Владилен Машковцев

ВЛАДИЛЕН МАШКОВЦЕВ
(1929 - 1997)

Искусство – великое диво
И боль в опалённых сердцах,
А юноши пишут красиво
Стихи о погибших отцах.

Шагая с улыбкой в бессмертье,
Солдат заслонил колыбель…
Не верьте в красивость, не верьте,
Не верьте в бессмертье, не верьте,

Геройство – не радость, не цель.
Где-то стреляют орудия,
Плачут невеста и мать…
Не могут нормальные люди
С радостью умирать.

Я знал одного лейтенанта,
Безрукий, безногий – культя…
Он был окружён в сорок пятом
И вызвал огонь на себя.

Я помню слова офицера,
Он сорок ранений носил…
Геройство – последняя мера
Истраченных в битве сил.

СИБИРСКАЯ БАНЯ
И. В. Голубеву

Глухо в шайку барабаня,
багровел в парилке дед:
— Ай, да баня, диво-баня,
пропекись — и хвори нет!

Дед гудел: — Чуток попарюсь,
выпью, сколько по нутру,
в сто годочков не состарюсь,
во сто с гаком не умру!

Но страдальчески, озлено
принимал я дух парной,
пахло кедром прокаленным
и березой заварной.

Мыло вонькое и пенит,
ест мальчишечьи глаза,
а разящий, жгучий веник
мне казался злее пса.

По исконному порядку —
жильным, крепким вырос чтоб,
дед сгребал меня в охапку,
нагишом бросал в сугроб.

И пищал я, заикаясь,
коченея на ветру:
— Никогда я не состарюсь,
никогда я не умру!

Был упрямый я и прыткий,
быстро все на ус мотал,
баню эту втайне пыткой,
издевательством считал.

Только днись, в себя поверя,
робость зябкую пресек,
и пинком отбросил двери,
и со смехом прыгнул в снег.

Ощутил я удивленно,
что над всей моей страной
пахнет кедром прокаленным
и березой заварной!

ДАРЬЯ

Войну, как в небыль, унесло,
В сирени мирной тонет улочка.
Но, как и прежде, за село
Выходит в белом Дарья-дурочка.

Вселилась в женщину беда,
Живёт в ней каменными стонами.
Она с ума сошла, когда
Пришла на мужа похоронная.

Вздыхали деды, говоря
О смерти и солдатской удали.
А он вернулся… Писаря,
Должно быть, в штабе поднапутали.

Но почему так? Почему?
Ужели горя было мало?
Жена не бросилась к нему,
Солдата Дарья не узнала.

Она в безвыходном бреду
Его не признавала мужем:
– Уйди, солдат! Я мужа жду!
И мне чужой мужик не нужен!

А он прошёл двенадцать стран,
Порастерял в походах силу.
От горя горького, от ран
Солдат, как в дот, ушёл в могилу.

Войну, как в небыль, унесло,
На бруствере бунтует жимолость.
Но, как и прежде, за село
Выходит Дарья-одержимая.

Вот люди с поля, газик мчит…
Она – как трепетная птица.
Застыла Дарья и молчит,
Надрывно вглядываясь в лица.

Хохочет и рыдает гром
В круговороте жизни вечном.
Она под солнцем и дождём
Ждёт мужа в платье подвенечном.

ГОРЯЩИЙ КРЕЙСЕР

Стучит в окно продрогшая синица,
Как будто ставит точки пулемёт…
Отцу опять горящий крейсер снится,
И он хрипит, во сне тельняшку рвёт.

Отец гульнул, он в день Победы выпил
За боевых товарищей, за Русь.
И над матросом гордо реет вымпел,
Как прежде: погибаю – не сдаюсь!

И эта явь пронзительна, значима,
И я спокойно видеть не могу,
Как крейсер погружается в пучину,
Но грохают калибры по врагу.

И слава тем, кто в битвах не склонился,
Кто в смертный час бросал снаряд в ладонь.
Отцу всю жизнь горящий крейсер снился,
И он командовал: «Огонь! Огонь!»

Я не кричу, такого не бывает,
Но и безродство сердцем я отверг.
И по ночам, стреляя, проплывает
Горящий крейсер в двадцать первый век!