Тоска
вдоль по рельсам – рыжие безлесные холмы
вдоль дороги каменная тянется стена
вдоль тумана каторжный растрескался бетон
с потолков соломенная сыплется труха
тихо льётся горестный и горький водопад
тихо плачет порванная с вечера струна
вкруг костра чужие подготовленно молчат
все уж знают, кто вчера ушёл и не придёт
вдоль зимы – размеренные серые столбы
вдоль зрачка – звенящие ночные провода
над землёй – туманы и рассеянная тишь
вдаль по рельсам – сирые российские холмы
на потом оставили тяжёлый разговор
на свободу сдавленные рвутся голоса
по просторам призрачные вороны летят
и бесплотный прыгает по кочкам лесовоз
а когда заявится зелёная тоска
дверь навстречу ей открой и ставни распахни
чтобы в окна лился вместе с красками зари
цвет полыни горькой, что растёт на берегу
тихо свечка светится
тихо домик рушится
разлетелись соколы
как и предсказано
воск на землю капает
воск землёй впитается
прорастёт крапивою
как и обещано
ветки гнутся серые
ветер воет северный
снег искрится-падает
колкими звёздами
в поле за околицей
домик заколоченный
всё пройдёт в молчании
как и задумано
29.11.1992 AD
ТАНЕЦ
Не гуляй
в ранний час
по пустынным площадям,
не пугай
детвору,
что попряталась в дома.
Рядом нету никого,
дома дети мирно спят –
не буди,
не губи
непростую тишину,
золотую тишину.
Красные, красные шарики,
детские сны влюблённых,
просто воздушные шарики,
жёлтые, красные, синие
в небе чужом и далёком,
что долго ли, коротко ль,
рано ли, поздно ли станет твоим
домом,
станет твоим
домом...
Нам напишут на роду
зацветать в Иванов день,
нам начертят на песке,
нам зарубят на стене
разлучаться в небесах –
под траурный марш колокольчиков,
под пенье невидимой иволги,
под звездой,
под водой...
Простились под утро влюблённые,
детвора заполнила улицы.
Красные, красные шарики,
вечные сны влюблённых,
просто воздушные шарики,
жёлтые, красные, синие
в небе родном и пустынном,
что долго ли, скоро ли,
рано ли, поздно ли станет
твоим...
09–10.01.1993 AD
К МОРЮ
Корабль, серокрылый корабль! Слышишь ли дальние зовы,
Уплывших прежде меня призывные голоса?
Прощайте, прощайте, густые мои леса,
Иссякли дни на земле, и века начинаются снова.
Толкиен, конец Третьей эпохи
I.
Как задумали вдвоём,
Так и сделаем;
Наяву ещё поём,
Пока смелые,
Свято имя на слуху,
Ветки стелются,
Рассказать, как на духу,
Да не верится.
Жили-были, как могли,
Делать нечего,
Провожали корабли
Ближе к вечеру,
Жёлтый месяц напевал,
Как за сценою,
Море в брызги разбивал
Драгоценные.
Нежеланные пути,
Вехи-росстани,
Ярче солнышка свети,
Свечки розданы,
Мчится море за тобой,
Парус хлопает,
Обрывается прибой
У закатного моста,
Между небом и землёй,
Между солнцем и водой,
Между горем и судьбой
Будем вместе мы с тобой,
У закрытого моста –
Нежилая темнота,
Неживая слепота,
Мы придем сюда вдвоём,
Мы забудем прежний дом.
Не ходи по пустому берегу, добрый путник,
Не лови медуз в предательской пене, маленький мальчик,
Не роняй свои перстни в воду, юная дева,
Не кидай в эту воду алмазы, горестный дождик.
Белый, белый песок, снега белее,
Проскрипят по песку колёса, встанет повозка:
Гиблый ветер поднялся, вехи заносит,
Всё песком затянуло, нету дороги.
Мы лежали, как неживые, в небо смотрели,
Нас несло на запад волнами, в берег бросало,
Наш кораблик, сделанный из промокашки,
Беззвучно качался рядом, как на резинке,
как на картинке,
как настоящий...
II.
Славно летом
на песчаном берегу,
на солнечном пляже;
мчится следом –
развернётся на бегу,
рукою помашет.
Дрогнули сумерки,
гаснущий мир зазвучал,
и призрачный мальчик
отозвался заливистым смехом:
море в сумерки бликами взмыло,
на песке подсыхали медузы,
время спешило успеть,
время спешило спать.
Остаёмся –
и не думали бежать,
уже схоронились.
Слишком поздно –
догонять, да не поймать,
пришедшие скрылись.
Неземные знамения помним –
как читали открытую книгу,
тихо вышли на утренний берег,
чтоб умыться рассветной водой.
В долгих сумерках волны сереют,
в ясных сумерках лиц не узнаешь, –
как мы молоды, как всё знакомо,
синий ветер волосы треплет,
синие сумерки обнимают,
море поёт приливное,
море поёт колыбельную...
III.
...море споёт отходную.
Когда закружит злая метель,
Когда растревожат раны,
Пойдёшь по волнам на незримую цель,
От свежего ветра пьяный.
Ещё безнадёжней, ещё слабей,
Но всё-таки очень больно –
Как видишь белых во сне голубей,
Слетевших с твоей колокольни.
Но душу пугливую заверни
В целебные листья и травы:
Засни, непутёвая, отдохни,
Осыпались листья, окончились дни,
Кто помнит – всегда неправы.
И спят вожделенные острова,
Завесой дождя прикрыты;
Родина-юность, ты тоже права,
Мы только твои следопыты.
Целительным голодом утолён,
С восходом в права вступая,
Идёт из-за моря зелёный сон.
Заливы. Начало мая.
Всё шире по воде круги,
распутанный лежит канат,
на палубе юнцы,
счастливые, как мы вчера.
Зелёные мои леса, –
ночное небо, расступись:
дорога на восход,
и жёлтый серп над головой.
Весёлый дым костра клубится, праздничный и горький,
и нету в мире никого счастливее нас;
недаром говорят, что время слишком быстро лечит:
земля и звёзды – всё за то, что будет нам удача
в пути неторном,
в пути просторном,
в цветах и в песнях...
А он бежал, а мы – за ним,
и ветром относило смех,
и зыбкий горизонт
в оранжевых лучах звенел.
Запомнить небо голубым,
пока не изменило всех
теченье за кормой,
пока ещё видать причал.
В зелёную волну закутан, словно в одеяло,
я вижу свой сто первый сон, а дни всё летят;
я строил замки из песка, и море мне шептало –
о чём, узнаешь только ты,
когда, в дороге разминувшись,
мы сойдёмся на песке
у последнего моста,
между небом и землёй,
где кончается прибой...
Coda
Почудилось – вышел весь срок, но, может быть, просто устали –
Не так-то легко пережить закат своей лучшей мечты;
Встречайте на пристани, – друг, что же плачешь ты,
Молись за этот простор, где наши души витали...
Февраль – апрель 1993 AD
ТЕПЛОТА
Тепло согретых рук,
в ближнем тереме
загадочный шёпот,
в светлой комнате витражи,
в жёлтой комнате
за двойной занавеской
уготованный свет,
обетованное Солнце.
Не разбудить застывших, как изваяния,
не отогнать навязчивый шорох –
листья кружат,
листья шуршат,
Солнце в зените,
боль на закате,
горн на знамени.
За далью изголовья –
жёлто-зелёный ветер,
синие сосняки,
робкие сквозняки,
редкие голоса:
он уже почти не приходит в сознанье,
им уже не грех отойти от постели,
боль уже не боль,
мир уже не бред,
свет ещё не жизнь.
Тепло согретых рук,
тепло сведённых пальцев,
спрятанных под подушкой,
связанных нерушимо,
сцепленных напоследок.
За шторами век,
за двойной занавеской на окнах,
за чистыми стёклами
рождались и умирали лучи,
рождались и умирали грёзы,
рождалась и умирала нежность.
24.02.1993 AD
Свидетельство о публикации №122031406277