Глава 80. Казнь Романовых

Глава 80. Казнь Романовых

Для тех, кто впервые на мой страничке, скажу, что мой проект посвящен расшифровке романа «Мастер и Маргарита». Это послание о судьбе России и мира, в котором даны ключи к пониманию тайн прошлого и будущего. Предыдущие очерки, по большей части были посвящены различным спецэффектам.
В этой части пройдусь по царской теме. Римский (Романов) играет одну из важных ролей в романе. Долго пытается понять, куда пропал Степа Лиходеев (Распутин), и что за чудеса он там вытворяет в ресторанчике Ялтаю Распутин шлет ему какие-то телеграммы, но они Римского не спасают.
Впрочем, в этой части меня интересует казнь царской семьи.

1. Евангелие от Пилата (4 главы про Ершалаим, т.е. Москву) представляет собой чистейшее анти-Евангелие, нарушающее все возможные библейские нормы и извращающее их наизнанку.
Иешуа не несет крест, а едет на голгофу в какой-то повозке. От вина он отказывается. При этом никого не винит. Его подвешивают на столбе, вместо креста. Рядом два разбойника, один сошел с ума. Вместо уксуса, чтобы прекратить мучение, дают воды, которая дает надежду. Эту воду допивает Дисмас. Вокруг лысого черепа выставляют оцепление в несколько рядов. Единственный верный ученик притаился где-то сзади, постоянно пишет «смерти нет» в своем дневнике. Две каких-то собаки, что они там делают?
Казнимых так никто и не пытался отбивать.
Приближается страшная туча. Какой-то гонец наконец привозит разрешение казнить. Иешуа не бьют со всей силы копьем, а лишь делают легкий укольчик. Умирает Иешуа, не обращаясь к Богу, а обращаясь к царю (Игемон).
Левий Матвей наблюдает за каким-то квадратным гигантом с двумя солнечными пятнами на груди (грузовик). Это и есть знак. Как только фары тухнут, пора действовать. Левий Матвей, который все это время прятался рядом, быстро подбегает к месту казни и кого-то крадет (чье-то тело).
Затем он вместе с палачами хоронит казненных в хитонах (простынях) на голое тело.
Вот как в главе «Погребение» описан этот процесс:

«— Толмай, — ответил Афраний и прибавил в тревоге: — Может быть, он допустил ошибку?
— Продолжайте, — ответил Пилат, — ошибки не было. Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек — вы.
Левия Матвея взяли в повозку вместе с телами казненных и часа через два достигли пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа выкопала глубокую яму и в ней похоронила всех трех казненных.
— Обнаженными?
— Нет, прокуратор, — команда взяла с собой для этой цели хитоны. На пальцы погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной нарезкой, Дисмасу с двумя и Гестасу с тремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен».

2. Как я уже писал, роман зашифрован по принципу Евангелия от дьявола. Все зеркально антиевангельски перевернуто. Чтобы расшифровать, как было, нужно использовать евангельские коды.
Но в данном случае все и так очевидно. Иешуа, тоже царь, только не Царь иудейский, а Царь Российской Империи, был «подвешен» в доме Ипатьева. Там же присутствовала его семья, как и в Евангелии. Две собачки. Были. Привезенное вино было вылито в реку.
Дневник вел сам Император. Он ждал смерти (казни). Правда, только своей, чтобы его семью, наконец, оставили в покое. А кто-то, к примеру, Императрица, ждала подмоги и попыток вызволить императорскую семью. Но этого не произошло. Начальник тайной службы Афраний не осуждал Императора (он чертит прутиком на земле, отсылка к Христу, который не осудил блудницу). То есть симпатизировал семье, но тайно.
Солдаты постоянно пили, то есть бухали. Две собачки также присутствовали. Приближалась гроза (Белая армия). Тут прискакал гонец с разрешением казнить от Пилата (телеграмма от Ленина).
Казнь долго затягивалась. После казни, всех хоронят в общей могиле, завернутыми в простыни.
Интерес представляет некий Левий Матвей, который спрятался рядом и явно что-то замышляет. Какая-то мысль у него появилась. Очевидно, что он ЧТО-ТО ЗАДУМАЛ и ЧТО-ТО РЕАЛИЗОВАЛ. Но пока я пропущу этот момент.

3. Как известно, перед казнью главный палач зачитал приговор, после которого началась беспорядочная стрельба. Были споры, кто первый стрелял, браунинг, или не браунинг. И т.д.
Но пойдем по порядку.

Вначале последние слова Императора, которые передают Великому инквизитору Ленину:

Глава 25 «Как Прокуратор пытался спасти Иуду»

«— А теперь прошу сообщить мне о казни, — сказал прокуратор.
— Что именно интересует прокуратора?
— Не было ли со стороны толпы попыток выражения возмущения? Это главное, конечно.
— Никаких, — ответил гость.
— Очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла?
— Прокуратор может быть уверен в этом.
— А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы?
— Да. Но он, — тут гость закрыл глаза, — отказался его выпить.
— Кто именно? — спросил Пилат.
— Простите, игемон! — воскликнул гость, — я не назвал? Га-Ноцри.
— Безумец! — сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка, — умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону? В каких выражениях он отказался?
— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — ЧТО БЛАГОДАРИТ И НЕ ВИНИТ ЗА ТО, ЧТО У НЕГО ОТНЯЛИ ЖИЗНЬ.
— Кого? — глухо спросил Пилат.
— Этого он, игемон, не сказал.
— Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?
— Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что В ЧИСЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПОРОКОВ ОДНИМ ИЗ САМЫХ ГЛАВНЫХ ОН СЧИТАЕТ ТРУСОСТЬ.
— К чему это было сказано? — услышал гость внезапно треснувший голос.
— Этого нельзя было понять. Он вообще вел себя странно, как, впрочем, и всегда.
— В чем странность?
— Он все время пытался заглянуть в глаза то одному, то другому из окружающих и все время улыбался какой-то растерянной улыбкой.
— Больше ничего? — спросил хриплый голос.
— Больше ничего.
Прокуратор стукнул чашей, наливая себе вина. Осушив ее до самого дна, он заговорил:
— Дело заключается в следующем: хотя мы и не можем обнаружить — в данное время, по крайней мере, — каких-либо его поклонников или последователей, тем не менее ручаться, что их совсем нет, нельзя.
Гость внимательно слушал, наклонив голову.
— И вот, во избежание каких-нибудь сюрпризов, — продолжал прокуратор, — я прошу вас немедленно и без всякого шума убрать с лица земли тела всех трех казненных и похоронить их в тайне и в тишине, так, чтобы о них больше не было ни слуху ни духу».

После последних слов, последовал приговор и расстрел.
***
Глава 2: Понтий Пилат:
«Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут.
"Все? — беззвучно шепнул себе Пилат, — все. Имя!"
И, раскатив букву "р" над молчащим городом, он прокричал:
— Вар-равван!
Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши. В этом огне бушевали рев, визги, стоны, хохот и свист.
Пилат повернулся и пошел по мосту назад к ступеням, не глядя ни на что, кроме разноцветных шашек настила под ногами, чтобы не оступиться. Он знал, что теперь у него за спиною на помост градом летят бронзовые монеты, финики, что в воющей толпе люди, давя друг друга, лезут на плечи, чтобы увидеть своими глазами чудо — как человек, который уже был в руках смерти, вырвался из этих рук!».
***
Пока этот момент про кого-то, кто должен чудом спастись, мы пропустим. Но вспомним, что во время расстрела, девушек не брали пули, из-за вшитых под платья драгоценностей.

Глава 27 «Конец квартиры №50».
«— Вызываю на дуэль! — проорал кот, пролетая над головами на качающейся люстре, и тут опять в лапах у него оказался браунинг, а примус он пристроил между ветвями люстры. Кот прицелился и, летая, как маятник, над головами пришедших, открыл по ним стрельбу. Грохот потряс квартиру. На пол посыпались хрустальные осколки из люстры, треснуло звездами зеркало на камине, полетела штукатурная пыль, запрыгали по полу отработанные гильзы, полопались стекла в окнах, из простреленного примуса начало брызгать бензином. Теперь уж не могло идти речи о том, чтобы взять кота живым, и пришедшие метко и бешено стреляли ему в ответ из маузеров в голову, в живот, в грудь и в спину. Стрельба вызвала панику на асфальте во дворе.

Но длилась эта стрельба очень недолго и сама собою стала затихать. Дело в том, что ни коту, ни пришедшим она не причинила никакого вреда. Никто не оказался не только убит, но даже ранен; все, в том числе и кот, остались совершенно невредимыми. Кто-то из пришедших, чтобы это окончательно проверить, выпустил штук пять в голову окаянному животному, и кот бойко ответил целой обоймой. И то же самое — никакого впечатления ни на кого это не произвело. Кот покачивался в люстре, размахи которой все уменьшались, дуя зачем-то в дуло браунинга и плюя себе на лапу. У стоящих внизу в молчании на лицах появилось ВЫРАЖЕНИЕ ПОЛНОГО НЕДОУМЕНИЯ. Это был единственный, или один из единственных, случай, когда стрельба оказалась совершенно недействительной. Можно было, конечно, допустить, что браунинг кота — какой-нибудь игрушечный, но о маузерах пришедших этого уж никак нельзя было сказать. Первая же рана кота, в чем уж, ясно, не было ни малейшего сомнения, была не чем иным, как фокусом и свинским притворством, равно как и питье бензина».

Про то, что первым стрелял БРАУНИНГ, думаю очевидно. Про то, что этот браунинг Медведев-Кудрин завещал Хрущеву также понятно.

«— Ремиз, — заорал кот, — ура! — и тут он, отставив в сторону примус, выхватил из-за спины браунинг. Он мигом навел его на ближайшего к нему стоящего…».
«О мой друг Азазелло! — простонал кот, истекая кровью, — где ты? — кот завел угасающие глаза по направлению к двери в столовую, — ты не пришел ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан — правда, очень хорошего — коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а Я ЗАВЕЩАЮ ТЕБЕ МОЙ БРАУНИНГ...».

Из-за этого, девушки после расстрела остались живы, и их докалывали штыками.

Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»
«Странную тучу принесло с моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана.
Она уже навалилась своим брюхом на Лысый Череп, где палачи ПОСПЕШНО КОЛОЛИ КАЗНИМЫХ, она навалилась на храм в Ершалаиме, сползла дымными потоками с холма его и залила Нижний Город».

Некоторых докалывали на улице, в результате чего улица оглашалась страшными криками.

Глава 3 «Седьмое доказательство».
«Берлиоз не вскрикнул, но вокруг него отчаянными женскими голосами завизжала вся улица».

История с грузовиком включает две части.

Глава 4 «Погоня»
«Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе:
— К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он там.
Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины».

Нет ничего хуже трусости. Вот что думал главный палач, трясясь в проклятом грузовике:

Глава 6 «Шизофрения, как и было сказано»

«Через несколько минут грузовик уносил Рюхина в Москву. Светало, и свет еще не погашенных на шоссе фонарей был уже не нужен и неприятен. Шофер злился на то, что пропала ночь, гнал машину что есть сил, и ее заносило на поворотах.
Вот и лес отвалился, остался где-то сзади, и река ушла куда-то в сторону, навстречу грузовику сыпалась разная разность: какие-то заборы с караульными будками и штабеля дров, высоченные столбы и какие-то мачты, а на мачтах нанизанные катушки, груды щебня, земля, исполосованная каналами, — словом, чувствовалось, что вот-вот она, Москва, тут же, вон за поворотом, и сейчас навалится и охватит.
Рюхина трясло и швыряло, какой-то обрубок, на котором он поместился, то и дело пытался выскользнуть из-под него. Ресторанные ПОЛОТЕНЦА, подброшенные уехавшими ранее в троллейбусе милиционером и пантелеем, ездили по всей платформе. Рюхин пытался было их собрать, но, прошипев почему-то со злобой: "Да ну их к черту! Что я, в самом деле, как дурак верчусь?.." — отшвырнул их ногой и перестал на них глядеть.
Настроение духа у едущего было ужасно. Становилось ясным, что посещение ДОМА СКОРБИ оставило в нем тяжелейший след. Рюхин старался понять, что его терзает. Коридор с синими лампами, прилипший к памяти? Мысль о том, что худшего несчастья, чем лишение разума, нет на свете? Да, да, конечно, и это. Но это — так ведь, общая мысль. А вот есть что-то еще. Что же это? Обида, вот что. Да, да, обидные слова, брошенные Бездомным прямо в лицо. И горе не в том, что они обидные, а в том, что в них заключается правда».

Перед погребением, как известно, была использована серная кислота, чтобы сделать останки Царской семьи неузнаваемыми (бочка была не с водой):

«В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах. Покинув верхнюю площадку сада перед балконом, он по лестнице спустился на следующую террасу сада, повернул направо и вышел к казармам, расположенным на территории дворца. В этих казармах и были расквартированы те две кентурии, которые пришли вместе с прокуратором на праздники в Ершалаим, а также тайная стража прокуратора, командовал которой этот самый гость. Гость провел в казармах немного времени, не более десяти минут, но по прошествии этих десяти минут со двора казарм выехали три повозки, НАГРУЖЕННЫЕ ШАНЦЕВЫМ ИНСТРУМЕНТОМ И БОЧКОЙ С ВОДОЙ. Повозки сопровождали пятнадцать человек в серых плащах, верховые. В сопровождении их повозки выехали с территории дворца через задние ворота, взяли на запад, вышли из ворот в городской стене и пошли по тропинке сперва на вифлеемскую дорогу, а потом по ней на север, дошли до перекрестка у Хевронских ворот и тогда двинулись по Яффской дороге, по которой днем проходила процессия с осужденными на казнь. В это время было уже темно и на горизонте показалась луна».

Именно поэтому в прелестных снах Ивана Бездомного Га-Ноцри представляется как ЧЕЛОВЕК С НЕУЗНАВАЕМЫМ ЛИЦОМ. А Ленин, не будучи погребенным, застрял на своем каменном кресле, в своем бессмертии, и никак не может выйти на лунную дорожку навстречу арестанту.
Из античной мифологии мы знаем, что клятвопреступники вынуждены лежать окаменевшими некоторое время.

ЭПИЛОГ:
«После укола все меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с ОБЕЗОБРАЖЕННЫМ ЛИЦОМ. Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — КАКАЯ ПОШЛАЯ КАЗНЬ! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — тебе это померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается все выше к луне, увлекая своего спутника. За ними идет спокойный и величественный гигантский остроухий пес».