Иная начинается пора
Блестит она металлом топора.
Снега идут, скрывая кто и где
Любил предаться всякой ерунде.
Смотри, какой повсюду беспредел!
Вот пьяный крендель трезвого задел,
Тот развернулся, дал ему под вздох,
И пьяный тут же сразу и издох...
Весна пришла в края своих берёз,
И потому любой тут не тверёз.
Он чует носом, чищеной трубой,
Что небосвод предстанет голубой,
И крокодилы снова полетят,
Кому – на Север, а кому—то в лес.
Вон бегают стада седых котят,
Они с тобой сыграют в интерес.
Что делать нам в деревне, говоришь?
Возможно, со старушкой выпить чай,
Или чего покрепче, и скучать
Не так уж явно, где шумит камыш.
Вот лабрадор-ретривер в Гибралтар
Галопом, словно конница татар,
Бежит, не оставляя и следов.
Знать, у него какая—то любовь…
Вот лошадь, что Пржевальский находил
В степях монгольских, скачет она тож.
У ней в руках зажат булатный нож,
И папа – нелетучий крокодил.
А значит – эта женщина стара,
Как две пересекаемых сосны.
Иначе начинается пора
И мы идём абхазский пить Лыхны.
Зима уже закончилась, стоит
Ядрёный Март – лукавый трансвестит.
Он то ли зимний, то ль весенний друг.
При нём не выйдешь ты нагим на луг,
Лишь только запершись в своём дому,
Читаешь про Мазая и Муму.
Но оттепели нет, один мороз,
И ты живёшь, не пьян и не тверёз.
Вот бегает двуспальная кровать
И ищет, кто бы мог на ней лежать.
Но не находит их ни во дворе
И ни в овраге. Воют в конуре
С тоски проспавшись никакие псы.
Весной они от холода дрожат.
И ты, седые расчесав усы,
Плюёшься и твердишь: «Проклятый март!».
Свидетельство о публикации №122032602825