о, нет

множится одиночество
либо люд сволочь,
либо же я (?)
и сбываются только такие пророчества,
в которых все зря.

за спиной колосятся здания.
впереди расход трех путей.
впереди каждого еще по три, за день так
перепутье тысяч идей.

и как будто бы выбор есть, выплевав
на зернистый после ливня асфальт свой крик,
рукавом искусанный рот свой вытерев,
я молчу, что судьбу постиг:

что захочется сотворю, что нет -
оборву, не дав семени в лунку пасть.
засыпаю с пьяной ухмылкой в подушку
мол над всем я имею власть.

паровоз мой пальцем требует
Москва, властью столицы (!)
и хотя есть еще время здесь,
я стараюсь забыть все лица.
я стараюсь забыть названия,
из мест вычернить запах и звуки.
я стараюсь забыть те здания
где твои целовал я руки,
где меня малышом баюкали,
где проклятьем в лицо бит был я.
я стараюсь за сердечными стуками
заглушить, как боюсь тебя
потерять, удержав лишь малое.
я ласкаю руками в спирту
Петербурга лицо усталое...
жаль нельзя кораблям в порту (!)
им наверное нужно в плавание
множить далее одиночество.

ты скажи, что для жизни главное, (?)
если проклял имя и отчество,
если проклял свою фамилию,
трагедией изувеченную,

я рисую непрерывную линию
и ты жалостью не смей пересечь ее (!)

жаль, что купол Казанского вырос
мавзолеем моим невзгодам,
и таким молоком я вскормлен,
что четырежды дую на воду

я здесь жил в тюрьме собственных стен,
оградившись от человечища,
жрущего само себя,
любви сторонясь калечащей.
я запутался окончательно
между пластиком и инкрустацией:
Фаберже и современные танцы, (?)
автомобили, тонущие в колодцах
я пытаюсь во всем разобраться,
путая луны и солнце,
самолеты и летящие звезды,
предсказывающие лишь неудачу.
все смеются над тем, где я плачу.
в реках грязных окраин-осколков
Империи, которой здесь нет,
я купаюсь окровавленным волком
(несмываемый волчий билет)
я смотрю на себя в отражении растерянного,
будто подглядывая в оконце.

надо мной на юное дерево
наколото уставшее солнце.

2020