Гость на поминках
Этот дом не достроен: мы так далеко друг от друга,
Что не видимся долгие годы.
На земле звездопад, на земле запоздалая вьюга –
Неизменны капризы природы.
Отвори мне рассвет, покажи на прощанье дорогу,
Я давно не бывал в подземелье –
Там всегда веселятся, хоть вспомнить, наверно, не смогут,
Как смеяться и плакать умели.
В первый раз я войду к ним, как гость – невзначай, незаметно –
И на вечер, быть может, останусь;
В тихой гавани прежний корабль, весь в огнях разноцветных,
И слетаются голуби на нос.
Здравствуй, родина-мачеха, милая, тесная клетка,
Я почти одичал на просторе:
Очень многих в лицо ещё помню, но видимся редко,
И не снится картонное море.
Но, быть может, дождусь – подойдёт кто-то смутно знакомый
И с улыбкою сядет напротив,
И забудем о числах, беседой невнятной влекомы,
До обещанных в полночь полётов.
10–15.04.1990 AD
САМИ ПОМИНКИ
Я не с тобой. Нескоро лечит время,
Я не забыл. Гори, огонь в камине!
Всё так же быть не там или не с теми
И увязать в беспамятстве, как в глине.
Трава чернеет, бедная, до срока,
И зацветают поздние рябины.
В деревне так светло и одиноко,
Поляны серебристы и пустынны.
Я в васильковой роще заблудился:
Межи не видно, день идёт к закату,
И кто-то светлый к Солнцу наклонился
И собирает солнечную мяту.
Медовый мир, как праздник твой недолог!
Уже звонят к обедне спозаранку,
Уже пора снимать все книги с полок
И со стены – Мадонну-итальянку.
Весёлый дом под утро опустеет,
Он уж не наш, хоть и не спят соседи:
Кругом бесцветный дождик мелко сеет,
И Солнцу не играть на тусклой меди.
Что ж, пусть звенят узорные бокалы,
Мы подойдём, друзья, но чуть попозже.
...Пылит дорога, мчится день усталый,
А ездоки натягивают вожжи.
13.06.1990 AD
Мутнеет зимний небосклон,
Колючим снегом занесён,
И падает хрустальная посуда:
Уже убрали со стола,
Чтобы вольней метель мела,
Чтоб мы не спали в ожиданьи чуда.
ДИССОНАНС
С вами страшно от тоски,
Но не сладить одному
С теми жуткими тенями.
Пожелтевшие листки
Собирать уж ни к чему –
С Богом мы, но Бог не с нами.
Изнасилованный мир,
Перепачканные книги,
Перекрашенные церкви,
Маслянистый жёлтый жир
Плавает в реке Обиге,
Купола совсем померкли.
Бегай по лесу ползком,
Озверевший мой приятель,
И питайся корешками;
Я с тобой давно знаком,
Ты сегодня испытатель,
И на башне – наше знамя.
Будем кушать корешки,
Спать с утра и до утра
И во сне зубами щёлкать.
Гнилью понесло с реки:
Рыбка дохлая, ур-ра! –
Нарубился – и под ёлку.
Так живёшь ты, мой герой:
Сальная лоснится морда,
Скатерть, залитая квасом,
На полу – матрас сырой,
И для пущего комфорта
В изголовье – миска с мясом.
17.06.1990 AD
На дно реки подсвечник брось –
Всё слишком быстро пронеслось,
И перед смертью свечкой не согреться.
Неузнаваема Земля –
Кругом лишь синие поля,
Ожившие воспоминанья детства.
ИКАР
Завидовать всем, кому дано
Великое счастье летать.
В ручьях святая вода, не вино,
Скал горделивая стать.
Тебя зовут – но не слышишь ты
Гремящего голоса с высоты.
Уже раздвигает сетку ветвей
Полуденный жаркий бриз,
И ты, новоявленный чародей,
Смотришь с обрыва вниз:
Время взлётов, время ветров,
Ты исцелён, ты совсем здоров –
И вот, без разбега – стрелой, налегке,
Один между гор летишь,
И прячет твоё отраженье в реке
Сонной долины тишь.
Будь молчаливым, нежданный пророк:
Древних утёсов невнятен слог.
Возьми меня, небо, – слышишь, я твой,
Я ангелом буду, знай,
И там, где желтеет кустарник сухой,
Откроется новый рай:
Страна блаженства, душистые сны,
Синее царство немой тишины...
27.07–04.08.1990 AD
ТОРЖЕСТВЕННАЯ МЕССА
Восход из-за скалы поднёс букетом
И встал неподалеку, озираясь.
Он был не белый, даже не прозрачный –
Пожалуй, смахивало одеянье
На красную клубящуюся пыль
Дороги, поднимавшейся спиралью.
«Ещё не время» – тихий был ответ
На непроизнесённую молитву,
И холод от разбитого моста
Над пропастью угрюмою сгущался.
«Я не один», – пытался я сказать,
Но он лишь молчаливо улыбнулся
И за руку, как малого ребёнка,
Меня повёл к бушующей реке.
Пусть нас пугали многие напрасно –
Я чёрных гор не верю высоте
И не увижу мрака у подножья,
Когда из-за вершины на востоке
Сияние расходится, как веер.
Неистощимы лёгкие слова –
Вот только непонятно никому,
Что Слово, где-то бывшее вначале,
И наша суетная воркотня –
Совсем, ей-Богу, не одно и то же:
Лежит меж ними призрачной преградой
Невнятное наитие ребёнка,
Стеклянное и тёмное по смыслу,
Как ласковая ангельская речь.
И что же делать, если новый Ангел
Меняет надоевшую одежду
И с гор сбегает радостный и юный,
На прошлого страдальца не похожий,
Смеющийся из синего ручья? –
И, мудрые, внимаем спозаранку
Своим же непривычным голосам,
От гулких скал отскакивая эхом
И новой верой благостно приемля
Восход, преподнесённый из-за гор
Лучистым, ослепительным букетом.
01.08.1990 AD
...мы возвращаемся сюда
И верим: это – навсегда,
Но видим только расписное блюдо –
И тает синяя страна,
Уходят наши времена,
А мы стареем в ожиданьи чуда.
(«Люцерна», 15.08.1990 AD)
Свидетельство о публикации №122031205825