Свет в материнском окне

Горчичные брёвна поджарой избушки,
что вздумала лютую зиму встречать,
как будто дубовая стойка, катушка.
А вьюга замыслила ствол обмотать.

Кружит и пушистый моток наполняет,
вращая метельные ленты, витки,
в белейшие нитки, мороз одевает
и вяжет кустарники, ветки в пучки.

Поветрия гнут деревца молодые.
Бушует январская сила средь дня.
Пуховая пена, как льды вековые.
Небесною манной укрыта земля.

Базальтовый, мраморный верх рассыпался,
спускаясь на рощи, владенья славян.
Порхающий пух о меха ударялся,
беззвучно ложился на старый каштан.

Засыпанный люд всё смотрел из стекляшек
на чистые хлопья и белую пыль,
как близился вечер средь пухлых кудряшек,
сливаясь с пейзажем, что солнце забыл.

На дом свой гляжу, умиляясь природе,
тому, что без тела сижу в облаках,
тому, что впервые слежу за погодой,
тому, что я - призрак, не знающий страх.

Оранжевой кладки почти что не видно.
Всё гуще чернеет небесный гранит.
В избе моей матери, что инвалидна,
лишь только неяркая свечка горит...