Русский хлеб

   




В один из тёплых дней весенних,
Под Сталинградом крепко бит,
Хромал в толпе военнопленных
Артиллерист ефрейтор Шмидт.

Сияло солнце, пташки пели.
Природа набиралась сил.
И Шмидт под звонкий шум капели
Снег с грязью пополам месил.

А ведь не так давно солдата
От возбужденья била дрожь.
Ефрейтором как он, когда-то
Был сам Адольф – германский вождь!
 
И Шмидту с грустью вспоминались
Победы тех, прошедших лет.
Когда так весело шагалось
По русской выжженной земле.

Ну, а сегодня отчего-то
Влажны арийские глаза.
И по щеке шершавой Отто
Скатилась горькая слеза.

Он вспоминал свою деревню,
Как Клару нежно обнимал…
Тут у развалин церкви древней
Им объявили всем привал.

Оправка, отдых и просушка.
Ну, и конечно, туалет.
Вдруг выбирается старушка
Из-под руин на белый свет.
 
Глаза, как выцветшее небо
Взгляд словно в вечность обращён
Ефрейтору краюха хлеба
Кладёт на грязную ладонь

- Все на земле под Богом ходим!
Поешь  касатик, не спеши!
Всегда считали в нашем роде,
Что хлеб полезен для души.

Расстанешься с солдатской долей.
И где-то там, на склоне лет
Забудешь ты войну с неволей,
Но не забудешь этот хлеб!

От ветерка косынка сбилась
У ней над волосом седым
И вмиг старушка растворилась,
Верней, растаяла как дым!

А Шмидт, запив из медной фляжки
Кусок, что прожевать не мог,
Вдруг вспомнил на солдатской пряжке
Простую надпись «с нами Бог».

И мысль последним актом драмы
Пришла бодрящая как  душ:
Пусть русские закрыли храмы,
БОГ не оставил русских душ.

И вслед другая в сильном страхе
Он от неё сойдёт с ума!
Что с немцами бог лишь на бляхе
А в душах их одна лишь тьма!

Спускался вечер сине-тусклый,
Белели пятнышки берёз.
И Отто Шмидт жевал хлеб русский.
Солёный от немецких слёз.