Музыка на рассвете
Чем-то восхитительное сиротство,
озарённая жизнь,
белые купола к югу,
витражные потолки спален!
В мире есть смысл и восторг,
когда мир ярко-синий
и подсвечен оранжевым.
И то, и другое
исчезает без следа и намёка
майским утром, часам к шести –
свежевымытый город
исторгает из себя Солнце
и остаётся
музыкой на рассвете.
В небе нет места самолётам и облакам,
в тишине есть воля для звуков,
но дороже всего
рельефные, резкие тени
от деревьев на восточной стороне,
которые кажутся мокрыми от дождя,
но даже не блестят на солнце.
Главное –
не разбудить горожан,
а молчащих поэтов
заставить говорить
совсем особенными словами –
в такт молочно-белёсой музыке,
неслышной, но осязаемой,
когда поливальные машины
объезжают вокруг цирка
и пропадают в липовой аллее.
Обойдёмся без штор на окнах –
чтобы, ещё не открывая глаз,
лишь смутно догадываться
о ярких четырёхугольниках на стене
и ослепительно блестящем
стекле книжных полок.
В мире есть рай и блаженство
в часы приходящего тепла,
когда все фасады
ненадолго становятся белыми
и снопы лучей,
наскоро и нерасторжимо связанные,
легко и неслышно, будто домой,
входят в сны,
делая их чем-то похожим на счастье.
21.05.1991 AD
– игрушек в комнате полно –
– и солнце зимнее в окно –
– заглядывает жарко –
– и крутят старое кино –
– в театре возле парка –
ГЛУБОКАЯ НОЧЬ
Никого не надо жалеть,
Никого не надо ласкать.
Плавится тусклая медь,
Ужасно хочется спать.
Никого не надо жалеть.
Для придурков и для больных
Соловьиный лукавый бред,
И бал надолго затих
В раю, которого нет
Для придурков и для больных.
Не бойся, мы же одни,
Ласковый хор замолк,
Миновали нотные дни,
Ушёл из города полк –
Не бойся, мы же одни.
Отчего так холодно здесь,
От кого ты снова бежишь –
В глазах непонятная резь,
Шныряет по комнате мышь, –
Отчего ж так холодно здесь...
Зачем-то кричат из тьмы:
Только не засыпай!
Мгновенье – и тонем мы,
И сотни загробных стай
Зачем-то кричат из тьмы.
Луна по волнам бежит
Высоко над головой,
Вокруг небывалый вид –
Не утренний, неживой,
И Луна по волнам бежит.
А скрипки давно молчат
(Заметили только теперь):
В подводный беззвучный сад
Только одна дверь,
А скрипки давно молчат...
Не веришь? – и я не совсем.
Заблудились – похоже на то.
Лабиринт исчерпанных тем,
Губительных дней решето...
Не веришь? – и я не совсем.
Только не надо жалеть –
Ни снега, ни вешних вод.
Память хлестнёт, как плеть:
Больно – но скоро пройдёт,
И больше не стоит жалеть.
23.05–03.06.1991 AD
– вспоминали радуги весенние –
– в золотом раю пасли стада –
– обрели забвенье и спасение –
– чтоб не возвращаться никогда –
* * *
«Я» – это Мироздание,
растворённое в одной душе.
У берега
в тихой заводи
блики солнца
и танцующие крылья стрекоз.
Вселенная едва осязаема,
но прекрасна и в малом,
даже в ничтожном.
Обветренные цепи гор,
солнцем умытые,
на глазах превращаются
в фигуры спящих людей:
лица обращены кверху,
веки сомкнуты,
и вид измождённый,
как бывает только у самых счастливых,
почивших от трудов
на праведном ложе.
В руках, скрещённых на груди,
почти не ощущается сила,
необходимая для оскорбления духа.
Интонации неуловимо меняются
с каждым дуновением ветра,
и речные поймы выстланы
чистейшим белым песком.
Это – музыка.
До выбора между Светом и Покоем
ещё одна жизнь,
маленькая, незаметная,
но бесценная,
немного грустная и смешная,
как всё великое.
Не надо ждать смерти
и думать о спасении души,
пока у берегов танцуют стрекозы
и шелестит тихий тростник.
Каждому дано
осознать себя наследником Света
и частицей Покоя.
Как и жизнь,
музыка начиналась в море.
«Я» –
это Мироздание,
в котором одна душа
найдёт связь и единство
и научится быть свободной,
научившись любить и быть любимой.
30.06.1991 AD
– забылся непробудным сном –
– уже не виден отчий дом –
– и паруса по ветру –
РЕИНКАРНАЦИЯ
Кривые линзы торфяных болот
Чужие собирают отраженья,
Раскиданные россыпью по миру
И терпеливо ждущие свой час.
Признанья никому не повредили:
Всё будто бы осталось на своих
Никем не потревоженных местах,
Но что-то в нас самих оборвалось –
Мы как глубоководные созданья,
Исторгнутые грубо на поверхность
В компанию каких-то чуждых рыб,
Медуз и фосфорических креветок,
И кажется – совсем ещё немного,
И сами заработаем клешнями,
Ища у мола лёгкую добычу.
Залив избороздили катера,
И рвутся перепутанные снасти,
А берег расточительно усыпан
Тончайшей серебристой чешуёй.
Брильянтовые капли высыхают,
И остаётся только удивляться,
Зачем в обезображенной пустыне
Рождаются такие миражи.
Дымится небо тусклое на юге,
Багрово-синий остывает запад;
До ночи время есть – чтоб присмотреться,
Чтоб после в темноте не ошибиться
И до восхода скорого Луны,
Пока ещё не все ночные гости
Спросонок на неё повыть сбежались,
Успеть упасть на илистое дно.
Теперь остановившиеся мысли
Прервут остановившееся время,
И мы ещё немного помечтаем –
Пока колышет водоросли ветер
И светит вниз фальшивая Луна.
03–04.07.1991 AD
Упоён словами непонятными,
Улыбнись любимому лицу –
Мир играет солнечными пятнами,
Повесть приближается к концу.
ПАТЕТИЧЕСКАЯ СОНАТА. ФИНАЛ
Где вы, друзья моих детских игр, –
Спрятавшись на берегу,
Мячик цветной забыв на песке,
Играли в джунгли: один был тигр,
А другие, визжа на бегу,
Спасались в реке.
Ляг на воду, глаза открой,
Голову запрокинь –
Как в чудном зеркале Божий мир:
Вверху, в камышах, стрекозиный рой,
Внизу – небесная синь,
Как бледный сапфир.
Две стихии рассудит вода:
Одна – где горы и лес,
Где мостик, колодец и отчий дом;
Другая – где смысл непростого «всегда»
По синему цвету небес
С детства знаком.
Темнеет, детям пора домой,
Остывший пустеет пляж, –
А мячик забытый так и лежит,
И лижет море солёной волной
Берег,
который уже спит
И уже не наш...
08.07.1991 AD
Свидетельство о публикации №122031106363