Духи звучат в поэзии Маэстро!..
1920-е годы — удивительно интересное время расцвета НЭПа и относительно сытые годы, когда жители молодой Страны Советов ещё помнили дореволюционный шик, а женщины стремились быть привлекательными и соответствовать моде. Правда, мечты советских красавиц, особенно провинциальных, сильно расходились с их реальными возможностями.
Но пока русская провинция массово благоухает дешёвой "Крымской розой" и "Белой ночью", "Имшей" и "Симеизом", в Париже появляется новый, совершенно фантастический аромат от Caron, который изобретает Эрнест Дальтрофф - острые и терпкие духи "Ньют де Ноэль" ("Рождественская ночь").
В них запах землистой горечи ветивера и белых гвоздик - свежих, влажных, очень холодных - контрастом обволакивает сладость конфетного иланг-иланга, сиропной туберозы, индольного жасмина и великолепного сандала. Это тайное сокровище парфюмерии, про которое Ги Робер скажет: "Вы можете сидеть в ложе театра, окруженный справа, слева, спереди и сзади самыми прекрасными женщинами мира, благоухающими самыми лучшими ароматами. Но если в зал в этот миг войдет женщина в Nuit de Noel, все остальные померкнут на ее фоне".
Этим волшебным ароматом словно пропитан весь Париж, по которому молодой Вертинский бродит в 1925 году. И поэт делает его частью русской классики - как сам запах был неотъемлем от его возлюбленной актрисы Валентины Саниной, которая в американской эмиграции станет одним из выдающихся кутюрье XX века и будет носить всю жизнь один этот парфюм.
«Злые духи»
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы
И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их сладостный хмель.
И тогда мне так ясно видны эти черные тонкие птицы,
Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки
Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль,
И тогда станут легче грехи и светлей голубые ошибки.
Не жалейте весной поцелуев, когда зацветает миндаль.
Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица.
Мой хозяин — жестокий шарманщик — меня заставляет плясать.
Вынимая билетики счастья, я смотрю в несчастливые лица,
И под вечные стоны шарманки мне мучительно хочется спать.
Скоро будет весна. Солнце высушит мерзкую слякоть,
И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны...
Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать:
Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадежно больны.
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы.
Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель.
Это всё Ваши злые духи. Это чёрные мысли как птицы,
Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
1925 г.
* * * * *
Вертинский в Саратове: из 1910-х в 1950-е
Вертинский дважды приезжал в Саратов с концертом. В городских архивах сохранились "Саратовские известия" от 19 июня 1918 года, анонсировавшие "Два вечера печальных песенок Пьеро Вертинскаго в Консерватории".
Программки тех вечеров не осталось, но популярность Вертинского в городе, несомненно, поддерживалась граммофонными записями - страницы газет тех лет пестрят рекламными объявлениями, двигающими граммофон в массы:
Вертинского знали и любили в Саратове и позже, ведь в любые советские эпохи он оставался городом музыкальным, сохраняющим память, вкус и стиль.
Поэтому, когда в 1954 году Вертинский собрался на свои вторые и последние саратовские гастроли, где в том числе пел и "Злые духи", это вызвало эффект настоящей бомбы. Вот как вспоминает об этом легендарный режиссер Наталия Ильинична Сац, на тот момент - руководитель саратовской филармонии:
Саратов — город музыкальный. На два концерта Леонида Когана, которые мы давали в Большом зале местной консерватории, билеты были немедленно проданы. Но вот приехал виолончелист с именем, уже несколько стертым, зато — уроженец Саратовской области, да еще приятель нашего директора. Директор твердо решил «поддержать друга», а билеты не раскупаются, лежат себе в кассах. И вдруг к нам на пять концертов (как и виолончелист!) едет Вертинский!
Директор наш придумал хитрый план: он велел нашим «борзистам» (бюро работы со зрителем — Борз) продавать билеты на Вертинского только тем, кто «в нагрузку» купит столько же и на концерт виолончелиста. В результате концерты виолончелиста прошли пристойно, при полных залах, в городе, заклеенном его афишами. А к приезду Вертинского ни одной афиши повесить было уже нельзя; в кассе не было ни одного билета.
Не забыть мне, как в кабинет с фанерной перегородкой в бельэтаже Филармонии, где я сидела, вошел высокий, элегантный, хотя уже очень немолодой Вертинский.
— Я приехал в Саратов сегодня утром, в гостинице на меня посмотрели, как на привидение, обошел весь город, и ни одной афиши… Вы понимаете мое состояние, Наталия Ильинична? Я зашел к вам, потому что подумал, ведь вы тоже знали много обид артистического самолюбия и поймете меня.
Стараюсь его успокоить:
— В данном случае, Александр Николаевич, виной всему — ваша популярность. Как только было объявлено о вашем приезде, билеты были моментально расхватаны. Зачем дразнить афишей тех, кто уже не сможет купить билет?
— Нет, Наталия Ильинична, я спрашивал: афиш в городе не было. Значит, мною торговали, что называется, из-под полы, моей фамилии здесь постеснялись. Отмените мой концерт — я завтра же уеду.
Положение становилось угрожающим. К счастью, в этот момент в комнату ко мне постучала артистка Оперы Ирочка Пригода. Пушистые волосы, курносый носик и очаровательные губки Ирочки произвели впечатление. Поэт вечно женственного, Вертинский моментально встал, приосанился. Я взглянула на Иру просительно — она все поняла: улыбнувшись, чарующим жестом сняла перчатку, протянула руку Вертинскому.
— Так вот вы какой, всемирно известный поэт современных женщин. Простите, знакомлюсь попросту, сама.
Вертинский, изящно согнувшись пополам, прильнул к её руке.
Ира покачала мне головкой, дескать, будьте спокойны:
— Ведь ваш концерт завтра, Александр Николаевич? Если вы сейчас свободны, может, зайдёте ко мне, осчастливите вашу поклонницу? У меня в саду расцвели такие чудесные розы, да и кулинарка я неплохая…
Сам дьявол не сумел бы придумать в этот момент лучшей ситуации, чтобы выручить Саратовскую филармонию. Вертинский стал мягче, но сказал мне на прощание:
— Я остаюсь до завтра. Но если афиши до начала моего концерта не будет, простите, уеду. — И устремился «пока» вслед за Ирочкой.
Я пошла к директору — он предвидел скандал, слышал через стенку наш разговор и уже повязал голову полотенцем в знак «ужасного приступа мигрени». Увы, героем он не был.
— Что, афиши? Афиши вот лежат, давно напечатаны, но как их можно сейчас клеить? Публика разнесет Филармонию. А впрочем, я должен срочно идти домой, решайте сами. Не умирать же мне из-за какого-то Вертинского. — И, схватившись одной рукой за голову, второй — за сердце, он упорхнул из Филармонии.
Ирочка была, что называется, «свой парень». Через полчаса я позвонила ей по телефону:
— Я «без вины виноватая». Выручайте. Подержите его сегодня у себя подольше. А завтра с самого утра пригласите кататься по Волге на пароходе. Может, пообедаете на островах? В общем, очень вас прошу, доставьте его прямо к концерту, к семи вечера. Не раньше.
Назавтра один из прытких администраторов получил ведерко с клеем, кисть и злополучные афиши. Он должен был выклеивать эти афиши на пути следования Вертинского — от пристани к Филармонии. Задача второго администратора состояла в том, чтобы моментально сдирать эти афиши, как только Вертинский проследует мимо. Малопочтенная работенка! Ну а что можно было придумать ещё?
Перед началом концерта Вертинский появился в хорошем настроении (чемодан с концертным костюмом Ира надоумила его взять с собой уже с утра, чтобы «не спеша подышать свежим волжским воздухом»). Иру как «героиню дня» посадили в первый ряд, в самой середине. Ну, а в вестибюле Филармонии шло нечто несусветное. Во-первых, Вертинского узнали, когда он проходил по городу, во-вторых, кое-кто всё же увидел афиши и требовал объяснений, как могли быть все билеты проданы, когда афиши своевременно не были вывешены. Отдувались бедные администраторы.
*** *** *** *** ***
На фото: Александр Вертинский в 1954 году. (Фото Юрия Давитьяна). . .
https://kosmetista.ru/blog/perfumes/52132.html
Свидетельство о публикации №122031907885