Свидание

Большое спасибо за внимание и отклик, дорогая Светлана! Заменила глагол "возвернётся" на "возвратится": пожалуй, так действительно лучше. "Синяя звезда" - ещё есть такая повесть у Куприна, мне она тоже нравится. И экзотическая романтика Гумилёва тоже очень по душе. Пожелание взаимно!
С уважением и признательностью -

Марина Юрченко Виноградова   26.03.2022 00:06   Заявить о нарушении

Выдержки из статьи о Гумилёве:
.............................
Николай Гумилёв — встречи в Париже в 1917–1918 годах
__________________________________

Источник:
«Наше Наследие» № 100 2011
теги: Париж, рисунки, Глеб Струве, Михаил Ларионов
(По материалам архивов Михаила Ларионова и Глеба Струве)
Проживший долгую, насыщенную событиями жизнь, художник Михаил Ларионов периодически брался не только за кисть, но и за перо, чтобы рассказать о прожитом. Об этом говорят его многочисленные записные книжки с черновыми записями, рассказывающими как о детских годах, так и о встречах с современниками. Количество сохранившихся в архиве набросков свидетельствует о разнообразии планов Ларионова, которые так и не были реализованы. Однако сейчас сложно сказать, в какой степени возможна систематизация записей и их полная публикация, так как архив Михаила Ларионова и Наталии Гончаровой1 лишь недавно стал доступен исследователям.

Первые попытки написать книгу мемуарных заметок были предприняты Ларионовым в начале 1930-х годов, вскоре после смерти его близкого друга Сергея Дягилева2, однако, судя по характеру записей, можно предположить, что значительная их часть относится к годам Второй мировой войны. Главные действующие лица воспоминаний — художники, театральные деятели, артисты, все, с кем ему приходилось часто Художник Ларионов начал новую записную книжку со следующих строк:

«В каждой луже запах океана
В каждом камне веянье пустынь3

Так чувствовал мой милый друг Гумилёв — так по ошибке погибший с широко открытыми глазами у Стены. — С таким чувством преувеличенным всегда натыкаешься на неожиданные сюрпризы в жизни. Жизнь мутит тебя. Всегда тебя бьют в морду при каждом неудобном повороте…»
=========================

Однако прежде чем начать рассказ о встречах поэта с художниками, об их совместных и, увы, нереализованных замыслах, напомним, как и в каком качестве офицер Гумилёв оказался летом 1917 года в Париже, где он встретил октябрьский переворот в России. Служба в Действующей армии началась для Гумилёва с первых дней войны, когда он немедленно записался добровольцем, прошел обучение и уже в сентябре 1914 года был зачислен рядовым-вольноопределяющимся в Лейб-гвардии Уланский полк. Затем — год войны в составе эскадрона Ее Величества, постоянное участие в боевых действиях на трех фронтах, два солдатских Георгиевских креста. О своей боевой кавалерийской службе в Уланском полку он сам рассказал в «Записках кавалериста».

Весной 1917 года, после свершившихся в России перемен, сопровождаемых все усиливающимся разбродом в армии, Гусарский полк был частично расформирован, и Гумилёв подлежал переводу в стрелковый полк. Такая перспектива его явно не привлекала, и он начал хлопотать о переводе в состав Русского экспедиционного корпуса, воевавшего на территории Франции и в Салониках. Павел Лукницкий в «Трудах и днях», касаясь мотивов, послуживших причиной отъезда Гумилёва за границу, записал: «Апрель — 1-я половина мая. Живет в Петрограде у М. Л. Лозинского (!) и в меблированных комнатах “Ира”. Постоянно повторял, что без дисциплины воевать нельзя. Решил поехать на тот фронт, где еще была дисциплина — на Салоникский фронт»8.

Так что, вопреки предположениям А. А. Игнатьева, у военного комиссара Е. И. Раппа было вполне реальное, а не придуманное революционное прошлое и насыщенная встречами с разными представителями Серебряного века жизнь. Но отзыв Игнатьева о нем не лишен интереса, в чем-то он оказался прозорлив: «В отличие от большинства царских эмигрантов, ютившихся на левом берегу Сены, наш новоявленный представитель имел свой адвокатский кабинет в самом центре Парижа, по странной случайности напротив мавзолея последнего короля Франции Людовика XVI, считал себя революционером и потому, разумеется, в царское время избегал знакомства со мной. Теперь же встретиться пришлось уже на служебной почве. — Позвольте представиться — комиссар Временного правительства! — заявил густым приятным баском появившийся у меня в канцелярии интеллигент высокого роста с седеющей бородкой. И странным кажется теперь, что при слове “комиссар” мне стало тогда как-то не по себе...

С Худ-ком Ларионовым был в прошлом году удар, после которого он не совсем оправился. Думаю самое лучшее написать Н.Н.Гончаровой с просьбой вспомнить все обстоятельства их встречи с Гумилёвым».

Хотя Гумилёв мог встречаться с Гончаровой и Ларионовым в Петербурге до войны, но лично знакомы они не были. Впрочем, однажды, в 1911 году, пути их пересеклись на страницах «Синего журнала», где были рядом помещены репродукции привезенных Гумилёвым из Африки картин абиссинских художников и работы с выставки «Союза молодежи», активными участниками которого были Гончарова и Ларионов. Редакционное уведомление гласило: «Только что вернувшийся из путешествия по Абиссинии молодой поэт Н. Гумилёв привез редкую коллекцию картин абиссинских художников и предоставил последнюю нам, для воспроизведения на страницах “Синего Журнала”. Содержание картин приведено ниже. Интересно сопоставить их с помещаемыми в этом номере снимками с картин открывшейся в Петербурге выставки “союза молодежи”. Право, по замыслу и по технике рисунка африканцы не только не уступают русским художникам-модерн, но даже превосходят их во многих отношениях. Впрочем, предоставляем читателям сделать должное заключение»55. В журнале воспроизведены картины русских «художников-модерн» Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой. Вряд ли об этом вспомнилось в 1917 году, но свидетельством парижского знакомства стал подаренный Н. Гончаровой замечательный «охранный» рисунок «Христос» с дарственной надписью: «Николаю Степановичу Гумилёву на память о нашей первой встрече в Париже. Береги Вас Бог, как садовник розовый куст в саду. Н. Гончарова»56. Их первая встреча состоялась, видимо, не позже 2-3 июля 1917 года. К сожалению, портретные зарисовки Гумилёва работы Н. Гончаровой в ГТГ не обнаружены, однако известен ее альбом с четырьмя портретами Гумилёва, хранящийся в лондонском Музее Виктории и Альберта (Victoria and Albert Museum)57.

Можно предположить, что уже во время первой встречи между поэтом и художниками установились теплые и близкие отношения, чуть позже в этом признался сам Гумилёв в письме домой, Ахматовой. Одной из причин могло стать сходство того, как и где Гумилёв и Ларионов начинали участие в боевых действиях, что в условиях продолжавшейся войны не могло их не сблизить. Скорее всего, Гумилёв представился художникам не только как поэт, но и как прапорщик, направляющийся на Салоникский фронт, наверное поведав свою краткую военную биографию.
Став врачом, Шарль уехал в Россию, но, чтобы заниматься медицинской практикой, надо было получить российский диплом. В то время Финляндия входила в состав Российской империи, там можно было сдавать экзамены на немецком языке, чем он и воспользовался. Дюбуше поселились в Одессе, где брат Людмилы занимал высокое положение в городской управе. Шарль занялся частной медицинской практикой, посещение его кабинета даже описано Валентином Катаевым в каком-то рассказе70. Жизнь в России не сложилась — были нарушены какие-то медицинские правила, в 1905 году у него оказался револьвер, на который не было разрешения (а каждый американец, даже с Восточного побережья, считал “естественным” иметь огнестрельное оружие). <…> Так или иначе, он вернулся в Париж, где стал одним из лучших хирургов своего времени. Он лечил многих русских эмигрантов, в том числе и родственников В.И.Ленина. Во время Второй мировой войны уехал в Америку.

Дочь Шарля и Людмилы — Елена Дюбуше, — была журналисткой, дружила со старшей сестрой моей мамы — Лидией Алексеевной. Я ее немного помню, так как в 1934 или 1935 г. она приезжала в Москву. Во время войны, в 1917 г. ею был увлечен Николай Гумилёв, который в это время оказался в Париже, он записал в ее альбом цикл стихов “Синяя звезда”. Эти стихи в виде отдельной книги вышли в Берлине уже после трагической смерти поэта, видимо, их издала сама Елена или кто-то из ее друзей. Они действительно очень отличаются от других стихов нашего выдающегося поэта, в первую очередь — личным характером — ведь сам Гумилёв не готовил их к публикации. В собрании сочинений поэта указано, что они “из альбома Е. К. Дюбуше”. Это, конечно, недоразумение, происхождение которого понятно — хотя Карл и есть формально перевод имени Чарльз на немецкий или польский язык, но все же это другое имя — никто ведь не называет Карлом ни Чарльза Диккенса,ни Шарля Де Голля.

Никакого недоразумения нет: в парижских военных документах она именуется именно как — Елена Карловна Дю-Буше. Ее приезд в Советский Союз в 1930-е годы подтверждают воспоминания Э.Г.Герштейн, постоянно общавшейся с Анной Ахматовой и Львом Гумилёвым (Ахматова в описываемое время жила в семье Н.Н.Пунина, в Фонтанном доме): «Когда в Ленинград приехала из Америки “Синяя звезда” Гумилёва, она позвонила Ахматовой, но не застала ее дома. Она просила передать Анне Андреевне, что просит встречи с ней. Никто из Пуниных не сказал об этом Ахматовой ни слова. Так она и не встретилась с женщиной, внушившей Гумилёву его великую любовь. Анна Андреевна рассказывала об этом несостоявшемся свиданье почти со слезами на глазах»72.

Скульптура в саду Тюильри; в овале ее переплетенных рук Гумилёв увидел «Синюю Звезду» — Вегу...

В другом письме к Струве Ларионов сообщил подробности парижского увлечения Гумилёва: «Стихотворения “К синей звезде”, безусловно, относятся к Елене Карловне Дюбуше, за которой Николай Степанович ухаживал — и это было известно

Светлана Груздева   26.03.2022 20:44   Заявить о нарушении