медные чаши

темя скользнет в пучине,
и восторг обовьет почву.
зачумленные снегом вышины,
мы идем, невидимые,
неприкасаемые для жестов сквозь время.
так растет бремя и память,
так мы волнуем море своими думами
и память, поскольку вскользь.
врата распахнутся однажды даже,
как и собака, и рана колодца
вдоль стези.
спело взорвется арбуз по дороге,
и кивая разойдется дуга в премудрости.
светел шаг, ведь причина,
спрыгивает кран,
когда потчует верхом своим одиноким,
когда нельзя. и лопасти трутся на ветру,
прославляя сквозь минуту,
и бег, и дешево, и средина по дуге
лиет связь. когти отрежутся даже
для мишуры,
и руки вспорхнут странной челядью,
странным рубежом минуты, когда плоть.
и вскользь, и в никуда - всегда ширь,
всегда мачты крова, иногда лебедь,
иногда бумага навзрыд,
как бы в колодец, и впрямь осознавая
и пребывая черными листьями снега,
прибредшего в песнопении. картавыми
подвигами мизера, скользкие телескопы обретут,
вопрошая шаль, сливая в память,
соскальзывая в как будто,
в родственность дисков,
и порча дилижанса, в скорости приделит,
привьет мое нынешнее без оглядки,
и корни, поминутно завывая,
поминутно соскальзывая в безвременье,
в профилактику ностальгии,
которая вяжется медными чашами.