с умилением внимал,
Но было время, к сожаленью,
Когда в болоте утопал-
В зыби общественного строя
Его манила пустота,
Но с сердцем вечного изгоя
Его опять влекло туда,
Где он один и мир прекрасен,
Где била жизнь его ключом,
Где мир порока и несчастья
По сроку давности прощен.
Спасался книгами и зельем
И в одиночестве порой
Мечтал он ездить по музеям
И жить с семьей в дали глухой.
Но сладок плен мечты крылатой,
Как горек и похмелья бред,
И продолжал он жить украдкой
Себе и обществу во вред.
И вот сейчас, в лесу холодном
Он с одиночеством вдвоем,
Идет, мечтает, но свободно
Мечта не разгорится в нем.
Усталости, поддавшись ласке,
На древо павшее он сел,
Душой, вдыхая леса краски,
Облокотился, захмелел.
Твердыня грусти и тоски
Десницу разума сдавила
И взгляд его в желанный мир
За грань безумства обратила.
Сосредоточенно прищурясь,
Он в даль безмолвную смотрел
Сдержал дыханье, заволнуясь,
И взгляд его окаменел.
Туман бессмертия, алея
От вечной памяти огня,
Скрывал неясные черты.
И, вот, в объятья октября,
Из царства прошлого ступая,
Идет знакомая фигура,
Реальный мир не замечая.
За дымкой утренней прохлады,
Осенним солнцем обнаженной,
Шел человек, походкой важной,
На вид слегка ошеломленный.
В виски ударила тревога,
Слезами полнились глаза.
«А не сошел ли я с ума -
Подумал он – но ради Бога,
Узрев святые образа,
Не больше я бы удивился,
Не больше был бы поражен,
Но я в уме, мне не приснился…
О, Боже правый, это ОН!
Не может быть, я все же спятил,
На свете двадцать первый век,
А он двумя веками старше…
Он здесь, великий человек!»
Кипела кровь, лицо горело,
И сердце рвалось из груди,
Не мог понять он, что же делать.
«А может в сторону сойти?
Иль раз уж я теперь утратил
Рассудок свой и обречен,
То не остаться ль мне безумцем
И жить в мечтах» - подумал он.
Собрав волнение под хладость
Учтиво-безразличных глаз
Придал своей особе праздность
И вид значительный тот час.
Но с приближением к поэту
В нем пыл безумия горит,
Представить можно, сколь нелепым
Его растерянный был вид.
Вгляделся пристальней и понял:
Сомнений нет, да, это он-
Цилиндр черный, долгополым
Покрытый стан его плащом,
Накидка черная, под баки
Поднят высокий воротник,
И вид не хмурого писаки-
Поэта избранного лик.
Слегка взволнованно, но важно
Ступал навстречу странный гость
Настроен был весьма отважно
В руке держал изящно трость.
Довольно смелый и протяжный
На незнакомца кинул взгляд
Кивнул учтиво и вальяжно
Прошел, не посмотрев назад.
Тот, обезумевший от страха,
Чуть было дух не испустил,
Душа его подбитой птахой,
Метаясь, выбилась из сил,
Но не посмея дар безумья
Отвергнуть, воле вопреки,
Решил, без всякого раздумья,
Беседу с гостем завести.

Что б не путать двух поэтов,
Пересвет эпох слепящий,
Назовем же их при этом
«Прошлый» (гость) и «Настоящий».

                Настоящий

Позвольте, сударь! Ваше право
Меня презрением прогнать,
Но, признаюсь, пришлась по нраву
Изысканная ваша стать.
Вы кто? Пришелец или местный?
Чем обозначен ваш приход?
И пусть вопрос мой неуместный,
Но я смотрел, разинув рот,
Как грань миров переступая,
Из под завесы тайной тьмы,
Законы сущности сметая,
В наш мир, иной, явились Вы!

Недоумение пробилось
Сквозь важной маски пелену
В лице поэта и сокрылась,
Во взгляд холодный канув вновь.
Спокойно, важно, горделиво
Он отвечал, нахмурив бровь.

                Прошлый.

Весьма польщен. Вам благодарен
За мне оказанную честь,
Но будь я в сотни раз бездарен
Не уж то ль смог бы я привлечь
Вниманье ваше тем, что будто
Спустился ангелом с небес…
Скажите мне, Вы кто, откуда,
И что за незнакомый лес?
Ах, да. Извольте, честь имею
Мне Вам представиться сейчас:
Поэт, писатель…

                Настоящий.

Не трудитесь. Я знаю многое о Вас.

                Прошлый.

Хм… Пусть я тщеславием порочен,
Но все же странно слышать мне…
Хотя, извольте, между прочим,
Сказать два слова о себе.

                Настоящий.

Не знаю даже, что сказать.
До сей минуты, встречи с Вами,
Жил в одиночестве с мечтами
Теперь же вынужден признать
Себя безумцем…

                Прошлый.

Боже с Вами!
Извольте мне все рассказать!
Тем более, раз я причастен
К безумству вашему, то мне
Узнать подробно о несчастьи
Забавно было бы вдвойне.

И ухмыльнувшись чуть заметно,
Он на беднягу посмотрел
Уже не хмуро, но с насмешкой,
Как тот отчаянно робел.

                Настоящий.

Сегодня двадцать первый век!

И снова хмурый взгляд,
Как дерзновению преграда,
Но тут раздался громкий смех,
Как за пощечину награда.

                Прошлый.

Так-так, блаженный человек.
Заинтригован я и что же дальше?

                Настоящий.

Поверьте, сударь, капли фальши
И лжи в моем признаньи нет.
Не кажется ли Вам,
Что не по моде я одет?

                Прошлый.

Весьма, весьма. Но ваше право.
Уверен я, таких как Вы не видел свет.
Но все же, сударь, браво, браво.
Меня до слез Вы рассмешили.
Подумать надо, жили-жили
И «на тебе», хоть верь, хоть нет-
На свете двадцать первый век!

                Настоящий.

Не знаю, как мне доказать
В своем отчаянном смятеньи,
Как мне за правду преподать,
При вашем странном положеньи,
Что Вы на этом свете гость.

                Прошлый.

Вы забываетесь, любезный!

                Настоящий.

Я, сударь, право не шучу…

                Прошлый.

Я слышать это не хочу!
Да, что за бред, в конце концов.
Ваш разум явно нездоров.

Несчастный голову нагнул,
Но оттолкнув оковы грусти,
Стан бодро выпрямил, вздохнул,
Сказал:

                Настоящий.

Ну, хорошо, допустим.
Безумен я, так что ж с того?
Давайте с Вами мы обсудим
Как есть «сейчас», как было «до»,
А, что за век теперь, опустим.

                Прошлый.
                (с усмешкой)

Ну, что ж, давайте. Мне забавно
На два столетия шагнуть,
Быть может, в будущем удастся
Для прошлого ума черпнуть!

                Настоящий.

К примеру…, барышни, девицы.
А, что? Не скрою, знаю я
Для Вас излюбленная тема.
Сейчас Вы спросите меня:
«Что за прескверная делема?
Ведь были девушки всегда
Как образец стыда и чести,
Невинности, любви, добра,
Объектом робкой нежной лести,
Предметом грез и сновидений
И крайне редко наслаждений,
Созданьем скромности покорной,
Богиней верности святой,
Хозяйкой, матерью, женой
Приветливой и благосклонной».
Да, да. Все так. Но, к сожаленью,
Признаться вынужден, сейчас
Они в правах и отношеньях
Ни чем не отстают от нас.
Каретой сами управляют,
Бранятся, курят, даже пьют,
В штанах по улицам гуляют
И стариков не признают!
Невинность девичью для мужа
Они теперь не берегут,
А кто понравится тому же
Себя бесстыдно отдают.
Но вот в одном они все те же
Все предпочтенье отдают
Тому, кто славится невеждой,
А на воспитанных плюют.
Как и на скромных, ведь известно,
Что скромность скучная черта,
Что скучно, им не интересно
В слепые юные года.
Прельщает их пошляк и хам,
Им наглость разум затмевает
И грубой лестью проникает
К наивным девичьим сердцам.
Как ни банально бы звучало,
Но все ж летят как мотыльки
На страсти огненное жало
Своим надеждам вопреки.

                Прошлый.
                (сдержанно)

Я с Вами полностью согласен.
Владыка девичьих сердец
Не тот, кто внутренне прекрасен,
А тот, кто внутренне подлец.
И прикоснувшись к безразличью
За грязной страсти пеленой,
Оплакав честь свою девичью,
Стремятся к скромным всей душой.
А то, что пьют, бранятся, курят,
Так это было и у нас-
В домах терпимости, где любит
Порой забыться барский класс.

                Настоящий.

О, да, эпоха просвещенья
В наследство мало нам следов
Оставила, как утешенье
В умах забытых стариков.
И каждый день они уходят,
Уносят жертвой забытью,
Что в нашем мире жадно просят…

                Прошлый.

Позвольте, Вас я перебью.
Точней продолжить я хотел бы.
Так понимаю я – теперь
Девицам вашим в мир манеры
И этики закрыта дверь?

                Настоящий.

В тот мир, в котором ваши дамы
Блистали строгостью манер
Скорее наглухо забита,
И вряд ли целью наших мер
Является ее доступность.
Ох, эта нравственная скупость…
Увы, ушло, другие нравы
И в том, что было и прошло
Те, кто был прав уже не правы
Для тех, кому теперь смешно.

                Прошлый.

Вы говорили: «…жадно просят…»

                Настоящий.

Изгои, стоит понимать.
Кто плеть презренья не заносит
Над тем, что надо уважать.
Хоть громко сказано «изгои»,
Точней сказать «интелегент»,
Для нас презрительной насмешкой
Звучит, для вас же – комплимент.

                Прошлый.

А, вот, манеры! Да, манеры
У наших дам на высоте.
Не только светских львиц примеры,
Но и в домашней простоте
Как до замужества, так после-
Смиренно-горделивый нрав.
Признаться честно, не хватает
Для них сейчас достойных прав.

                Настоящий.

Осмелюсь я предположить,
Что умным женщинам, тактичным
Прав те вовсе не к чему.
То, что казалось бы обычным
Мужскому пылкому уму,
Они играючи решают
Без всяких правовых воздействий,
Точнее, в русло направляют
Под видом чьих то мудрых действий.
Наверняка же Вам известны
Толстого славные труды,
В которых образ женщин светских
Пленял посредников умы,
Где он являлся идеалом,
Той совокупностью причин,
Что безнадежно покоряла
Сердца главенствующих мужчин.
И в государственных делах
Порою точкой отправной
Являлась женская улыбка.

                Прошлый.

Постойте, как сказали Вы, Толстой?

                Настоящий.

Ах, да, он был совсем мальчишка,
Когда случилось с Вами…

                Прошлый.

Что?

                Настоящий.

Когда, как Вы еще ни кто
Не достигал вершин Парнаса.

                (Настоящий – смутился; Прошлый – задумался; пауза.)

                Прошлый.

Напрасно же, друг мой, напрасно.
Так, кто же был тот ваш Толстой?

                Настоящий.
                (торопясь)

 Писатель был, но не простой.
Был проповедником единой
Всеобщей истины земной.
Был обличителем царизма,
Сословий барских и церквей,
Властей, вассалов анархизма,
В порабощении людей.
Ломал церковные устои,
Где можно есть и кровь и плоть
И твердо знал, что есть Господь!

                (пауза)

А, кстати, что Господь
Для вас сегодня составляет?
В чем религия сегодня состоит?
Что души грешных
К покаянью вдохновляет,
В своих деяниях раскаяться велит?
Что называется для вас сегодня Богом?
И есть ли в избах ваших тот иконостас,
Перед которым каждый
Счел бы своим долгом
Класть распятье на чело?

                Прошлый.

Скажу, для нас
Понятье Бога было свято
Хранилось многие века,
Но так же было непонятно,
Как вдруг незримая рука
Безмолвно людом управляет.
Сквозь поколенья словно нить,
Пронизывая, заставляет
Во что-то верить, свято чтить.
Боюсь, незыблемой основой
Для веры был и будет страх.
Неведомый он, но ведомый,
Он скрыт в незыблемых словах,
Которым в детстве мы внимаем,
Боимся Боженьку, молчим.
В душе мы ясно понимаем,
Что лжем себе, но свято чтим
Портреты выдуманных ликов,
Боимся за родных, за близких
И каждый миг расплаты ждем
За то, что разумом не верим…
Нежданной карою небесной
Тот страх на веки обличен.

                Настоящий.
                (продолжая)

Святая троица, зачатье
С небес посредством голубка,
Волхвы, предательство, распятье,
Полет, святые облака
И воскресенье после смерти
И вознесенье над землей.

                Прошлый.
                (кивая)

Церковной ложью, как проклятье,
Лежит на правде, да, друг мой.

                Настоящий.

А правда в чем?!
Да, был Христос, был человек.
И в том не может быть сомнений.
Он прожил свой короткий век
Без зла вражды и прегрешений.
Он так же был отцом зачат
Во чреве матери родимой.
Он с ранних лет в себя впитать
Сумел суть истины единой.
Ту истину, что так проста,
Что проще быть ничто не может,
Как день, как ночь, как дважды два,
Ту суть, которая поможет
Рай на планете воцарить.

                Прошлый.

Так в чем же она может быть?

                Настоящий.

Не делать зла, если не хочешь,
Что б кто-то сделал зло тебе.

                (молчание)

                Прошлый.
                (продолжая)

Будь добр, кроток, смел, отходчив,
Будь сострадателен в беде,
Зло не таи, страдай прощая,
Не лги, не мсти, не убивай,
Твори любя, и созидая,
Чужих плодов не разрушай.

                Настоящий.

И тот Христос он так и жил
Он свято в истину поверил.
Он больше жизни дорожил
Ее огнем. Он ждал и верил,
Что проповедь его взойдет
В сердцах людей священным плодом…
Так иудейским стал царем
В глазах людей и даже Богом…
Он был напрасно возвеличен,
Его побаивалась власть
И всем известные нам меры
Она решилась предпринять.
Он славы роковой не жаждал
Он лишь хотел пролить в нас свет.
Иисус Христос был человеком,
Как всякий добрый человек!
Таких людей на свете много
На каждом истины венец.
Иисус Христос – он не был Богом
Он просто взят за образец!
Посредством церкви его личность
Постыдной ложью обросла.
Как снежный ком теперь двуличность
Мотает на себя века,
Века уродливых понятий
О том, что где-то в небе Бог
И детских чистых восприятий
Крушит, ломает шаткий стог.
Мы вешаем в углах портреты
И скрыто молимся на них
И просим их, что б смерть и беды
Прошли нас мимо и родных,
Но стоит выйти нам из дома
Так лжем, завидуем и мстим,
Злорадствуем, клянем, ругаем
И вновь к портретам мы спешим
Просить, что б только бы не с нами
Случилось то, что мы творим.

                Прошлый.

Однажды созданных героев
Боготворил за годом год
Голодный, дикий, без устоев
Необразованный народ.
Не исключаю, даже верю,
Что был однажды человек,
Который якобы кончиной
Своей искупит общий грех.
Признаюсь я, не понимаю,
В чем смысл здесь,
В чем он сокрыт?
Быть может кто-нибудь однажды
Мне все разумно объяснит…,
А пока ясно понимаю,
Что вера есть и будет страх,
И будут люди слепо верить,
Тая неверие в сердцах.

                Настоящий.

Мы опровергли веру в Бога,
Мы развенчали суть во лжи,
Но не сказали мы ни слова
О том, что значит Бог. Скажи,
Не правда ль есть такая сила,
В которой каждый убежден
И, может быть, нас наделила
Природа этим божеством?

                Прошлый.

Бог-это истина, любовь
Она хранится в сердце, в каждом.
Она в любом, в чьем теле кровь,
Как в подлом есть, так и в отважном.
Бог-сострадание, добро,
Бог-милосердие и стыд,
Бог-это клад, который в душах
На разной глубине лежит.
Семь заповедей христовых
Есть проявленье божества,
А те, кто им служить готовы
Есть воплощение Христа.
Как миллиарды звезд вселенной-
От каждой свой исходит луч,
Живут частичкою отдельной,
А вместе это - млечный путь.
И так же в нас добра частица
Ее отдать бы каждый смог,
Добро с добром соединится
И этой связью будет Бог.
И он как млечный путь над нами
К нему взываем мы мольбой
Добра частицу посылаем,
Что б связь она нашла с другой.
Так нашим близким помогая,
В ответ получим мы покой.

                Настоящий.

Казалось бы, основа истины – добро,
Дари его и будет счастлив
И тот, кому оно дано
И тот, кто рядом с ним, отчасти.
Но там, где день, там есть и ночь
И там, где свет, там есть и тень
И так же там, где есть добро,
Там обязательно есть зло.
Зачем оно?

                Прошлый.

На стражу самых низких черт
Оно природою дано.
Не знаю, как там в вашем веке,
Но в наше время и до нас
Всегда скрывалось в человеке
Добро и зло. И всякий раз,
Как самолюбие и гордость
Над здравым смыслом верх брало,
Так сквозь терпение наружу
Неудержимо лезло зло.
Сначала лезет под прикрытьем
Фальшивой вежливости слов,
Сменяясь жаждой мордобитья
Под гнетом нравственных оков.

                Настоящий.

Под стражей злого эгоизма
Стоит беспомощное «я».
Вот в том и есть вся суть трагизма
Для всех, для Вас и для меня.
Не подпускаем мы друг друга,
Боясь травмировать ее
И в цепи замкнутого круга
Толкает нас забытие.
Но есть какая то основа,
Одна, единая для всех.
Она в сознании любого
Пропитана туманом вех.

                Прошлый.

В нас в каждом есть
Всеобщий стержень.
Он состоит из вечных черт.
Он есть в нас с самого рожденья
На протяжении всех лет.
И независимо от века,
От рас, полов и положений,
Он как один источник света
И бесконечность отражений.
Возьмем животное начало,
Инстинкты, проще говоря.
Оно всегда в себя включало
То неотъемлемое «я»
И с ней естественные чувства-
Все о себе и для себя:
Забота о своем потомстве,
Ухаживать за ним, оберегать,
Нести ответственность, бояться,
Собою жертвовать, спасать,
Любить, жалеть, понять стараться
И состраданьем помогать.
Но есть и пагубные свойства:
Злорадство, зависть, подлость, месть
И чувство первенства и жадность,
Двуличность, похоть, ложь и лесть.
И человека нет другого,
В любом по жизни положеньи,
Все эти чувства в каждом есть,
Но в разном лишь соотношеньи.
Как в самом добром, в полной мере,
Есть крохи подлости и зла,
Так есть и в гадком человеке
Зародыши любви, добра.
Вот стержень тот и есть основа
И можно было бы сравнить-
Сквозь кольца доброго и злого
Единая проходит нить.
И независимо от мер,
Все чувства, мысли и поступки
Однообразны. Например,
От ударов судьбы беспощадной,
Мы, поникнув, стремимся туда,
Где однажды счастливыми были
Беззаботные наши года.
Пусть не год, пусть хотя бы мгновенье,
Что однажды прожгло нам сердца
Сквозь туманы обид,
Сквозь скалу десятилетий
Будет звать нас к себе без конца.

                Настоящий.

А так же. Нам важна ложка дегтя,
Без нее мы не можем
Ни любить, ни простить, ни страдать.
Нам нужна чья то боль,
Что б морозом по коже
Пробежала своя благодать.
Закрываем глаза на чужие страданья,
«Пожалев» стороною пройдем,
А как встретим беду, упадем на колени
И сквозь слезы на помощь зовем.

                Прошлый.

А еще. Нам больше дорог комплимент,
Который безнадежно скуден
Его безропотной любви
Предпочитать мы будем,
Его томительный мотив
Нас неизбежно соблазняет
Того, кто волею строптив
Все больше-больше развращает.

                Настоящий.

Уверен я, в душе людей
Всегда утробные угоды
Дымят ничтожностью своей
На лоне девственной природы.
Богач, транжира, нищий, жид,
Томим роскошеством, нуждою,
Любой природой дорожит,
Когда он не в ладах с собою.

                Прошлый.

Все одинаковы, друг мой.
Мы так же чувствуем природу
И прелесть жизни молодой.
Мы отдаем почтенье Богу,
Кривя свободною душой.
Мы одной матери потомство-
Надежды, Веры и Любви,
Над нами общее отцовство
Сгущает правила свои.
Судьба одна и многоточье
Мы в ней стремимся расставлять.
Берем со дна и, между прочим,
С узорным образом подать
Стремимся мы. Познав дурное,
В плохом плохое различить.
И так же чувствуем потребность
В судьбе против теченья плыть.

                Настоящий.

А вот еще.
Мы больше любим своих близких,
Когда уже их рядом нет
И на могильном обелиске
Мы оставляем пальцев след,
Прося прощения за скупость
Любви, заботы и тепла
И успокаиваем трусость
Тем, что заботили дела.

                Прошлый.

Тревожных чувств хмельное наслажденье,
Услада таинством единственной души,
К замершим образам молебен о прощеньи,
Чьи тени призрачны, но памяти нежны.
И станем мы, когда-то образом замершим
И сквозь вневременный внимать мы будем мир
Потомков голосу, быть может безутешным,
Связуя памятью пространственный эфир.
Но неизбежно память к близким заметает
От поколений поступи взлетающая пыль,
При этом бережно, надежно сохраняет
Связь «настоящее», то есть «будущее – быль».

                Настоящий.

Века спокойно пожирает
Немая прошлого река
И, подмывая, разрушает
Ушедших жизней берега.
А вот той связью, о которой Вы сказали,
Ее, точнее, составляющим звеном
Уже в двадцатом веке геном называли.

                Прошлый.
                (с улыбкой)

Опять Вы все о чем то о своем.
                (пауза)
Давайте мы поговорим
О творчестве, друг мой.
Скажите, в чем суть его сейчас
И что является предметом.
Что значит, быть прозаиком у вас
И кто является поэтом?
О чем вы пишите, о ком?
И есть ли смысл в тех писаньях?

                Настоящий.

Отвечу сразу. Смысл в том,
В чем он и был. В любых изданьях
Смысл свой. В романах – просто развлеченье,
В любовных – похоть и порок,
В трактатах смысл – наставленье,
Трагедий суть – чужой урок,
В рассказах – храбрые герои,
Для юных, пламенных пример,
Где скрытый смысл и устои
Выводятся на свой манер.
Поэтом может стать типичный
Пустой, нескладный рифмоплет
С горой метафор безграничных,
Которых, вряд ли кто поймет.
Бесплоден, пуст и бесполезен
Плод чьих то творческих трудов,
Не обнажается в которых
Костяк незыблемых основ.
Все то, что есть – когда-то было,
Что ново нам – уже старо,
Лишь как-то хлипко и уныло
Воспроизводится оно.
Но вот в искусстве, к сожаленью,
Один всеобщий есть порок-
Мы восхваляем дребеденья
На протяжении веков.
Одни прескучные писаки
Давили массой своих лир
И восклицательные знаки
Без слов кричали на весь мир.
Я объясню. Во все эпохи
Был некий жребий – моды перст.
В дыму всеобщей суматохи
Случайно падал он на тех,
Кого рулетка проносила,
Из всех поставленных на кон,
Того толпа приговорила-
«Предметом моды будет он!»
По сути, так. Чем больше славит,
Себя сам автор и свой труд,
Чем меньше смысла он прибавит,
Напустит мнимых мудрых пут,
Тем больше шансов на признанье,
И что бы уж наверняка,
Глубокомысленным познаньем
Приправит остро, но слегка.
На самолюбие надавит –
Мол, вряд ли кто меня поймет…
Дурак такое не читает,
Не понимаешь? – идиот!
И словно курицы с яйцом
Великосветские особы
Спешат ходить из дома в дом
И только слышно: «Да, ну что Вы!
Не читали? Рекомендую, это клад!
Ах, как его я понимаю…»
Кто это слышит, точно так
Считает честью, своим долгом
Всем доказать – «Я не простак.
Читал, осмыслил, оценил
И что я то же не дурак».
Все как в сказке, в той, в которой
Некий правящий король
Приказал слуге придворной
Красатищи неземной
Сшить рубашку в одну ночку,
Что б к утру она была
Золотою сшита строчкой
Невесома и светла.
Ночь портные всю проспали,
А проснулись – вот беда!
Что же делать? Ну, пропали.
И придумали тогда
Рассказать отцу, что платье-
Невесомые шелка,
Нити смоченные в злате,
Из хрусталя кружева.
И прибавили при этом,
Так, мол, батюшка и так-
Кто не видит это платье
Просто-напросто дурак.
Протянули к нему руки,
Вот, мол, платье, одевай.
Ай, не видишь? – молвят слуги-
Что ж ты, батюшка, давай.
Ничего король не видит
Кроме воздуха в руках,
Но сказать о том не смеет,
Не остаться ж в дураках!
В тот момент, как одевался
Одураченный король
Слух о платье расстилался
Среди свиты дворовой.
Вот король выходит в люди,
Все восторженно кричат
«Ох, да ах!» - все хвалят, хвалят,
А о правде все молчат.
Лишь один в толпе мальчишка
Громко крикнул: «Боже, мой!
Посмотрите, посмотрите,
Идет голый наш король!»

                Прошлый.

Есть зависимость, согласен.
Стоит только одному
Бред кобылы приукрасить,
Только надобно ему
Быть при этом в важном чине,
Уважаемой породы,
И завязнет бред в пучине
Лицемерной светской моды.
И, что самое смешное,
Все, кто с модой в унисон
Хвалят то, или иное
Точно знают то, что он,
Он – предмет фальшивой моды,
Есть ничто иное как
Разукрашенный, раздутый,
Возвеличенный пустяк.
Ну, и кто же, так, к примеру,
Представитель «громких» лир?

                Настоящий.

Я могу и ошибаться,
Но, пожалуйста, Шекспир.
Судьбой случайно восхваленный,
Увековеченный случайно.
Внезапной славой окрыленный,
Он вынужден ее был оправдать.
Но как? Трудиться было ни к чему.
Сдирай комедии чужие,
Новеллы, драмы и стихи –
Талант подсказывал ему –
Перефразируй то, что было
Уже написано до нас,
И лоно праздности постылой
Заменит сказочный Парнас!
Как получилось, что за дар
Народом признанна бездарность?
Гонение, неблагодарность
В ответ на творчества плоды,
Которые действительно умны.
Как смысл, ключ противоречий
В душе народа отыскать?

                Прошлый.

Не знаю даже, что сказать.
Хотя, пожалуй, Вы уже
Ответили на свой вопрос,
Я с Вами полностью согласен.

                Настоящий.

Ах, сколько мудрости и мысли
Прошедших сито всех веков
Неограниченно доступны
В собраньях в несколько томов.
Но не читают наши люди,
До ваших книг им дела нет,
Все то, что было, есть и будет
Им поставляет Интернет.
Любой роман за кадром кадр
Им телевизор передаст…

                Прошлый.

Имеется в виду театр?

                Настоящий.

Нет, нет. Представьте, лишь для Вас,
В покоях ваших, Вы сидите,
В аршинах трех от ваших глаз
Вдруг происходит представленье
И продолжается не час,
Не два, не три, а бесконечно.
Проходит смена декораций
В буквальном смысле, в один миг,
И сотни, тысячи героев
Сменяют столько же других.
Хотите верьте, или нет,
Но этот шумный балаган
В одном лишь ящике проходит,
Размером с дамский чемодан.

                Прошлый.

Да, что за бред, за ерунда,
Никчемный, глупый, пошлый вздор!
Ну, ладно, коли то игра,
Продолжим с Вами разговор.

                Настоящий.

А жизнь литературы нашей,
Сказать по правде, замерла.
В дарах умов эпохи вашей
Она свой остов обрела.
Все, что в наследство нам оставил
Век девятнадцатый от вас,
Как свод неоспоримых правил
Теперь является для нас.
В лице писателей ушедших
Укоренила облик свой,
И в их трудах, до нас дошедших,
Осталась долей основной.

                Прошлый.

А, что же вам теперь мешает
Создать литературный пласт,
Который время по бумаге
Потомкам вашим передаст?

                Настоящий.

Боюсь обидеть Вас ответом,
Но все ж уверен твердо в нем.

                Прошлый.
                (с интересом)

Я не обижусь, уверяю.
Скажите правду, дело в чем?

                Настоящий.

При том общественном устройстве,
В котором жили вы до нас,
Творил в роскошестве, в довольстве
Паразитирующий класс.
В условиях томящей лени,
В оковах праздности своей
Сидели крепко вы на шее
Босых безграмотных людей.
Но надо чем-то забавлять
Персону важную свою,
Вот вы и бросились писать.
Позвольте, сразу уточню:
Под «вы» имеется в виду десятки
Быть может сотни праздных лиц
Итогам творчества которых
Мы благодарны без границ.
Да, да, мой друг, вот парадокс!
Творить, и с пользой, к сожаленью,
Возможно только в тишине,
Отдавшись полностью безделью.
А в нашей жизни все иначе,
Нам просто некогда писать,
Себя, семью свою в достатке
Самим приходится держать.

                Прошлый.

Признаться должен, что Вы правы.
Мне было совестно всегда
Достичь известности и славы
За счет бесплатного труда.
Что говорить. В России рабство
Царит, как в городе чума.
И все писательское братство
Страдает – горе от ума…
Хоть взять любого баснописца,
Или поэта громких лир,
Любой душою согласится,
Что горек им их сладкий пир.
Напротив, мы разбить старались
Не справедливый жизни строй,
Боролись за народ, сражались
Колючей, едкою строкой.
Мы в помощь шли народовольцам,
В борьбе за равенство людей,
Кто шел в отряды добровольцем,
Кто бил воззванием царей.
Вот, взять восстанье декабристов.
Ведь были все мои друзья.
Судили их, как анархистов,
Казнили братцев, а меня
Сослали в темный край далекий,
В надежде правду заглушить,
Но стих мой, палачей жестоких,
Травил и будет их травить.

                (взволнованно, с дрожью в голосе)

Ценою жизни корни рабства
Они пытались обрубить,
Но древо сумрачного царства
Ветвями стало их душить.
Оно народ считало чернью,
Безмолвной черною землей,
В какой простор корням сплетенью,
Питавшим ствол поганый свой.

                (пауза)

Семь долгих лет приготовлений
Перечеркнула в один день
Трусливых, подлых донесений
Слепая призрачная тень.

                Настоящий.

В каком, по-вашему, сейчас
Году мы с Вами прибываем?

                Прошлый.
                (с грустной усмешкой, тихо)

По-моему, так в тридцать первом,
А, как, по-вашему, не знаем.

                Настоящий.

Так вот, поверьте, тридцать лет
Еще пройдет до той минуты,
Когда восстаниям в ответ
Падут с народа рабства путы.
Но, к сожалению большому,
Всем ожиданьям вопреки,
Воспримут с подозреньем волю
Все крепостные мужики.
Ее расценят, как уловку
В затяжке крепостной петли.
Мол, вот вам воля, пейте водку,
Живи, мужик, но без земли.
А без земли мужик что колос
Воткнутый в пашню без корней.
И отрекались в один голос
От тяжкой вольности своей.
А тот, кто в вольной подписался,
Что б дальше было как то жить
Обратно в рабство нанимался,
Что бы семью свою кормить.
И после этого все так же
Рабством маялась Россия,
А «блаженная миссия»,
Кто держал за все ответ,
Было чуть не усомнился –
Верно это ,или нет.

                Прошлый.
                (с иронией)

А когда же все же рабство
Испарится навсегда?

                Настоящий.

Я могу и ошибаться,
Но, наверно, никогда.
Принимает оно облик
В разном времени иной,
Ваше – право крепостное,
Наше – социальный строй.
Отдать должное устройству,
При котором мы живем,
В большинстве своем в довольстве
Путы рабские несем.
Признаюсь, что эти нити
Мы свободно можем снять,
Но боюсь в потоке жизни
Нам без них не устоять.

                Прошлый.

Стало быть, что в ваше время
Рабство стало добровольным,
И кто носит это бремя,
Тот останется довольным?

                Настоящий.

Это бремя есть опора
Без которой сложно жить
И оно предмет для спора –
В нем ли счастье может быть?
Ведь известно, что работа –
Это деньги, капитал,
Но не думаю, что б кто-то
От него счастливым стал.
Это важное подспорье
Для создания семьи,
Поддержания здоровья,
Но не как не для души.
Деньги душу развращают,
Угнетают и казнят,
Деньги нас обогащают,
А рассудок наш беднят.
Деньги, это как вакцина,
В малых дозах укрепит,
А в больших сжигает в сердце
Мир, добро, любовь и стыд.
Сколько раз мне приходилось
Перемену наблюдать
Тех людей, в чью жизнь пробилась
Денег пагубная власть.
Тот, кто был однажды скромным,
Дружелюбным и простым,
Понимающим, задорным
Становился сразу злым,
Безразличным и надменным,
Буд-то в царском замке рос
И друзьям своим презренным
Руку жмет, задравши нос.
Замечательно раскрыта
В сказке суть проблемы той-
О старушке у корыта
И о рыбке золотой.
С жиру бесимся, зажравшись,
И чем больше, тем сильней,
И во власть деньгам отдавшись,
Гибнем в алчности своей.
Думая, что в деньгах счастье,
Не по совести живем,
И однажды, в одночасье,
Все мы к пропасти придем.

                Прошлый.

Счастье, друг мой, не зависит
От богатства, вовсе нет.
Счастье – это символ братства,
Счастье – в каждом сердце свет.
В ком горит он от рожденья,
В ком пробьется сквозь года,
В ком под спудом наслажденья
Не заблещет никогда.
Счастлив тот, кто дарит близким
Бескорыстную любовь,
Кто в ответ поступкам низким
«Подставляет щеку» вновь.
Пусть счастливых и не судят,
Но скажу я все же Вам –
Не так тот счастлив, кого любят,
Как счастлив тот, кто любит сам.
А деньги сердце очерствляют,
Несомненно, это факт.
Деньги нас порабощают
И диктуют жизни такт.
Мы заложники бумажек,
Мы служители монет
И никто нам не докажет
То, что в деньгах счастья нет.

                Настоящий.

Обеспеченность рождает
Бессердечность у людей.
Кто в деньгах нужды не знает,
Тот становится черствей.
Абсолютно очевидно,
Стали мы комфортней жить
И о том, чтоб было сытно
Не приходится тужить.
Год за годом возрастает
Жизни уровень у нас,
Но при этом убывает
Человечность в свете глаз.
Раздражительней мы стали
Хладнокровнее и злей
И таких же, как мы сами,
Не считаем за людей.
Нам гуманность не преграда
Мы ее перешагнем,
Нам чужих проблем не надо,
Обособленно живем.

                Прошлый.

В наше время не иначе.
Благородней будет тот,
Кто бедней, а не богаче,
Кто по совести живет.
Обеспеченные так же
Сторонятся от людей
Тех, кто их умнее даже,
Но значительно бедней.
Но по общему шаблону
Мерить всех не справедливо.
Кто богат не по закону,
Кто работал терпеливо,
Кто имеет состоянье,
Но при этом мил и прост,
А кто просит подаянье,
Задирая кверху нос.

                Настоящий.

Это верно. Да, Вы правы,
Исключения во всем.
Только жаль, что эти нравы
Нас пугают меньшинством.
Это так же подтверждает –
Человечество одно,
По векам оно шагает,
Как большое существо,
За собою оставляя
Кладбищ черные следы,
С аппетитом пожирая,
Всевозможные плоды.
Так идти б ему спокойно
Легкой поступью мирской,
Но ведь чем-то не довольно
Не в ладах с самим собой.
Как начнет оно в припадке
С криком прыгать и скакать,
В грудь стучать, лицо царапать,
На себе одежду рвать.
Руки бьются друг об друга,
Выясняя, кто сильней,
Ноги путаются кругом
И становятся слабей.
Упадет и разобьется,
Отлежится, отойдет,
Затем встанет, отряхнется
И опять вперед пойдет,
За собою оставляя,
Кладбищ красные следы,
С аппетитом пожирая
Всевозможные плоды.
Но так длиться ведь не может
Бесконечно, час придет,
В муках самоистязанья
Человечество падет
И в агонии припадка
Свое тело истребит.
И прольется смерти чарка,
Поле брани окропит.
Дай то Бог, что бы во чреве
Столь больного существа
Зародилось, словно в деве,
Человечество добра.
Но на свет ему явиться
Можно только через смерть-
Что бы заново родиться
Нужно заживо сгореть.

                Прошлый.

Как-то слишком драматично
Описали Вы сюжет.
Неужели столь критично,
Что погаснет жизни свет?
Что под яростным припадком
Вы имеете ввиду?
Под последствием упадка?

                Настоящий.

Бесконечную войну.
Как только люди появились,
Много тысяч лет назад, 
Беспрестанно они бились,
Убивая, брата брат.
Что делить им было? Земли?
Драгоценности, еду?
Даже те, кто не хотели
Привлекать к себе беду
В миг отчаянного гнева
Убивали. Почему?

                Прошлый.

Беззаконие царило
В век пещерный у людей.
Среди них все так же было
Так же, как среди зверей.
Их животное начало,
Их инстинкты, стержень, нить,
Лишь оно определяло
Как вести себя – как жить.
Руководствуя желаньем
И потребностью своей,
Мало чем они сознаньем
Отличались от зверей.
Нетерпение обиды,
Жажда мщения и зло,
Самолюбие, защита
Интереса своего,
Чувство собственности, алчность,
Чувство первенства вот то,
Что толкало на убийство,
Не взирая ни на что.

                Настоящий.

Это общее несчастье
Всех народов и времен,
Что б смягчить его участье
Люди создали закон.
С появлением закона
Люди стали понимать,
Что животные инстинкты
Им придется обуздать.
Но животное начало
Продолжало в духе жить
И законы обращало
Целям низменным служить.
Разделились на общины
Государства, так сказать,
И в бескрайние долины
Стали корни запускать.
Как с помеченного поля
Гонит лев других зверей,
Что бы те не объявили
Территорию своей,
Так везде стада людские
Людей таких же гонят вспять,
А, если будет им по силе
Идут их земли отбирать.
Войска повсюду создавались,
Чтоб друг друга убивать,
В полях границы появлялись,
Каких нельзя переступать.
И в главной роли в отношеньях
Противоборствующих общин
Являлась сила, без сомненья.
Она, из множества причин,
Определяла ход событий,
Она невинных душ порфира,
Она творец кровопролитий,
Она же созидатель мира.

                Прошлый.

За веком век без перерыва
Война сменяется войной.
Штампуют люди без отрыва
Свою же смерть своей рукой.
Сначала крепкие дубины,
Булавы, копья и мечи,
Затем картечи, пушки, мины,
Мушкеты, ружья. Палачи!
Да, палачи. Мы ими стали
С того момента, как в душе
Мы злу и мести волю дали
И слишком поздно нам уже
Искать Христа, что б войны эти
Он своей кровью искупил.
Из дьявольского кубка смерти
Род человеческий испил.

                Настоящий.

Так многотысячные войска
Друг друга били на полях.
Все та же цель земля, богатства
И пир на вражеских костях.
И гибли сотни тысяч мирных
Ни в чем не винных детских душ,
Чтоб кучка сытых рыл звериных
Сорвала свой кровавый куш.
И так сейчас, спустя столетья,
Все так же войны на полях
И тот же ад, кровопролитье
И пир на вражеских костях.
И так же кучка изуверов
Кидает судьбы, как дрова,
В костер войны, где вместо веры
Лишь только громкие слова
Патриотического долга
Трубят воинственный набат,
И с кровожадным взглядом волка
Идет с войной на брата брат.

                Прошлый.

А, как же быть, когда отчизна
Встает под яростный удар?
Не чувством ли патриотизма
Смягчить его мы можем жар?
Когда теченье мирной жизни
Окрасит алая струя,
Не наш ли долг, отдать отчизне
Судьбу свою, всего себя?
Не наш ли долг, встать на защиту
Своих семей, детей, родных?
Кто эту дьявольскую свиту
Прогонит прочь, если не мы?

                Настоящий.

Да, несомненно, что война,
Есть двухсторонняя монета.
Война – борьба добра и зла,
Борьба зловещей тьмы и света.
Нас вынуждают защищать
То, что нам дорого и свято-
Отчизна, дети, вера, мать
То, что мы любим не предвзято.
Завоеватели, есть зло
Всегда, и нет им оправданий.
Всегда в себе несет оно
Разлуки, смерти, боль страданий.
Как бы нужда не тяготила
Нет оправдания тому,
Кто что-то отбирает силой,
Необходимое ему.
И мы встаем, сплатившись вместе,
Перед насущною бедой,
Считая долгом своей чести,
Вступить с захватчиками в бой.
Так мы друг друга вынуждаем
Брать в руки ружья и мечи
Другие семьи разрушаем,
Чтобы свою семью спасти.

                Прошлый.

Завоеватель изначально
На пораженье обречен,
Ведь от меча погибнет каждый,
Кто в дом чужой придет с мечом.
Всегда останется победа
За тем, с кем истина в борьбе,
За тем, кто дом свой защищает
От узурпаторов извне.

                Настоящий.

Подумать страшно, что война,
Итог конфликтов меж собой
Двух-трех политиков, игра,
В какой вступают люди в бой.
Вот только игры лицемерных,
Фальшивых, лживых громких слов
Не стоят капли крови верных
Отчизне братьев и отцов.
Мы, к сожаленью, продолжаем
Противоборство меж собой,
Вот только брата устрашаем
Не секачем, не булавой.
У нас есть атомные бомбы
Не те, что бьют десяток-два,
А те, что пламенем в секунды
С земли стирают города.
Такие ядра под рукою
Лежат у многих государств,
И вряд ли судбище такое
Из них без боя кто-то сдаст.
Мы много способов узнали
В уничтожении людей,
Умы ученых направляли
На разработку тех идей,
В которых суть – одним ударом
Как можно больше погубить.
И как, скажите, мести жаром
Друг друга нам не истребить?
По всей земле, на всей планете
Идет борьба среди людей.
Страдают женщины и дети
Во имя призрачных идей
Амбициозных изуверов.
По всей земле среди людей
Идет жестокая борьба.
Ни смысла нет, ни цели в ней,
Она, как мощная волна
Ломает хрупкие строенья,
Ломает судьбы на века,
Калечит наши поколенья
Раскатом войн издалека.
Как правило, одна страна
В лице безумного тирана
Посредством подлого обмана,
А чаще просто пригрозив,
Другие страны заставляет
Объединиться против той,
Какая просто быть желает
Самостоятельной страной.

                (пауза)

Представив общую картину,
Всех войн прошедших на земле
Покажется, как на вершину
С флагом первенства в руке
Взбираются, давя друг друга,
Людей безумная толпа,
Чтоб только выкрикнуть оттуда
Свои тщеславные слова.
Наполеоны, Чингисханы,
Мамаи, Гитлеры, Обамы –
Завоеватели земель,
Одну преследовали цель.
В чем смысл всех завоеваний,
Помимо взятия земель?
В чем суть немыслемых страданий? –
Порабощение людей!
Желанье это, есть болезнь,
Порок, душевное уродство,
Глумясь над равенством людей,
Желать всемирное господство.

                Прошлый.

Мы все равны, без исключений,
У нас единые права,
Единый свод ограничений –
Не спящей совести слова.
Никто не в праве подчинять,
Никто не должен подчиняться,
И каждый должен понимать –
Мы, равноправное есть братство.
Мы все прекрасно понимаем,
Что значит истина, добро,
Но постоянно забываем,
Когда желаем мы его,
То, что добро, как хлеб на поле,
Но прежде, чем его скосить,
Сначала семя золотое
Посеять надо и взростить.

                Настоящий.

Так мы и жнем, не возвращая
Взамен на поле ничего,
Так и живем, не замечая
За призмой эго своего,
Что на том месте, где качались
Колосья желтые добра,
Разрастаются, сплетаясь,
Побеги алчности и зла.
Все больше властвует жестокость
И жажда низменного в нас.
Мы не скрываем свою похоть
И свет злорадства в свете глаз.
Но, не смотря на то, что в поле,
Мы не сажая, только жнем,
От Бога семя золотое
Мы все же в сердце бережем.
Так что ж его мы не сажаем?
Зачем под подлостью храним?
Да потому, что не прощаем
Мы зло обидчикам своим.
Как цепи замкнутого круга
Нам, вместе взявшись, разорвать?
Побеги общего недуга
На поле братства разметать.

                Прошлый.

И вновь на истину наткнулись
Мы с Вами, щупая во тьме:
«Не делай зла, если не хочешь,
Что б кто-то сделал зло тебе!»
А, если просто не предвзято
Взглянуть на нас со стороны,
Как станет сразу же понятно,
Что мы исчадье сатаны.
На свете нет таких зверей,
Сейчас, или в пещерный век,
Каких жестокостью своей
Не превзошел бы человек.
Зверь убивает, чтоб питаться,
Чтоб накормить своих детей,
А человек, чтоб развлекаться
И ради выгоды своей.

                Настоящий.

Во все года, во все эпохи
На первом месте у людей
Скандалы, похоти, пороки,
К примеру, римский Колизей.
Его трибуны собирали
Десятки тысяч жадных лиц
Смотреть, как звери в клочья рвали
Рабов несчастных, без границ.
Потом на той же самой сцене
Под взглядом тех же алчных лиц
Овладевали, как хотели
Толпой распущенных девиц.
И третьим актом представленья
Был двух рабов смертельный бой,
И сотни воплей вожделенья
В один сливались зверя вой.
И эта грязная клоака,
Обитель пошлости и зла
Из тени призрачного мрака
В наш мир великой перешла.
Что и достойно восхищенья,
Так это труд больных рабов
Создавших храм для развлеченья
Тупых, бесчувственных скотов!

                (волнуясь, глубоко дыша)


Какой способен зверь на это?
Что в ваше время, что теперь.
Вопрос не требует ответа –
Мы самый страшный в мире зверь!

                (пауза; успокоившись, тихо)

Вот ответ мой Вам, что значат
Те припадки существа,
При которых общим плачем
Раздаются голоса.

                Прошлый.

Да, действительно, в итоге
Бесконечных страшных войн
Мы очнемся на пороге
Перед пропастью и тьмой.

                Настоящий.

Я с печалью вспоминаю
Один грустный анекдот,
Над которым, не скрываю,
Потешается народ.
Как однажды во вселенной
Встретились планеты, две,
Поболтать о жизни бренной,
О других и о себе.
Одна светится весельем
И здоровая на вид,
А другая всех мрачнее
Все вздыхает и молчит.
Первая ее спросила:
«Что ты грустная, сестра?
Где твоя земная сила?
Видно, тяжкие дела?»
Отвечает ей вторая:
«Ты советом поделись.
Знаешь, тут беда такая,
На мне люди завелись.
Всю меня избороздили,
Всю изрыли, истолкли,
Изнутри опустошили,
Мои силы извели».
Первая расхохоталась:
«Не печалься, все пройдет!
Я то уж перепугалась…
Это временный народ.
Будь бодрее улыбнись.
От тебя светила меркнут.
Как люди сами завелись,
Так они сами и исчезнут».

                Прошлый.

Смех сквозь слезы.
В чем спасенье?
Что поможет нам спастись?
Только к истине стремленье,
В ней безоблачная жизнь!
Но при всей ее открытой
Гениальной простоте
Остается она скрытой
Для живущих в темноте.
Истина, как снежный ком
В теплых ищущих руках
Тает, тает, но при том
Все крепчает на глазах.
Растопить его поможет
В сердце скрытое тепло,
Лишь оно спасти нас сможет,
Оно каждому дано.
Если каждый хоть частицей
Того доброго тепла
Пожелает поделиться,
Тогда светлые дела
Будут вмиг распространяться
Лучезарною волной,
Заливая землю счастьем,
А не черною войной.
И тогда то, я надеюсь,
Как мы с Вами, как сейчас,
Встретятся под небесами
Два прохожих в добрый час.
И один из них расскажет
Милый, славный анекдот:
Как однажды во вселенной
Встретились планеты, две,
Одна кажется веселой,
А другая веселей.
Одна молвит, не скрывая
Доброй зависти своей:
«От чего ты так сияешь?
Даже солнышка светлей.
Что тебя так вдохновляет?
В чем секрет твой? Поделись».
А вторая отвечает:
«На мне люди завелись!».

                Настоящий.

Между мной и Вами время
Отсчитало двести лет.
Признаюсь я, к сожаленью,
Мы не стали лучше, нет.
Можно слышать в наше время:
«Стала лучше наша жизнь».
Спорить с этим я не смею,
Но хочу предположить…
Для того, чтоб стала лучше
Жизнь земная среди нас,
Не комфортнее, не проще,
Лучше именно для нас,
Нам самим необходимо
Изначально лучше стать,
А потом уже правдиво
Благо общего желать.

                Прошлый.

Между жизнью нашей, нами
Есть всегда взаимосвязь.
Если будем мы скотами,
К благу личному стремясь,
Значит будет скотским наше
Ежедневное бытье.
И напротив, будет краше
И счастливее житье,
Если мы согласно с Богом
Будем дружно мирно жить,
Да, считая своим долгом,
Чужим счастьем дорожить.


Незаметно вечерело.
Шли поэты, не спеша.
Небо синее алело,
Лес шептался, чуть дыша.
Пониманием безмолвным
Воцарилась тишина
И туманом миротворным
Расстилается она.
Закат таинственным окрасом
Берез величие багрил
И томным пламенем, прекрасным
Сердца поэтов озарил.
И чувство общего восторга
В глазах творцов отозвалось
И тенью избранного долга
Меж ними тихо улеглось.

                Прошлый.
                (улыбаясь)

Благодарю Вас, друг любезный,
За вашу выдумку, игру.
Признаться, было интересно.
Пожалуй, я к себе пойду.
Вернусь в свой век и буду людям
Я проповедовать добро.
Нет, нет, загадывать не будем,
Но все ж надеюсь, что оно
Не через двести лет, а позже,
Хотя бы через двести пять
Потомкам нашим – вам, поможет
Людьми божественными стать.
И я того же Вам желаю,
Взойдет то семя или нет,
Добра частицу, призываю, отдать,
Отдать ее блаженный свет.
Пусть мир жесток, но наше дело
Держаться твердо на своем,
Смиренно, терпеливо, смело
За зло всегда платить добром!


Вздохнул и выдохнул осенний
Бордово-желтый тихий лес
И при блаженном дуновеньи
Поэт наш призрачный исчез.
А настоящий робко руки
В пустое место протянул,
Но с пониманием разлуки
Смиренно голову нагнул.
И одиночество слезами
Его наполнило глаза,
Он утирал его руками
И улыбался.

                Настоящий.
                (про себя)

Чудеса!
Не уж толь было все со мной,
Не уж толь я сошел с ума.

                (пауза)

Насколько я перед собой
Правдив? Не лгал ли я?
Ведь, как все, не исключенье,
Не чуждо низкое мне все
И бьюсь о камень преткновенья,
О самолюбие свое.


Лес зашумел. Сгустились тучи.
Поднялся ветер, заревел.
С небесно-синей кручи
Сорвался голос, прогремел:
«Ты лицемер, каких не много!
Неблагодарный жизни сын.
Ты пьешь из изобилья рога
И надсмехаешься над ним.
Ты, как и все таскаешь ношу
Страстей животных роковых,
Но корчишь из себя святошу
И отрекаешься от них.
Не ты ли гордости заложник?
Не ты ль обиды не простишь?
Спокойно есть и спать не сможешь,
Пока за все не отомстишь.
Не ты ли пленник чувств порочных?
Не ты ли нравственности бич?
Готов испить в канаве сточной,
Когда захочешь сильно пить.
Не ты ли холоден к страданьям,
К чужим слезам, к чужой беде?
Не ты ль приходишь с пониманьем,
Заботясь только о себе?
Как ты осмелился, презренный,
В душе своей искать ответ
На то, о чем не знаешь верно.
Да, как посмел ты!»

                Настоящий.

Нет, нет, нет.

Поэт, за голову схватившись,
Как в сердце раненный стонал.
Уже спокойнее и тише
Небесный голос продолжал:
«Ты наступил на правду жизни
И, если ты с нее сойдешь,
То без душевной укоризны
Ты в мир разврата упадешь.
Ты встал на мост перекидной,
Где нет обратного пути,
Сгорают стопы за тобой,
Возможно лишь вперед идти.
Под тем мостом кипит вулкан
Людских пороков и страстей
Он словно манящий капкан
Зовет тебя и тем сильней,
Чем ближе ты к земной святыне,
К той самой истине простой.
Ты сделал выбор и отныне
Теряешь право на покой.
А знаешь ли какой ценой
Тебе придется отплатить,
Что б самым сердцем, всей душой
Святую истину постичь?
Идя над пропастью кипящей,
Над всплеском лавы огневой,
Ты испытаешь жар палящий
Не подготовленной душой.
То будут всплески оскорблений
Спускаться огненным дождем,
Оставив раны унижений
На самолюбии твоем.
То будут пламени злорадства,
И сплетен злые языки
Вокруг тебя огнем метаться
И скалить алые клыки.
То будет пыл бурлящей бездны
Твое сознание мутить,
Твердить, что мир тот бесполезный,
В котором ты хотел бы жить.
Не останавливайся. Твердо
Ступай вперед сквозь жар и боль
За шагом шаг и очень скоро
Придешь ты к истине святой!

                (тише)

Пройдя от края и до края,
Вступив под своды тишины,
Ты сядешь молча, понимая,
Что вышел в свет из темноты.
Ты вдаль посмотришь, над вулканом
Колеблет воздух жерла пыл.
Он словно жизненным обманом
Над человечеством застыл.
Ты усмехнешься, что однажды
Зависим был от голосов,
Под шум которых должен каждый
Пройти сквозь пламя языков.
Смотря на зарево, ты вспомнишь,
Как много времени терял
И с удовольствием запомнишь,
Что дух в тебе преобладал.
На всплески глядя, улыбнешься
Ты чуть заметно краем губ
И на мгновенье ужаснешься
На то, как холоден и груб
Ты был к тому, в чьем сердце зло
Способно день за днем кипеть,
Что тоже злился на него,
А надо было пожалеть.
Взглянешь налево и направо
Увидишь тысячи мостов,
Какие служат переправой,
Сплетеньем жизни берегов,
Для тех людей, тех, кто стремится
Свое значенье оправдать…
Ведь человеком недостаточно родиться,
Человеком надо стать!
И воцарится в своем сердце
Смиренной гордости покой,
Тебе в свой мир откроет дверцы
Светило мудрости земной.

                (громко)

Готов ли ты, ступив на мост,
Идти вперед и до конца?
Готов ли ты блаженный пост
Нести по жизни?

                Настоящий.

Да, да, да.

Все тот же свет, все в том же месте,
Не зыблем солнца благовест,
Над жизнью истинной людскою
Оно вздымает вечный перст.
Сидит поэт на древе павшем,
К плечу склонилась голова,
И отражается в уставшем
Лице душевная борьба.
Он морщит лоб, закрыв глаза,
Как будто терпит в сердце боль
Твердит невнятные слова,
Своей качая головой.
Как будто держит он ответ
За все прожитые года,
То тихо шепчет: «Нет, нет, нет»,
То твердо молвит: «Да, да, да».
Взойдет ли он на мост спасенья,
Иль на него уже он встал.
А то, что было с ним – виденье,
Поэт, забывшись, крепко спал.

                1980-2015.