Сибирская одиссея поволжских немцев

Век восемнадцатый. Екатерина
Намедни издала Указ-
Необходимо нам Поволжье заселить
И земли эти за короной закрепить.
Туда, где ковыли степные
Людская потекла река,
Поволжских рек скитальцы заселили
Гостеприимны берега.
С земель германских иностранцы,
Дней много проведя в пути,
Здесь основали поселенья,
Чтоб родину вторую тут найти.
Средь них был пращур мой с семьёю,
Им домом Бальцер стал
На несколько веков,
Вели хозяйство, и детей растили,
И почитали стариков.
Умели и трудится до седьмого пота,
И веселиться, коли нет работы.
И меж собою и вкруг с соседом
Старались жить без брани, мирно,
Гостеприимен был их дом,
Но всё противно:
Их вера лютеранская, язык, происхожденье -
Всё вызывало осужденье.
Всегда в толпе найдутся
Те, кто бросит камень,
И разойдутся далеко круги в воде,
А значит быть беде!
К несчастью, началась война,
Такой ещё весь мир не знал,
Германской, Первой мировою
Её потом народ назвал.
Разруха, голод, горе в каждом доме,
И захлестнула ненависть волной,
Сосед - германец, он виновен -
Изгнать, убить, расправиться толпой.
А те германцы Россию родиной считали
И защищать её хотели, как и все,
Военкоматы их не призывали,
В их преданность не верили нигде.
Прошла война, гроза забылась,
Но новая обрушилась беда -
Россия в водовороте революций закружилась,
От большевизма голова пьяна.
Мой пращур, от голода семью спасая,
Собрал нехитрый скарб свой в узелок,
И в Астраханскую губернию подался,
Где рыбой прокормиться мог.
Прошли года, нет революций,
Войны гражданской кончилась  гроза -
Живи и радуйся, но нет же,
То тот, то этот тычет им в глаза -
Не то, не так, не та порода,
Эксплуататор и кулак,
Строчат доносы, куда надо,
Изменник, большевизму враг.
И вот, мой прадед, горькая судьбина,
Тебя в Сибирь с семьёю эшелон везёт.
Не знаешь ты, что по хребтине,
Ещё не раз тебя жизнь огребёт.
Путь в эшелоне долог в вагоне мёрзлом
На другой конец страны,
Буржуйка не накормит всех, не обогреет,
И бесконечна смерти жатва
В теплушке от рассвета до зари.
На остановке, наскоро избавившись от трупов,
Вагон поехал дальше не спеша,
Смогли сбежать твои сыны, мой прадед,
Истошный крик, то рвётся матери душа.
От слёз её поблёкли очи,
И боли в сердце не унять,
Одно желанье матери несчастной,
Сынов своих скорей обнять. 
И не унять ей боли даже
В объятьях мужа, дочерей,
Лишилась мать рассудка в одночасье,
Как и любимых сыновей.
Доехал, наконец - то, эшелон проклятый
До ханты - мансийских кедровых лесов,
На спецпосёлке закрепили -
Наряд на заготовку дров.
А мать всё по лесам искала
В пути исчезнувших сынов,
Но так до смерти не обнимет
Своих вихрастых пацанов.
Опять война, опять беда,
И снова их со всех сторон шпыняют,
В несуществующих грехах
В горячке обвиняют.
Когда же , люди, вы поймёте,
Что не нация плоха,
Людишки лишь в ней скверные бывают.
Победа, май, житьё - бытьё,
Живут среди лесов на спецучёте люди
И каждодневно думают о чуде,
Что колесо их жизни повернёт назад,
И вновь им чудится их дом и сад,
Семейная идиллия, уют...
Глаза откроешь, только кедры,
В их кронах лишь ветра поют.
Но вот случилось -
Умер он, тиран кровавый,
И на Кремле приспущен флаг,
Прошли года, надежды тают,
Ну, а свободы нет никак.
И вот пришла заветная бумага,
Что воля вольная дарована тебе,
Мой прадед, где же радость, где?
Жизнь жерновами перетёрта,
Нет дома, сыновей и нет жены,
Но дочери остались, внуки,
И для тебя они важны.
В Сибири ты уж четверть века,
Средь кедров корни ты пустил,
Пока есть продолженье,
Нет счастливей человека,
И здесь теперь твой дом,
Ты не грусти!