Магжан Жумабаев. Поэма Коркыт

Перевод с казахского.

             ***

Нет в мире гор прекраснее Алтая,
Где у подножья зыблется ковыль.
Здесь некогда ни зла, ни бед не зная,
Алты алаш*, народ мой мудрый жил.

Те времена, похожие на сказку,
Так далеки, что взором не объять.
Не разглядеть ни сущность, ни окраску,
Их сквозь века непросто нам понять.

Смешались быль и небыль, состязаясь.
Каким великим, гордым был алаш!
Я вспоминаю, молча восхищаясь,
Преград не знал народ бесстрашный наш.

Когда-то в том краю герой родился,
Алаш по крови, но душой им чужд.
Со сверстниками так и не сдружился,
Дивились люди странности причуд.

Назвали при рождении Коркытом*,
Ни на кого ребенок не похож.
Чудное имя. Что же в нем сокрыто?
Да разве же так сына назовешь?

Коркыта с малых лет одолевала
Одна весьма назойливая мысль.
Тревожила, в смятение ввергала,
Не раскрывая потаенный смысл.

Он избегал родных, людей знакомых,
Бывал лишь с одиночеством в ладу.
Умалишенным, жившим, словно в дреме,
Стал звать народ его, как на беду.

Так повелось, что люди почитают
Того, кто прост и на других похож.
Иного одержимым посчитают,
В поступках если с ними он расхож.

«В Коркыта джинн вселился», - говорили.
Никто вокруг не мог его понять.
Так что ж за мысли душу отравили?
Что от людей заставило бежать?

Вопрос один лишил его покоя,
Изранив ему душу с малых лет:
«Неужто пыль и тлен меня покроют,
Когда умру? А может быть и нет?

Бесславное ужели разложение
В земле сырой однажды суждено?
Жизнь слишком коротка на удивление,
И вместе с тем прекрасна все равно.

Она - игра, мечта и наваждение,
И сердца стук обманчивый в груди.
Ужель дана нам, чтобы в завершение
Навек покой в могиле обрести?

Вот озеро, чьи плещут тихо волны,
Однажды обмелеет и оно.
Цветы укроют степь, но ненадолго,
Пожухнуть и отцвесть им суждено.

С мечтой приходит человек на землю,
Увы, надежды обратятся в прах,
И изъедят останки его черви,
Оставив след зловещий на мощах.

Гоняя кровь без устали по жилам,
Прервет свою и сердце круговерть.
Дыхание, взор, все станет серой пылью,
Как только ими овладеет смерть.

Погибель ждет, хоть мы и не искали,
Жизнь коротка, как взмах один ресниц.
Зачем тогда нам радости, печали,
Если врата откроются темниц?

Жизнь ложью ублажает человека,
Пока его подстерегает смерть.
Как переплыть достойно жизни реку,
А после ни о чем не пожалеть?

Душа страдала чуткая Коркыта,
От тяжести свинцовой горьких дум.
Копье как будто с ядом в сердце вбито,
И оттого он сызмальства угрюм.

Страдалец горемычный, всех чураясь,
Бродил с собою сам наедине
По склонам диким горного Алтая,

Все радости оставив в стороне.

Судьбу коль испытать храбрец захочет,
Готов бывает прыгнуть и в огонь.
Настойчивый без устали хлопочет,
Мечтой своей заветной вдохновлен.

Так и Коркыт, усталый, одинокий,
Решает тайну смерти разгадать.
Отправиться собрался в путь далекий,
Чтоб гибели грядущей избежать.

Прийдя к горам, спросил у снежных пиков:
«Вам видно свысока: что значит жизнь?»
Ответил ему эхом камень дикий,
Взор мертвый обратив куда-то вниз.

К реке пришел прозрачной, говорливой:
«Что значит жизнь?» - ей задает вопрос.
Бегут куда-то волны торопливо.
Какой, скажите, может быть с них спрос?

В лес вековой войдя неспешным шагом,
Спросил Коркыт его: «Что значит жизнь?»
Верхушки сосен лишь качнулись разом:
«Смотри, Коркыт, средь нас не заблудись».

У озера спросил, тая надежду:
«Быть может знаешь ты, что значит жизнь?»
Скользнула рябь – веселый пересмешник
В ответ на ветра заунывный свист.

Палит на небе солнце безответно,
Молчит, поникнув, полная луна.
Мигнули звезды весело, кокетки,
Притворству их всего лишь грош цена.

Немы земля и небо отчего-то.
Коркыт не сдался, обойдя весь свет.
Неужто нет бессмертного кого-то?
Не удалось ему найти ответ.

Течет сквозь пальцы жизнь, Коркыт мрачнеет,
Что движется и дышит, не спасешь.
Жить, радоваться смысла не имеет,
Заранее коль знаешь, что умрешь.

Жизнь быстротечна, как мгновение ока,
Как ураган, как призрачная страсть.
День роковой, казалось бы, далёко,
Смерть тут как тут разверзнет жадно пасть.

Быть может кто-то есть на этом свете,
Не ведавший в помине что есть тлен?
Кто избежать сумел навеки смерти.
Да будет сей народ благословен!

Должно быть там вода, огонь священны,
Священной быть должна сама земля!
Пред тем народом преклоню колени,
Кто слова «смерть» не слышал никогда.

Где жажду жизни утоляют жизнью,
Где знаний почитают яркий свет.
Над кем-то где не совершают тризну.
Вот где найду я на вопрос ответ!

На поиски земли обетованной,
Алтай покинув, двинулся Коркыт.
На усталь не взирал, ведь путь желанный
На все четыре стороны открыт.

Через леса, безводные пустыни,
Озера, реки шел он на восток.
Уже и в жилах кровь, казалось, стынет,
В степи чернеет холмик, одинок.

В груди Коркыта вспыхнула надежда,
Ускорив шаг, бежит он к метке той.
Увиденное сердца не утешит,
Боль отдалась в груди глухой тоской.

Из глаз струей полились горькой слезы,
Он видит, яма вырыта в степи.
Дощечка в изголовье вбита косо.
Кто же его надумал погубить?..

Могила эта плод того усердий,
Кто надпись сделал на кривой доске:
«Коркыт, все зря, не убежишь от смерти.
Могила предназначена тебе».

Прочтя те строки, стал чернее ночи,
Огнем как будто душу обожгло:
«Ужели здесь мой будет путь окончен»?
Отчаяние на сердце легло.

Тяжелые одолевают думы,
Отраву, горечь рассыпая, яд.
Уразумев, что этот мир безумен,
Коркыт несчастный обратился вспять.

Теперь он стопы обратил на запад.
Один, как перст в степи, и сам не свой.
Удел земной его отнюдь не сладок,
Он помнит надпись на дощечке той.

От бега бесконечного устали
Душа и тело, смерть не обхитрить.
Где обетованный край? Степные дали
Взор изможденный стали тяготить.

Погасло солнце и во тьме глубокой
Восходит равнодушная луна.
Упорно шел Коркыт своей дорогой:
«О боже мой, опять она, она!..»

Как сквозь туман вдали чернеет что-то.
И насыпь та же, надпись есть над ней.
 «Нет жалости ко мне, я сбит со счета…
Скажи, мой бог, что может быть больней?»

Из глаз струей полились горькой слезы:
«Кем эта яма вырыта в степи?
Кто вбил над ней дощечку так же косо?
Кто надо мной так злобно подшутил»?

Могила эта плод того усердий,
Кто надпись сделал на кривой доске:
«Коркыт, все зря, не убежишь от смерти.
Могила предназначена тебе».

Отчаялся Коркыт, пал бездыханный:
«Зачем тогда дана мне эта жизнь,
Не избежать коль смерти нежеланной?»
Однако шепчет сам себе: «Держись!»

Вмиг одряхлев душой от тяжких мыслей,
Надежд лишившись, веру утеряв,
Поднялся еле, плечи вниз обвисли,
Продолжил путь, печаль в груди уняв.

Оставшись безо всякого ответа,
Настойчиво решил вперед идти.
Четыре стороны загадочного света
Решение принимает обойти.

Где бы нога Коркыта не ступала,
Где бы не лил он безутешных слез,
Пред ним могила темная зияла,
Добро со злом в клубок один сплелось.

Могила справа, слева, все напрасно.
Над каждой, как нахохлившийся гриф,
Висит дощечка с надписью ужасной,
Как смерти неминуемой призыв.

Повсюду знак чудовищный начертан
Безжалостной рукою на доске:
 «Коркыт, все зря, не убежишь от смерти.
Могила предназначена тебе».

«Нет жизни вечной, не ищи, все тщетно,
Хоть землю обойди вдоль, поперек.
Нет ничего сильнее в мире смерти», -
Таков Коркыту данный был урок.

Отягощенный грузом новых знаний,
Вернулся на родной Алтай Коркыт.
В неравном проиграл он состязании,
Ничто теперь его не вдохновит.

Вершины снежные Алтая, как и прежде,
Окутали туманом облака.
Нет дела до Коркыта им, надежды
Разбила чьи безжалостно судьба.
 
Все так же лес-молчун вдали маячит,
Кипучий и стремительный ручей,
Как прежде, то по склону звонко скачет,
То затаится вдруг среди камней.

И ветер так же встречного любого
Готов обнять и нежно целовать.
И кружит голову от воздуха родного,
И так легко и радостно дышать!

Пасет стада и табуны, как прежде,
Народ, покоем, миром осенен.
Блаженствуя, под теплым солнцем нежась,
Не ведает ни бед, ни горя, он.

Коркыт, вернувшись, словно сумасшедший,
Вновь, молча отвернулся ото всех.
Терзает его память о прошедшем,
Ни радостей не знает, ни утех.

Со вскриком ночью подскочив однажды,
В холодном просыпается поту.
Сон вещий ему душу будоражит,
Как будто некто сообщил ему:

«Чтоб вековой сосны услышать голос,
Создать ты должен из нее кобыз.
Пусть струнами послужит конский волос,
Играть на нем тебе, Коркыт-абыз*»!

Взяв инструмент, тихонько тронул струны,
Извлек из них, робея, первый звук.
Его услышал каждый: старый, юный,
Алтай весь, всполошившись, замер вдруг.

Мелодия лилась, скорбя и плача,
Всех в вековую погрузив печаль.
То конь вздыбится, то по степи скачет,
А то верблюд шагает мирно вдаль.

То загудит сошедшею лавиной,
То засвистит, как вихревой поток.
То клекот в струнах слышится орлиный,
То как в пустыне шелестит песок.

Угомонится, следом захохочет,
Так воин надсмехался над врагом.
Бураном вдруг взовьется, заклокочет,
Вершины, реки облетев бегом.

То звуком бархатистым слух ласкает,
Как будто с ветром шепчется листва.
Бушующей волною набегает,
То жаворонком запоет, звеня.

То яростным огнем взмывает в небо,
То взвигнет, как тугая тетива.
Исторгнет клич гортанный, словно лебедь,
То плачет, как невинное дитя.

То волком воет, стонет, веселится,
Иной же раз гнусаво запоет.
На тысячи осколков разлетится,
Затем слезою горькой изойдет.

В руках Коркыта пел кобыз впервые,
В нем множество несхожих голосов.
Душа слезами отдалась немыми
На вечности неодолимый зов.

Как оказалось, средства нет от смерти,
С кобызом стал он с той поры един.
Ему приносит дни и ночи в жертву,
Теперь Коркыт на свете не один.

Он видел, как закатывалось солнце,
Как брезжил в небе утренний рассвет,
Как безмятежно людям здесь живется,
И как для них прекрасен этот свет!

Потягиваясь, бай стоит ленивый,
Батрак присмотрит за его скотом.
Батыры стали нынче горделивы,
Им нет нужды идти на бой с врагом.

Печальней с каждым днем кобыз Коркыта,
Сквозь пальцы жизнь уходит, как песок.
О жизнь и смерть… Что в вас двоих сокрыто?
Не развязать сей тайны узелок.

Отринув прочь мечты о вечной жизни,
Он в звуках струн нашел теперь покой.
И в день один без всякой укоризны
Сошел в могилу, взяв кобыз с собой.

                ***
Былые дни, похожие на сказку,
От них в душе становится тепло.
Акына нет, кто не был им обласкан,
Кто мудреца не вспоминал добром.

Благословение самого Коркыта
Мечтает каждый получить акын.
Слезами жизнь и смерть его омыта,
Вселенской скорби безутешный сын.

Акын – огонь, что рвется прямо к небу,
Отчаянный и хлесткий ураган.
На деле сам, как в море бурном щепка,
Ну а внутри – пылающий вулкан.

Мечты свои он донесет стихами,
Печали в них и радости излив.
Глас бога молвит только их устами,
Акынов вольных души обнажив.

Мысль, как волна под ветром всколыхнется,
Акын о том, что жизнь-мираж поет.
Услышав, чье-то сердце встрепенется,
На миг с себя привычный скинув гнет.

Когда услышишь скорбной песни звуки,
Когда акын обнимет свой кобыз,
Поодаль встань, с другими в полукруге,
И слушай, дотянуться не стремись.

Не столь для мысли важно расстояние,
Ее услышать можно за версту.
Душа твоя откликнется желанием
Постичь тех строк пытливых глубину.

Кобыз – как благоверная акына,
Как половинка праведной души.
Струна и сердце издавна едины,
Незримой нитью связаны они.

Польется звук, и вздрогнут тихо струны,
Акына встрепенулась то душа.
Но, если лопнет вдруг струна-ведунья,
Душа, дай бог, останется цела.

Не выплеснет пока свои печали,
Не выпустит акын из рук кобыз,
Чьи струны скорбь земли в себя вобрали.
Жизнь мимолетна, говорят, смирись…

Акын Коркыт – он пращур всех акынов,
Понять сей дар могучий потрудись.
Воспев былого мудрость и седины,
Лежит титан в земле, обняв кобыз.

                * * *

Те времена, похожие на сказку,
Так далеки, что взором не объять.
Не разгядеть ни сущность, ни окраску,
И сквозь века непросто их понять.

Баюкает былое мысль, лелеет,
Чтоб весь Алтай услышать ее мог.
Прислушайся, в степи как ветер веет,
В нем отзвук есть его бессмертных строк.

Прислушайся и сердцем, и душою,
Как степь скорбит под ветром о былом.
Та боль была услышана и мною,
И с той поры с сомнением я знаком.

В погоню за иллюзией пустился,
Догнать, однако, так и не сумел.
Вот с жизнью время подошло проститься,
Могила ближе мне, чем колыбель.

Вперед стремиться заставляло сердце,
Не скорбь, не думы, выбрал я его.
Жизнь – сладкий яд. Однако, кто бессмертен?
Погаснет взор и больше ничего…

Совсем не то в былом меня прельщало,
Жил я легко и радуясь всему.
Когда судьба друзей моих отняла,
Познал тоски я беспросветной тьму.

Кобыз один остался в утешение.
Пой, мой кобыз, пой, веселись и плачь!
И я в тебе нашел свое спасение,
Не пощадит, я знаю, жизнь-палач.

Я следовать хотел бы за Коркытом,
Чтоб жизнь восславить и оплакать смерть.
Когда разверзнет зев свой ненасытный,
Обняв кобыз, сойти в земную твердь!

                Примечания:

Алаш (алты алаш) * — древнетюркское слово - братья, двоюродные братья, родственники, понятие, зародившееся в глубокой древности, во времена, когда тюркские народы не были разделены. Согласно средневековым и более ранним источникам, это общее название древних казахских племен до образования ханства, как отдельного государства. Имя Алаш - одно из древнейших имен в истории. В старинных летописях упоминается Алаш (Алаша) хан. Название Алаш сохранилось в памяти многих народов до нынешнего времени. Оно используется в туркменском, кыргызском, казахском, ногайском и других языках. Учитывая, что большинство древних племен, составляющих ныне казахский народ, подчинялось огузскому кагану, понятие «Алты Алаш» можно понимать, как страну, последовавшую за шестью (алты) сыновьями огузов. С этой точки зрения общетюркское название Алаш, по-видимому, было названием объединения братских тюркских народов, которое возродилось после распада Золотой Орды (кыпчакского государства). Согласно древним родословным, имя Алаш является синонимом казахского народа. В борьбе за национальную независимость казахи вернулись к древнему понятию «Алаш» и приняли его, как девиз свободы и единства. Доказательством этому являются понятия «алашское движение», «Алаш орда», «Алаш». Слово «гражданин Алаша» обозначает единство казахского народа, целостность страны и земли.

Коркыт* — великий мыслитель, жырау, общий для всех тюркских народов музыкант, создатель кобыза – самого древнего струнного инструмента на земле, который, по мнению многих специалистов, является прародителем скрипки. Согласно легенде, мать Коркыта носила его в утробе три года. До рождения Коркыта три дня и три ночи весь мир был погружен во тьму. А жестокий шторм заставил народ почувствовать страх. В связи с этим имя ребенка — «Коркыт» означает «страх». По мнению некоторых исследователей, Коркыт — «человек, который приносит спасение людям».
Убегая от смерти, Коркыт побывал в четырех концах света, но нигде не обрел вечности. Тогда он понял, что земли обетованной не существует, и решил найти центр земли. Им оказалось побережье Сырдарьи. По преданию, земля здесь соединяется с космосом. И на самом деле, именно отсюда, с космодрома Байконур впервые оттолкнулся человек, дерзнувший проникнуть в глубины Вселенной. А вот как согласно легенде, появился кобыз. Однажды к Коркыту, утомленному однообразием звуков на земле, во сне явился ангел, чтобы сказать: «Коркыт, твой кобыз словно голень шестилетнего холощеного верблюда. Обтяни его кожей одногорбого верблюда, установи сверху подставку из рога темно-рыжего козла и натяни струны из некрученого конского волоса от пятилетнего жеребца. И будешь ты обладать дивным инструментом». Игра Коркыта привлекала все живые существа – летающих птиц, бегающих зверей, которые пытались пройти к нему через пески и людей. Все, в ком была жизнь, сидели на берегу и слушали кобыз. В этих словах легенды заключен ее главный смысл – единение всего живого против самой смерти. И пока пел кобыз Коркыта, смерть бессильна была забрать кого-то из этого мира. Но однажды Коркыт, устав, все-таки заснул. Смерть, приняв облик змеи Кайрат-жылан, ужалила его. «Бег Коркыта от смерти, восстание против смерти, вовсе не было действием самосохранения, спасения собственной души, а было сопротивлением наступающему исламу», - пишет крупный исследователь, публицист Таракты Акселеу.
По просьбе Коркыта на его могилу положили кобыз, который сразу запел под дуновением ветра. Звуки струн кобыза до сих пор слышны в необъятных степях Казахстана. Мемориальный комплекс «Коркыт-ата» в Кызыл Орде с поющими трубами и пирамидой, исполняющей желания, напоминает о музыканте, не избежавшем смерти. Но благодаря волшебным звукам кобыза он навечно остался в мире людей.
Абыз* — это человек, имевший в древности сакрально-духовный статус. В традиционном обществе он прорицатель, ясновидящий, читающий звезды, оратор, пропагандист, обладающий особым чутьем, интуицией, проницательностью сознания.