Николай

               
          (отрывок из поэмы)

                1
В купе двухместном спального вагона
Я ехал из столицы на Алай.
Когда в окне поплыл пейзаж перрона,
Представился попутчик: «Николай».
-Виталий, - приподнялся я навстречу, -
Душевно рад знакомству, добрый вечер, –
Пожал большую крепкую ладонь.
-Взаимно. Вам по нраву «белый конь»? -
Извлёк, раскрыв портфель, бутылку виски
«Вайт хорс», фисташки в аккомпанемент.
Из ресторана проводник в момент
Спроворил сыр, баварские сосиски.
Был поднят тост за дальнюю дорогу.
Он выпил полстакана, я - немного.
                2
Мой визави был крупным, кареглазым,
С фигурой располневшего борца,
С проплешиной, блестящей медным тазом,
С чертами мягкими овального лица.
И нет почти морщин на гладкой коже.
Прикинул возраст я его на взгляд –
Скорей всего ему под шестьдесят.
Без лысины – на десять лет моложе.
Одет дорожно, дорого, добротно:
Пиджак из твида, брюки «Pierre Cardin»,
Часы на ремешке «Ulisse Nardin»,
Сорочка тонкая «Romano Botta».
Он выглядел солидным, симпатичным,
И спутником казался мне приличным.
                3
Вновь Николай себе набулькал виски.
-Позвольте, вам немножечко долью?
-В дороге дальней я почти не пью.
-Давайте по чуть-чуть, ведь путь неблизкий.
Хочу я с вами выпить за удачу,
Она всегда нужна, в пути – тем паче.
И больше ничего не говоря,
Плеснул в себя сто граммов вискаря.
 Так наша трапеза и продолжалась:
Он пил, закусывал и снова пил.
За час почти бутылку осушил.
И слово за словом беседа завязалась.
О жизни, о делах своих и планах,
О женщинах в судьбе и о романах.
                4
Наш проводник принёс ещё бутылку.
Я, пригубляя, всё же стал хмелеть,
Тепло пошло по каждой малой жилке.
Мой собеседник начал розоветь.
Он пил теперь нечасто, понемногу,
Беседа наша стала монологом.
А поезд шёл и нас слегка качал,
Нот перестук колёс не докучал.
В дороге есть мистическое что-то:
Попутчику, не зная почему,
Раскроешь то, что в жизни никому
Из близких не придёт сказать охота.
Вот так и с Николаем получилось –
Поведал то, что на душе таилось.
                5
На сердце у меня рубцы, три шрама –
Микроинфаркты, дьявол их дери!
Один рубец – одна большая драма,
И, стало быть, их тоже было три.
Былое всуе ворошить не стоит,
Но вдруг оно меня забеспокоит,
Приходит в ночь, пока не крепок сон,
И вспоминаю, как я был влюблён.
Сначала лишь обрывки возникают,
Затем фрагментов-пазлов яркий рой
Вдруг совершенно чётко входит в строй,
И образы былые оживают,
И снится сон на заданную тему…
Эх, если б мог, я б написал поэму!
                6
Я был женат, но не любим женою.
Я не был плох, а просто нелюбим.
Не ведала моя душа покоя
И не доволен был житьём своим.
В десятом классе стали с ней встречаться.
До Тани я не думал о девчатах,
Ни с кем ещё доселе не дружил,
Вниманьем их совсем не дорожил,
Теперь ходил в кино я лишь с Татьяной.
Попав в любовный гормональный плен,
Поглаживал капрон её колен,
Глаз не сводил с неё, а не с экрана.
Она объятья, ласки принимала,
Но этого мне становилось мало.
                7
 Когда наедине с ней оставался
В её квартире или же в своей,
Я овладеть Татьяною пытался,
И вожделенье было всё сильней,
Но на отпор серьёзный нарывался.
Я умолял её и обижался,
Грозил порвать с ней раз и навсегда.
Ну а назавтра шёл опять туда,
Где мне её не видеть очень сложно –
Как только утром заходил в свой класс,
Не мог от Тани оторвать я глаз,
И понимал – порвать с ней невозможно.
Я думал – скоро в армию на службу,
Разлука и прикончит нашу дружбу.
                8
Ну а пока всё так же продолжалось.
Я своего достичь никак не мог.
Татьяна же всё чаще обижалась,
Нередко слышал я её упр1к.
Она мои порывы осуждала,
И радости в свиданьях было мало.
Меж нами напряжение росло,
Просить её не доставало слов.
Но я бывал с Татьяной каждый вечер.
Упрямо изводя себя зазря.
Всё лето, осень, вплоть до ноября
Тянулись платонические встречи.
А в ноябре настал призыв осенний,
Казалось, что пришёл конец мучений.
                9
Про службу долго говорить не буду.
Служил, как все – ученья, марш-броски.
Надеялся, что Таню я забуду.
На деле – чуть не помер от тоски.
Она ни с кем два года не дружила,
В кино, в театр лишь с сестрой ходила.
Выходит, что меня она ждала.
И я вернулся, вот и все дела.
А вскорости, конечно, свадьба, кольца,
Семейной взрослой жизни новизна.
Но быстро понял, что меня жена
Не любит и не жалует нисколько.
Все мои ласки были ей негожи,
Мученье ей супружеское ложе.
                10
Со свадьбы так – лишь изредка уважит,
Причём, стараясь охладить мой пыл.
В награду, может быть, со мною ляжет,
Когда я хорошо полы помыл.
Часы любви бывали лишь нечасто,
Совсем исчезло ощущенье счастья.
Но всё ж ребёнок появился в срок –
Орущий розовый живой комок.
Забыты были мысли о разводе.
Ребёнок мал, какой уж тут развод,
Дождусь, пока сынишка подрастёт.
И не до секса стало как-то вроде,
Была куда серьёзнее забота –
Как для семьи побольше заработать.
                11
Сначала я не мог понять причину
Сей нелюбви. Ну чем я ей негож?
Со временем дошло – её мужчина
Во всём быть должен на отца похож.
Он для неё являлся эталоном,
Хоть внешне не казался аполлоном.
Но был трудяга вечный и молчун,
На службе нем, и дома не ворчун.
Всю жизнь на стройке он горбатил спину,
Потел как чёрт, три плана выдавал,
Семью свою кормил и одевал.
Да плюс к тому – ещё держал скотину.
Когда ж их частный дом под снос попал,
Завёл он дачу и на ней пахал.
                12
Конечно, человек он был достойный,
Худого слова не могу сказать.
Характер подкаблучный и спокойный.
А дома всё за всех решала мать.
Но я совсем другой – нетерпеливый,
По дому неумелый и ленивый,
Готов всё время с книжкою лежать,
Могу беспечно до обеда спать.
Люблю мечтать, люблю бывать с друзьями,
Но дома гвоздик не могу забить,
Не говоря уж, стены побелить,
Своими полку смастерить руками.
На папу Тани не похож нисколько –
Ничтожество безрукое, и только.
                13
Ещё и то нам учащало споры,
Что были мы ровесниками с ней,
Работали сперва в одной конторе,
И получали поровну рублей.
Пришли с работы, спросишь: «Будет ужин?»
-«И я с работы, чем тебя я хуже?
Коль кушать хочешь, сам себе вари,
Про ужин больше мне не говори!»
Потом, когда у нас родился Мишка,
Я на завод работать перешёл.
Во вредный цех – платили хорошо,
И денег нам хватало, даже слишком,
Но отношенье мало изменилось –
Моя Татьяна постоянно злилась.
                14
Трудился на заводе я неплохо,
И сверхурочных редко избегал,
Но знал, работа эта лишь до срока,
Другой стези я для себя искал.
Учиться на юрфаке я задумал:
В милицию работать перейду, мол,
Когда закончу университет.
Жена и тёща встали в позу: «нет!
Какие, к чёрту, университеты!
Какой ты, Коля, милиционер?
Иди на курсы, станешь ИТР.
И проще, и быстрей, и лучше это.
Трудись, и ты добьёшься, Коля, часа.
Возможно, станешь мастером участка».
                15
Шли месяцы, и подрастал сынишка.
Я помогал жене, насколько мог.
А сын орал частенько, даже слишком,
И плохо кушал. Мы валились с ног.
Жена меня не очень-то щадила
И часто среди ночи тормошила,
И говорила: «Нянчи! Твой черёд!»
Хотя к семи мне надо на завод.
Я психовал, не радуясь подъёму,
Качал сынишку, на руках таскал.
АК в семь часов уж выходил из дому,
Потом в трамвае стоя засыпал.
Но всё же главное совсем не это.
Другой вопрос не находил ответа.
                16
Как жить с женой, которая не любит,
И осуждает все мои шаги?
Что я гни сделай – недовольна будет.
Не муж с женой, а кровные враги.
Моя любовь тихонько испарялась,
Потом её и вовсе не осталось.
Но как уйти? И где я буду жить?
Общаги ведь, и той не получить!
Куда пойти, и где искать приюта?
И мать ворчит: «женился, так живи.
Живут же многие и без любви.»
Но мне хотелось нужным быть кому-то!
Выходит, перемена невозможна.
И жить нельзя, и разбежаться сложно.
                17
Мы спорили, друг друга обзывая,
Кто вынесет помойное ведро,
Кто в магазин. Я жил, себе стирая
Носки, рубашки, прочее добро.
Вот так и шло, день ото дня не лучше…
Тут замолчал дорожный мой попутчик,
Откинулся на спинку, сделал вздох,
Наверно, говорить сейчас не мог –
Попал в капкан своих воспоминаний.
Куда-то вдаль глядят его глаза,
Сверкнула крупным бисером слеза
От впечатлений молодости ранней…
-О чём я? О микроинфаркте первом, -
Смахнул слезу, - прости, ни к чёрту нервы.
                18
Я стал, живя с неласковой женою,
По вечерам из дома уходить.
Проторенной асфальтовой тропою
Спешил кабак весёлый навестить.
Тогда мы жили жизнью очень странной –
Вся молодежь ходила в рестораны.
Не для того, чтоб съесть дежурный ужин,
И алкоголь нам был почти не нужен.
Мы не были любителями спирта.
За неимением в ту пору дискотек,
Кабак служил пристанищем для тех,
Кто жаждал танцев, лёгких связей, флирта.
Да ты и сам всё это должен знать –
Ровесникам не нужно объяснять.
                19
Однажды летом я пошёл с друзьями
В кабак центральный – славный наш «Надым».
Перед дверьми закрытыми стояли
Две девушки, пуская в небо дым.
Вульгарные, накрашенные ярко,
И в брючках габардиновых им жарко –
Ведь солнце высоко и жжёт нещадно.
В июне ведь и ночью не прохладно,
Под вечер было точно - тридцать восемь.
Но девушкам охота пофорсить –
Когда же брючки модные носить?
Так долго ждать, когда наступит осень.
На солнцепёке девушки стояли,
Их в ресторан, как видно, не пускали.
                20
Мы в ресторан ходили очень часто.
И вечером, когда был полон зал,
Под пальмою, в его прохладной части
Свободный стол нас терпеливо ждал.
Поэтому с уверенностью гордой
Мы подошли к дверям походкой твёрдой.
Гостеприимно двери распахнулись,
А девушки нам мило улыбнулись.
Я смерил их бесцеремонным взглядом,
Мне на лицо понравилась одна,
И сердце глухо стукнуло – она!
Но страшненькой была подружка рядом.
«Зовём?» мигнул Валере я и Саше.
И девушки мгновенно стали наши.
                21
За столиком знакомство состоялось.
Та, что страшнее, с детской простотой
Представилась Тамарой, засмеялась,
Сверкнув фальшивой фиксой золотой.
Понравившаяся звалась Галиной,
И под столом, достав ногою длинной
Мою стопу, невинно улыбнулась,
Затем ногой промежности коснулась.
От откровенности прикосновенья
По мне пошёл желанья мощный ток,
Такой, что удержать никак не мог
Я сильного любовного желанья:
До самого закрытья ресторана
Я влип в неё, танцую беспрестанно.
                22
Она была красивою девчонкой:
Имела метр восемьдесят рост,
Большую грудь, и стан имела тонкий.
Короче, всем известный женский гост.
Надбровные ощипанные дуги,
Рисованные тушью полукруги –
Взамен бровей уже на самом лбу,
Творящие вопрос или мольбу,
На голове – химические кудри.
Рисунок полных губ меня манил.
И подбородок с ямочкою мил.
Румянец щёк под толстым слоем пудры,
Плюс вздёрнутого носа очертанье,
И я почти закончил описанье.
                23
Сдаётся, что портрет пока не точен,
Ведь главного ещё я не сказал –
Какие на меня глядели очи,
Не описал тебе её глаза.
О! Необыкновенные у Галы
Глаза – слегка раскосые овалы
Без острых уголочков по краям,
Как на портретах бабу3шек и мам,
Что пишут дети смелою рукою.
И цвет у них – состаренная медь,
Он измениться мог в один момент
На изумрудный с искрой золотою.
Взгляд этих глаз косил неуловимо –
И на тебя глядят, и вроде мимо.
                24
По поведенью – конченная шлюха.
Когда её до дому провожал,
Я слушал разговор её вполуха,
И весь от нетерпения дрожал.
Надеялся, что в сквере на скамейке
Я отыщу укромную лазейку
Меж этих длинных мускулистых ног,
Но на скамью увлечь её не смог –
Она ушла, сказав, что в воскресенье,
Ну, то есть, завтра, часиков с пяти,
И если место я смогу найти,
Она уважит все мои хотенья.
Я шёл домой, томясь от нетерпенья,
Часы подсчитывал до воскресенья.