В келье батюшки Серафима

Работая над повестью о преподобном…

Зависть, злоба, страстей кипенье…
Мiр бушующий стал несносен.
Полюбила уединенье,
кроткий шелест берёз и сосен.
Тишь и глушь. И в местах неброских,
благодатью небес хранима,
обретаюсь в лесах саровских
в келье батюшки Серафима.
Порублю на дровишки чурки,
огонёк раззадорю в топке.
И под боком благой печурки
согреваюсь молитвой тёплой.
А потом выхожу за двери,
повязавши платок кукушкой.
И выходят из чащи звери,
чтоб полакомиться горбушкой:
волк и заяц, лиса и белка,
разных пташек лесных – несчётно!
Изломаю сухарик мелко –
и с ладони кормлю охотно.
Глядь-поглядь: Михаил Топтыгин
косолапит, ворча утробно.
Помнит зверь, как его ковригой
угощал старик преподобный.
Как волшебник из доброй сказки,
был он щедрым невыразимо.
Прослезятся медвежьи глазки,
вспомнив батюшку Серафима.
«Буде плакать, –  скажу, – косматый.
Унывать нам с тобой негоже.
Верю искренне я и свято:
бережёт нас угодник Божий.
Потому в сих местах неброских,
благодатью небес хранима,
обретаюсь в лесах саровских
в келье батюшки Серафима.