***

По городу автомобили плыли,
И по делам нехитрым брёл народ.
Под знойными клубами едкой пыли
Свой век короткий проживал и сброд.

И площадь под подошвами дремала:
Стук каблуков ей пел о сладком сне,
А выхлопные газы одеялом
Её накрыли. Солнечный был день.

Быть может, зноем вызвало виденье,
Иль газом выхлопным обдало так,
Что всем привидилось одно явленье:
По центру появился вдруг чудак.

Окутан был он то ли плащаницей,
То ль был в рубашке из известных мест;
На босу ногу; по лицу - лет тридцать.
И странно выражался сей протест.

Стоял он твёрдо, хоть и ноги в ранах;
С листом бумаги чистым, словно день.
И взгляд его был не объят дурманом,
И не отбрасывал свою он тень.

Он молча плакал. Но без чувств как будто:
Лицо не скорбью омрачилось, но
Жалостливым взглядом людолюба.
И вдруг изрёк: «Вам было всем дано

Любить себя и тех, кто окружает
Вас в дни печали, радости. И что ж?
В вас вложено великое начало,
А вы вонзили в сердце брата нож.

Как Каин с Авелем, так вы - с друзьями
Любовь забыли, к гордости призвав
Свои сердца. Так быстро обмельчали
Все ваши души, жизни не начав».

Так говорил он. Люди обомлели
От столь возвышенной и смелой речи.
Средь знойной, задымлённой канители
Лишь у него дрожали редко плечи.

Но бравые служители закона
Не спали, к сожалению, в тот час.
И как бы ни был странен гость и звонок,
Их разум не познал его прикрас.

Но только мысль из воздуха возникла
Скрутить безумца - тотчас он пропал.
Продолжился порядок грязный цикла.
Никто как будто гостя не видал.

Лишь только пьяница, лежавший здесь же,
Под хилым кустиком увядших роз,
Всё понял: мир уже не будет прежним.
Ему о том сказал Исус Христос.

Но, с пят до седины покрытый пылью,
Лишь он душе своей дал новый ход.
По городу автомобили плыли,
И по делам нехитрым брёл народ.