Пробуждение

Она всегда жила в иллюзорной красивой картинке, бережно повешенной на крючок в центре самой белой стены. С картины сдувались пылинки. Иногда что-то дорисовывалось, иногда закрашивалось, дабы не видеть пережитки прошлого. Но главное, она всегда оставалась единственным ярким событием на выбеленном временем фоне.
Шли годы, на ней нарисовался муж, дети. А вскоре стало появляться одно очень странное пятно, которое ей не нравилось и его никак не удавалось замазать. Попытки закрасить не приносили желаемого результата. Пятно все равно проявлялось. Нет, оно не становилось ярче, скорее грязнее. И уже от этой грязи и стена не была такой белой, да и вся картина теряла свою прелесть.
И тогда стало прорастать потребность бежать от этой неудавшейся истории прочь, как можно быстрее и дальше. Долго это желание созревало, долгим было первое расставание. Но как-то случилось, что уже не было сил стоять, и она побежала. Без оглядки, без сомнений, без всякого сожаления и желания оглянуться.
Наконец, пришел момент остановиться и осмотреться. Это было необычно. Гармоничный белый мир, опять на белом фоне. Но такой спокойно изысканный. И было в нем некоторое приятное расслабление. Потом стали проявляться персонажи. Они были объемными, и когда через них бил странный как будто солнечный свет, они поблескивали и искрились. Но ненадолго. Потом свет заканчивался, и они терялись в сумерках. А когда глаз привыкал, они уже не искрились и не исчезали, а стояли стеклянными пустыми истуканами, прозрачными в своей самой сути.
И тогда начинала нарастать тишина. Она увеличивалось и даже как-то страшно гудела. От нее тоже хотелось бежать, бежать без оглядки. И это тоже случалось.
Бежала она по знакомой проторенной дорожке туда, где когда-то было тепло, где когда-то было детство, была простая и понятная, ясная и искренняя картинка, туда, где ждала белая стена, озаренная светом внутреннего, правда былого счастья. И к нему она окрыленная буквально летела обратно. Жаждала живой встречи. Прибегала в родной уголок, радовалась обретению оставленного прошлого.
Но через некоторое время опять начинала замечать грязное пятно. И вновь оно гнало ее прочь, в мир пустых прозрачных фигур, которые даже если закрыть глаза и напрячь все свое воображение не шевелились. Они не умели, или она не знала, как их заставить. Это успокаивало, на время, а потом опять веяло одиночеством и мерзлотой.
И она опять бежала, бежала обратно.
Этот пусть стал известным, понятным. Только безвыходным. И каждый раз проделывая его, она мечтала о заветной двери, которая выведет ее из этого коридора.
И с каждым разом, один его конец оказывался все острее и болезненнее. И не в силах терпеть эту муку, она бежала обратно. А там вновь ждала тишина. Пустота томящая, жаждущая холода и покоя. И она бежала обратно. Казалось этому не будет конца.
И так, пока не заметила, что смена направления движения стала измеряться не годами, а месяцами, потом неделями, потом днями, и так дошло до часов. В этом зародилась интрига. Интрига, которая подогревала саму себя. Ведь не может скорость увеличиваться до бесконечности, думала она. Ведь должно же это когда-то закончиться. Но где будет точка перехода она не знала. И даже не догадывалась.
Но любопытство разгоралось с новой силой, и она опять бежала.
И уже горечь и уродство грязного пятна так не ранили, а стеклянный мир не казался таким прозрачным. Она была занята процессом, она бегала в ожидании исхода. В ожидании чуда. В ожидании света.
И оно случилось. В какой-то момент пятно неожиданно увеличилось до размеров всей картины. Потом оно поглотило раму, следом за ней белую стену, чуть позже растаяли стеклянные фигуры и коридор. Исчезло все.
Зато появилась дыра. Дыра – большая и черная. Не горячая и не холодная, не одинокая и не скорбящая. А просто пустая и совсем бессмысленная…
Но и это было еще не все.
За пустотой открылось сильное горевание. Как никогда, от всей души она захлебывалась в этом вакууме и своих чувствах. Но чем глубже заныривала в них, тем быстрее оказывалась на поверхности. Тем чаще ее озарял не бутафорный холодный свет, а теплые лучи настоящего солнца. От непривычки щипало и слепило глаза. Мягкий ветер подлетал, заигрывал с ее волосами и иногда весело подергивая их, со смехом удалялся. Это было немного щекотно, но приятно, по телу разливалось легкое покалывание, и онемевшее с годами тело вновь возвращало себе прежнюю легкость и живость. Но самым удивительным был воздух! Воздух свежий и приятно соленый, пропитанный целой палитрой разных смыслов, ароматов и эмоций, который больше не терялся где-то в горле, а попадал в самые легкие, проникал глубже, в живот, и наконец наполнил самую сакральную глубину ее естества ..!