Любимая тёща соседа Васьки 2
Здорово, мужики! Как рыбалка? Вчера нам бабка всю малину испортила, ядрёна вошь! Вы вот убёгли, а я от ей коромыслом по холке получил, еле скалкой отбился. Прям не знаю, чё и делать? Я вам вот махорыча прихватил, вчера не допили, не пропадать же добру. Со здоровьицем вас, мужики! Крепкий, однако, махорыч получился. Соседу Ваське дюже ндравится. Одно время он крепко пристрастился. Опух совсем, глаза красные, как щёлочки стали, рожа вот такая и тоже красная. Нос, как фонарь, лиловый и в темноте светит. Ночью на дороге не попадайся, кондрашка схватит. Многих уже напужал. Вышел я тут во двор, вижу, Васька сосед в трусах семейных, не первой свежести, на морозе стоит, пузо чешет своё. Ноги волосаты голым-голы, из рваных носок пальцы немытые торчат. Тьфу, страм один! Потом он вдруг в сугроб с головой стал прыгать и орать: «Год свиньи закончился, так тёща, свинья жирная, приезжает, теперь даже в Новый год не выпить, не даст, подлая». И горько так заплакал, у меня тоже слёзы закапали, жалко его стало. Долго он так прыгал да выражался культурно. А так он сильно свою тёщу уважает, всегда на «вы» с ней и тёщей только навеличивает. Вежливо говорит ей: «И когда же вы, дорогая моя тёщонька, в дорогу соберётесь, я вам уже и вещички собрал». А она баба стойкая, из бывших партивцев, и «ухом не ведёт». А летом к Ваське опять тёща прикатила, да всё «кар да кар!» Даже мне надоела, у забора стоять да слушать. Некстати её черти принесли, Васька-то опять запил. Вечером тёща его грядку копала, цветочки садила. А над ней, на ёлку, ворона села. Чёрная такая, жирная, одним словом противная. Яйца всё у нас норовит украсть. А голос визгливый, прям как у Васькиной тёщи. У Васьки нервы и сдали. Выбежал опять в одних трусищах, в горошек поблекший, да и выстрелил из берданки с криком: «Ёлки вам, копалки!» В кого? В ворону конечно, да не попал, руки-то дрожат. А ворона и тёща с испугу на грядку свалились и лежат «тихо-мирно» рядышком. Испугались, сердечные. А Васька совсем ополоумел, кричит: «А где здесь моя любимая тёщонька? Была одна, а сейчас две лежат, горе мне, горе!» Бегал так долго и тоже свалился без чувств. Не знаю, что и делать? Перелез я через забор, да за гвоздь зацепился да и повис. Обоих увезли, тьфу, да не меня. Куды, говоришь? Да нет, что ты, что ты, не на кладбище, а в энту склифасофскую. А ворона? Да чё ей сдеется? Оклемалась и опять закаркала. Обозлилась она на Ваську сильно, и как только он побежит в кусты, по нужде, конечно, ворона «тут как тут». До туалета-то ему не добежать. Бабка моя приноровилась в махорыч куриный помёт класть для крепости. Вот у него и получается «семь метров против ветра», а до туалета-то метров двадцать будет. Только в кустах расположится культурно так, крапива опять же рядышком, а ворона «вот она я». И норовит в зад его клюнуть или яйца оторвать. Такая страмница после контузии стала. Тёща к Василию больше ни ногой. Всем подружкам говорит: «А чё зять, с зятя неча взять, ядрёна мать!» Васька обижается, конечно, и когда «под мухой», частушку про неё поёт: «Эх, тёща моя, хуже лихорадки, щи варила, пролила зятю на запятки!» А уж как друг друга любили, ажно слёзы закапали.
6.1.2020 г.
Свидетельство о публикации №122032702327