Осип Мандельштам и Владимир Высоцкий

                «Высоцкий и впрямь все больше и больше классиком
                русской литературы, русской поэзии становится и
                место там же, где Пастернак, Блок, Есенин и
                Мандельштам, занимает».
                (Н. Высоцкий)               

                «Уверен: Высоцкий и Мандельштам, окажись оба в одном лагерном
                бараке, не нашли бы общего языка – ни поэтического, ни человеческого».               
                (Е. Процентер)      

                «А я считаю, Мандельштам почувствовал бы Высоцкого».
                (Л. Танюк)   

                «Осип Мандельштам? Он не был человеком богемы. Но он был
                человеком, который понимал, что жертвенность в русской
                литературе – это необходимое условие для того, чтобы в ней
                остаться навсегда».
                (Ст.  Куняев)

                «По сравнению с Мандельштамом Высоцкий – говно».
                (А. Градский, 1987 г.)

               
    Осип Мандельштам и Владимир Высоцкий.
    Поэты русские – акмеист и постмодернист. Можно сказать – великие, но скажем – очень крупные. Разные. Каждый – со своим «почерком», сложным внутренним миром, нетривиальными взглядами на мир окружающий и отношением к нему. Все это, в итоге, помноженное на талант сочинительства, как у всех крупных художников, выливалось в бессмертные строки. Мы не ставим целью оценить и сравнить их поэтические стили, образы, мировоззрения и характеры – это занятие для опытных мандельштамоведов и высоцковедов. Наша задача – в другом: проследить связь, пересечения двух поэтов из разных времен и исторических эпох и прежде всего выяснить, что у них общего в творчестве. И затронуть тему ранней «блатной» лирики в творчестве Мандельштама и Высоцкого. Ведь оба начинали с нее свое поэтическое, а бард – песенное творчество! Если о ранних стихах и песнях Владимира Семеновича написано и сказано много, то об уголовной лире Осипа Эмильевича не писал никто.
    Итак, начнем.
    Судьбы писателей объединяет 1938 год: Владимир Семенович родился в Москве, в январе, Осип Эмильевич в конце декабря по одной из версий убит блатными (утоплен в параше) в пересыльном лагере в городе Сучан (ныне – Партизанск) близ Владивостока. Вот такая своеобразная поэтическая эстафетная палочка передана Мандельштамом Высоцкому. Совпадения дат на этом не заканчиваются: 1980-й «объединил» Владимира Семеновича и вдову акмеиста – они умерли в том году. И еще: между датами ухода из жизни Осипа и Надежды – 42 года: ровно столько лет земного бытия было отмерено Судьбой Владимиру Высоцкому…
    Перейдем от мистики к реалиям. Стихами и судьбой Осипа Мандельштама Владимир Семенович интересовался перманентно. Его знакомство с ними произошло в школьные годы. Друг детства и одноклассник будущего барда поэт Игорь Кохановский в документальной повести с красноречивым названием «Неизвестные письма Высоцкого: “С бабами своими я абсолютно запутался, но ничего не хочу менять“», опубликованной в ноябрьском, № 11 журнала «Коллекция “Караван историй“» за 2014 год, вспоминал: «“Заболели“ поэзией мы почти одновременно. Пришла новая учительница литературы и открыла нам запрещенных в те годы Гумилева, Мандельштама и Цветаеву. Слушали стихи затаив дыхание. А потом почти всем классом записались в читальный зал Исторической библиотеки, где хранились томики поэтов Серебряного века. Выносить книги не разрешалось, и мы переписывали стихи от руки».
    Кохановский в повести описывает события, выпавшие на начало 1950-х годов (о смерти Сталина речь идет в следующем абзаце сочинения Игоря Васильевича). Тогда имя Мандельштама было фактически предано забвению и считалось крамольным, а творчество, хотя официально в СССР было не запрещено, – не пропагандировалось, стихи не публиковались. А ходило в среде творческой интеллигенции, как тогда говорили, «в списках» – сброшюрованных или переплетенных переписанных от руки листах или машинописных распечатках из прижизненных книг Осипа Эмильевича и его публикаций в периодике.
    Во время учебы в Школе-студии МХАТ увлечение поэзией Мандельштама и более широкое знакомство со стихами репрессированного поэта у Владимира бурно продолжилось. Студента Высоцкого щедро снабжал подобными «списками» (явный прокол советских культурспецслужб и КГБ. – А. С.) сокурсник, будущий актер и режиссер театра и кино Геннадий Ялович. Писатель и поэт Юрий Кувалдин в статье «Ялович», посвященной 80-летию своего приятеля (опубликована в майском, № 5 журнала «Наша улица» за 2008 год), вспоминал: «В Яловиче был дух противоречий. Ялович являл собою человека яркой мысли, постоянно читающего, и все мы, студийцы клуба на Дзержинке (самодеятельный театр-студия при Клубе МВД (ул. Дзержинского (ныне – Лубянка), 13), прихожанином его в начале 1960-х был и Высоцкий. – А. С.), без книг не мыслили существования, взахлеб говорили о Мандельштаме… Ялович в театральной студии работал, когда верстали тексты Мандельштама для яркого движенья мощной мысли».
    Поэтесса Нина Краснова на страницах того же журнала (№ 4, апрель 2009 г., статья «Осип Мандельштам») – добавляет: «В 60-е годы Юрий Кувалдин занимался в театральной студии Владимира Высоцкого и Геннадия Яловича, сделал там литературно-музыкальную композицию по стихам Мандельштама (куда смотрел КГБ? – А. С.), что было невиданной смелостью и невиданным риском с его стороны».
    Следует уточнить: театральная студия существовала при московском Экспериментальном театре, основанном Высоцким и Яловичем.
    А в рассказе того же Кувалдина «Закурить» («Наша улица», № 5, май 2008 г.) находим такой пассаж: «Там, где теперь буфет, сидели репетировали мою композицию по Мандельштаму. Высоцкий опаздывал. Когда он вспотевший влетел, то с порога своим несколько ехидным мальчишеским голосом крикнул:
    – Ну что, стакановцы, по стакану?!
    Мы тогда постоянно искажали Стаханова под стакан, что более подходило к образу шахтера».
    Неизвестно, видел ли Высоцкий это представление, но факт остается фактом: глубоко и подробно с поэзией своего старшего коллеги молодой Володя познакомился в юности через самиздат.
    Стихи Осипа Эмильевича, судя по всему, «пленили» неокрепшую душу Володи. Биограф Савелия Крамарова писатель Варлен Львович Стронгин в книге об актере «Сын врага народа» (2008) приводит выдуманный им же разговор между начинающими актерами Крамаровым и Высоцким. «Состоялся» он, судя по описанию, году в 1962-м в стенах московского Театра миниатюр, где служил тогда Владимир Семенович, а Савелий пробовался утроиться в него, готовясь прочитать приемной комиссии инсценировку по рассказам Василия Шукшина. Вот характерный, интересующий нас отрывок из «диалога» Владимира с Савелием:
    «– А как у тебя личная жизнь? Сложилась? – неожиданно спросил Высоцкий. – Тут у тебя тоже могут возникнуть сложности. Таких, как мы с тобою, начинающих артистов могут полюбить только добрые бабы. У меня есть… Всем хороша… Но стихи не любит. Пастернака не понимает. Как Сталин!
    – При чем здесь Сталин? – удивился Савелий.
    – Спрашиваешь? Значит, не читал Мандельштама: о горце, не понимавшем Пастернака».
    Мог слышать поэзию Осипа Высоцкий и из уст новых родственников: в 1961 году Володя знакомится с актрисой Людмилой Абрамовой и некоторое время молодые живут в доме невесты. «В Людмиле он (Высоцкий. – А. С.) нашел созвучную его интересам и влечениями душу. Она прекрасно знала Гумилева, Ахматову, Цветаеву, Мандельштама – поэтов, которыми он был увлечен со школы», – пишет журналист Николай Андреев в брошюрке «Жизнь Высоцкого» (2017).
    «Людмила прекрасно разбиралась в русской поэзии и привила любовь к ней супругу: она без конца читала ему Гумилева, Ахматову, Цветаеву, Мандельштама, любила обсуждать с мужем Толстого и Булгакова». (Интернет-сайт «VOICE» thevoicemag.ru, 28 марта 2022 г., «Клятва на могиле: как брак с Высоцким разрушил жизнь Людмилы Абрамовой», глава «Актриса я никакая».)
    Двоюродная сестра Абрамовой Елена Щербиновская в 1990 году рассказывала пятигорскому журналисту Валерию Перевозчикову: «Она читала ему (В. Высоцкому. – А. С.) Гумилева, Ахматову, Цветаеву, Мандельштама, они размышляли вместе о Булгакове». (В. Перевозчиков, «Возвращение к Высоцкому» (2008), глава «Елена Щербиновская».)
    Украинский писатель-высоцковед Юрий Сушко в книге «Высоцкий. На краю» (2016) упоминает о «кухонных спорах в доме Абрамовых о Гумилеве и Мандельштаме». Из-за чего, точнее – из-за кого они разгорались? Сушко объясняет: «Люсина бабушка, Евгения Евгеньевна (а не Любовь Борисовна? – А. С.) Абрамова (кстати, единственная из всей семьи сразу и безоговорочно принявшая Владимира), профессионально переводила Киплинга, читала наизусть внукам Гумилева и Мандельштама» (глава «То была не интрижка, ты была на ладошке…»).
    Может, помимо Люды, и Володя попадал на «бабушкины чтения»? Или сама Людмила Владимировна читала Владимиру Семеновичу лиру «блатного» поэта? Как знать… Понятно одно: верить приходится документальным фактам и свидетельствам, а не «сочинениям» живого Андреева и покойного Сушко.   
    Вообще-то сама же Абрамова опровергает выдумки «высоцкоЕдов» и журналистов. В интервью вопрошателю Владимиру Румянцеву («"Фрагменты беседы с Людмилой Абрамовой" (Ленинград, 11 декабря 1990 г.)», «В поисках Высоцкого» (г. Пятигорск), № 24, июль 2016 г.) она ставит все точки над «ё»: «Для меня – что такое Мандельштам? Мне никакого интереса не было!»
    В этой же беседе Людмила Владимировна поведала: редкие книги, в том числе и О. Э. Мандельштама, имевшиеся в библиотеке ее бабушки Е. Е. Абрамовой, были украдены. Кражу совершила «весьма одиозная знакомая – Лина Самойлова-Финкельштейн, при «помощи» которой пропал в безвестные дали чемодан Ахматовой, Гумилева, Мандельштама. Поскольку я знала о том, что он пропал, и при Линином содействии, у меня всегда, с детства еще, такой зуд был, пропеллер работал – найти его!
    – А вам она кем приходилась?
    – Сергей Рудаков (известный ленинградский литературовед, погиб на фронте в 1944 году. – А. С.), ее муж, который в Воронеже бывал у Мандельштама (как и Осип, Сергей Борисович тоже был сослан в этот город. – А. С.) – брат моей покойной бабушки. У Лины Самойловны я бывала и до этого, и пыталась что-то найти. И как я в Ленинград – так меня как магнитом туда… И я там проторчала какое-то время…»
    Кстати: за тот же «неинтерес» Абрамовой к стихам Осипа ей пенял сам Василий Шукшин. В беседе с Леонидом Велеховым в эфире Русской службы Радио «Свобода» (программа «Культ личности», «Я ничем не жертвовала, я была с ним счастлива», эфир – 3 февраля 2018 г.) Людмила вспоминала: «Я училась во ВГИКе. У нас была как бы совместная мастерская у Михаила Ильича Ромма, у которого в это время на старшем курсе, то есть мы были на первом, а они на четвертом… Его самый блистательный курс, его лучшие ученики, где наиболее известные имена… Шукшин, Кончаловский. Андрей на моем курсе учился. И тогда он был не Кончаловский, а Андрон Михалков. А на старшем курсе были Андрюша Тарковский, Саша Гордон, Митта, Ирма Рауш.
    Вася тоже очень поэзию любил. Правда, он ругал нас с Андреем, что мы на Пастернаке помешались: “Вам только Мандельштама и Пастернака, а вот Есенина вы не знаете, Кольцова вы не читали!“»
    В начале 60-х Фаина Раневская и Владимир Высоцкий служили в московском Театре имени Пушкина. Они очень тесно общались, тепло и уважительно относясь друг к другу. Фаина Георгиевна, как могла, опекала начинающего актера и поэта. Из многочисленных книг о Раневской и воспоминаний о ней известно, что в 1915 году Фая уехала в Москву. Жила в комнатке на Большой Никитской. В эти годы, благодаря своей знакомой балерине Екатерине Гальцер, она познакомилась с Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Владимиром Маяковским. Не исключено, что любознательному Высоцкому Раневская многое рассказала об Осипе Эмильевиче, своем общении с ним, его личности, характере и поэтическом творчестве.
    В 1964 году Владимир становится артистом московского Театра драмы и комедии на Таганке и знакомится там с актеркой Аллой Демидовой. Сошлись на почве страстного увлечения запрещенной и диссидентской поэзией. Та о тех годах в собственном сочинении «Каким помню и люблю» (опубликовано в сборнике «Вспоминая Владимира Высоцкого», сост. А. Н. Сафонов (1989)) в частности вспоминала: «Тут надо учитывать и колоссальный интерес к поэзии, и появление поэтических спектаклей. В это же время мы стали для себя открывать ранее мало известных для нас поэтов – и Пастернака, и Ахматову, и Цветаеву, и Мандельштама. Очень много стихов ходило в списках. Я, например, подарила Высоцкому напечатанную на пишущей машинке «Поэму без героя» Ахматовой, а он мне дал перепечатать стихи Мандельштама – тоже машинопись, – подшитые в самодельный том».
    Весной 1967-го молодой поэт и актер через близких девушек знакомится с переводчиком Давидом Карапетяном. Последний оказался заядлым книголюбом, имел отличную домашнюю библиотеку, основной фонд которой составляли издания запрещенной, эмигрантской и диссидентской литературы. Несомненно, Высоцкого это не могло не заинтересовать… В интервью Давид Саакович вспоминал: «Бильярд. Футбол. И книги, книги, книги… Угрюмый домашний мальчик к шестому классу проглотивший всю отцовскую библиотеку. К которой сам отец не прикасался, лишь исправно пополняя положено-дефицитно-номенклатурным. И выдавая мне деньги на «букинистичекие» похождения. Цветаева, Мандельштам, Кропоткин, Северянин, Ахматова…
    С Володей… о Мандельштаме говорили, о Межирове, о Бабеле». (И. Рубинштейн, «Мой друг – друг Высоцкого (воспоминание к дате из дневника 2007-го года)», «В поисках Высоцкого» (г. Пятигорск), № 2, сентябрь 2011 г.)
    По всей видимости – не только говорили, но и обменивались для чтения и раритетами, и новинками…
    Так и есть!
    Карапетян вспоминал: «Володя позвонил мне от Люси (Абрамовой. – А. С.), попросил прихватить зеленый американский трехтомник (!) Мандельштама и срочно приехать на Беговую. Схватив впопыхах первый том опального поэта, я бросился к машине. Он позвонил, снова настойчиво попросил приехать и – непременно! – с Мандельштамом.
    Я с трудом улавливал смысл происходящего. Извлекши из сумки вместо цветов толстенный том Мандельштама, я с глупейшим видом выложил его на стол.
    Люся искусно перевела разговор в русло поэзии акмеистов. Она была гумилевкой, я – мандельштамовцем, и это помогло нам завязать какую-то видимость литературной беседы. Володя в разговоре никакого участия не принимал – казалось, это слишком высокая материя для его мозгов. Он пил водку и время от времени норовил, обнимая бывшую жену, залезть ей по-простецки под кофточку. Люся деликатно отстранялась от его медвежьих объятий и, указывая на прикрытую дверь, просила не шуметь: "Володя, тише, ведь мальчики только что уснули"». (Д. Карапетян, «Владимир Высоцкий. Воспоминания» (2012), глава шестая «Улица Беговая. Люся».)
    Из рецензии журналиста Григория Ревзина на первое издание (2005 г.) книги воспоминаний Карапетяна «Владимир Высоцкий. Воспоминания» («Нон-фикшн», «КоммерсантЪ», 20 августа 2005 г.): «Переводчик с итальянского – и все. Я бы назвал автора «обостренно типическим героем» московской интеллигенции 60-70-х. Итальянский – наизусть Данте, немецкий – наизусть Гете, а больше всего наизусть – Мандельштама, и все каждый день. И вот этот человек буквально влюбляется в Высоцкого. В «Баньку», в «Охоту на волков», в «Спасите наши души» и т. д.
    Он достаточно сумасброден, чтобы отдаваться своему чувству, но недостаточно беспечен, чтобы не замечать, что происходит. Либо терцины, либо родные осины. Либо «Банька», либо Мандельштам. Он хорошо понимает, что для его круга Высоцкий – это дурной тон…»
    Вывод. Давид, начитанный молодой человек, искушенный в стихах, быстро расставил собственные поэтические приоритеты. «Карапетян: уж на что весь из себя эстет, но ставит Высоцкого впереди Мандельштама». (Интернет-сайт издательства «Захаров» zakharov.ru, из рецензии на книгу Д. С. Карапетяна «Владимир Высоцкий. Воспоминания» (2012).)
    Однако, продолжим.
    В прозаической повести Владимира Высоцкого «Дельфины и психи. Записки сумасшедшего, или Жизнь без сна», написанной автором в санаторном отделении московской Психиатрической больницы № 8 им. З. П. Соловьева в феврале 1968 года, герой восклицает: «Отойдите, молю как о последней милости». Что это, как не перифраз начальной строчки стихотворения Осипа Мандельштама «Я молю, как жалости и милости…» (1937)?
    Позднее в библиотеке Владимира Семеновича появляется еще одна самодельная, наподобие подаренной ему Демидовой, книга Осипа Эмильевича. Вспоминает киевлянка Наталья Ефимовна Преображенская, познакомившаяся с поэтом и актером во время серии его концертов в столице Украины в 1971 году: «Кроме торта, Высоцкому я везла еще один подарок. В то время (речь о начале 1970-х. – А. С.) был распространен самиздат, когда запрещенные книги переписывались или перепечатывались вручную. Мне попалась книга стихов Мандельштама. Я ее перепечатала на пишущей машинке. Один экземпляр для себя, другой – для Высоцкого. Книгу, уже переплетенную, вручила маме. Она была приятно удивлена, хотя призналась, что такая есть у Володи, но все равно ему будет приятно». (С. Котов, А. Гороховский, «Прототипами известной песни Владимира Высоцкого «Товарищи ученые» стали киевские генетики и доценты», «Факты и комментарии» (г. Киев, Украина), 24 января 2003 г., глава «Высоцкий очень хотел, чтобы по городу висели афиши его концертов».)
    Имея возможность выезжать за границу, Владимир Семенович, видимо в Париже, в середине 1970-х, приобрел официальное, репринтное издание книги О. Э. Мандельштама «Tristia» (1922), выпущенное в США издательством «Ardis Ann Arbor» в 1972 году. Экземпляр сохранился в библиотеке поэта.
    Также в личной библиотеке Владимира Семеновича сохранилось советское издание Мандельштам О. Э. Стихотворения. – Л.: Сов. писатель, 1973. – 336 с. – (Б-ка поэта: Большая серия). (Интернет-сайт «Владимир Высоцкий на разных языках» wysotsky.com, «Личная библиотека В. Высоцкого on-line».)
    Уже известный читателю Давид Карапетян вспоминал: «У Володи очередной срыв. Он мечется, стонет всю ночь, я же, сидя рядом, прикладываюсь время от времени к коньячной бутылке, чтобы ненароком не уснуть. Под утро Володя утихомирился, а я, от нечего делать, стал листать дарственные сборники… Я с жадностью наркомана потянулся к «американскому» Мандельштаму, которого привезла из Парижа Марина. Но тут передо мной возник пришедший в себя, но все еще неодетый Володя. Застав меня за моим любимым занятием, спросил:
    – Ну что, прочитал? Что скажешь?
    – С похмелья воспринимаю одного Мандельштама, – ляпнул я запальчиво.
    Чуть помолчав, Володя очень неуверенно, как бы ища поддержки, произнес фразу, от которой у меня защемило сердце:
    – Да, когда выпьешь, хочется слушать только Мандельштама и… меня.
    Ничуть не кривя душой, я тут же исправил свой промах:
    – Ну ты-то вообще вне конкуренции. Конечно, сперва ты, а потом – Мандельштам, Цветаева и Алеша Дмитриевич. (Верно – Димитриевич. – А. С.)
    Под этим диагнозом я готов подписаться и сегодня, тридцать лет спустя». (Д. Карапетян, «Владимир Высоцкий. Воспоминания» (2012), глава пятнадцатая «Малая Грузинская. Отплытие».)
    Еще позже у Высоцкого появился роскошный нью-йоркский трехтомник Мандельштама (1967-69): «Когда Володя умер, боялись, что зарубежные издания могут конфисковать. К тому же люди, хранившие запрещенную литературу, могли быть привлечены к ответственности (такое было время). Поэтому часть книг из дома унесли. Среди них я хорошо помню четыре тома Н. Гумилева, три тома О. Мандельштама, двухтомник Н. Клюева, одну или две книжки Б. Пильняка, несколько отдельных изданий В. Набокова, В. Хлебникова – почти все в мягких переплетах. Все это он привозил из-за границы. По-моему, эти книги не сохранились», – вспоминала в заметках «О библиотеке сына» («Мир Высоцкого: Исследования и материалы» (1997)) мама поэта Нина Максимовна Высоцкая.
    В общем, «поэтический раздел библиотеки Высоцкого – от Пушкина до Блока, Есенина, Маяковского, Кульчинского (верно – М. Кульчицкого. – А. С.), Гудзенко, Ахматовой и Цветаевой, Мандельштама и Северянина (называю в том порядке, как книги стоят на полках) и, конечно, современники», – информирует читателей Алексей Казаков в статье «"Мы многое из книжек узнаём": читатель Владимир Высоцкий» («Книжное обозрение», № 52, 26 декабря 1986 г.).
    Еще раз убеждаешься в правоте слов профессора Григория Розенберга: «В числе любимых поэтов Высоцкий называл Бальмонта, Мандельштама, Вяч. Иванова, Гумилева…» (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, Г. А. Розенберг, «"Он был чистого слога слуга…" О стихотворческой технике Высоцкого».)
    Не одной лирой Осипа зачитывался и наслаждался Владимир Семенович. Интересовала его и внелитературная жизнь Мандельштама, его биография. Там же, за границей, в середине 1970-х, Высоцкий приобрел книжку вдовы поэта Надежды Яковлевны Хазиной (Мандельштам) «Воспоминания», изданную на русском языке в 1970 году в Нью-Йорке Издательством им. Чехова (написанную бабкой в СССР в 60-е гг.). Вероятно, поэт был знаком и с другими мемуарами Н. Я.: «Вторая книга» (Париж, YMCA-PRESS, 1972) и вышедшей незадолго до смерти Мандельштам ее «Книгой третьей» (Париж, YMCA-PRESS, 1978).
    Лондонская знакомая Высоцкого (поэт побывал в столице Англии в феврале 1975 года) Вероника Халимонова в беседе с высоцковедкой Ларисой Симаковой вспоминала: «…Помню, едем с Володей с Волгина. Я тогда читала Надежду Мандельштам и завела разговор о том, что, мол, складывается впечатление, будто это писал мужчина: настолько сильно написано. Я, когда была у Марины, видела на Володином столе эту книгу (он ведь там читал и Солженицына, и имел целую библиотеку эмигрантской и диссидентской литературы). А Володя говорит: «Что ж вы не привезли мою книгу сюда? У вас ведь багаж не досматривают»…» (Интернет-сайт «Высоцкий: время, наследие, судьба» otblesk.com, «О В. Высоцком вспоминает Вероника Халимонова», беседовала Л. Симакова.)
    Владимир Семенович, вероятно, настолько впечатлился мемуарами вдовицы, что просто воспылал страстью и желанием познакомиться со старухой лично, тем более что та тоже жила в Москве. Высоцкий-поэт хотел поведать бабке о сокровенном… Как пишет высоцколог Яков Корман, «пытался он встретиться и с вдовой Осипа Мандельштама, но та была непреклонна». (Я. Корман, «К проблеме датировки ранних песен В. Высоцкого. Публикуется в порядке дискуссии», журнал «Семь искусств», № 12, 21 декабря 2013 г.)
    На интернет-сайте «Мандельштам Осип Эмильевич» mandelshtam.lit-info.ru можно ознакомиться со статейкой некоего Ральфа Дугли «"Век мой, зверь мой". Осип Мандельштам. Биография». В первой ее части «Мне хочется говорить не о себе (Распыление биографии)» читатель встретит такой пассаж: «Владимир Высоцкий, прославленный бард, идол молодежи семидесятых годов, исполнявший свои песни возбуждающе хриплым, пропитым голосом, открыто говорил о том, что стихи Мандельштама спасли его от безумия и смерти. Отзыв Высоцкого см. в кн.: Осип и Надежда Мандельштамы в рассказах современников / Вступит. статья, подгот. текста, сост. и коммент. О. С. Фигурновой, М. В. Фигурновой. М., 2001. С. 388–389 (интервью с Т. А. Осмеркиной)».
    Слово художнику-модельеру Татьяне Осмеркиной. Приятельница поэта по Театру на Таганке, дочь никому неизвестного художника Александра Осмеркина, в интервью еженедельнику «Алфавит» (№ 37, 13 сентября 2000 г., О. Фигурнова, Е. Фигурнова, «Сероглазый король не для Вертинского») рассказывала:
    «–…Вот что я вспоминаю. У Надежды Яковлевны Мандельштам, человека безусловно «ахматовского круга», было дистанционное отношение к людям.
    В семидесятые годы ставили на Таганке «Гамлета», а я была без работы, и одна моя приятельница сказала Высоцкому: «Вот, устрой Татьяну Александровну к Любимову художником». Он ответил: «Нет. Я никого не устраиваю». Ну, а потом каким-то образом он узнал, может, я сказала, что у меня, точнее у мамы, есть приятельница – Надежда Мандельштам. Он так ко мне пристал, чтобы я их с Надеждой Яковлевной познакомила, обещал, что он и пить не будет… Он сказал мне так: «Стихи Мандельштама спасли меня от безумия и от смерти».
    – Это слова Высоцкого?
    – Да. Я это очень хорошо помню, он это мне сказал: «Я был в таком страшном, тяжелом состоянии, и мне попался томик Мандельштама. Это спасло меня от безумия и от смерти. Я бы отдал все, чтобы она выслушала меня». А Надежда Яковлевна сказала: «Кто? Какой еще Высоцкий?», – и вот тут она для меня опять стала прежней Надеждой Яковлевной. «Нет. Нет. Нет. Это не моего плана», и вообще: «Зачем это мне?»
    – То есть Надежда Яковлевна его к «эстрадникам» списала.
    – Да. Я так обиделась на нее. А главное – я ему-то обещала. Не потому, что там мне театр был нужен, он мне сам очень нравился. Мне нравились его вещи, и он так хотел с ней познакомиться… Я ужасно на нее обиделась. И маме это сказала. Та просила тоже, но Надежда Яковлевна была неумолима. И так небрежно о нем, как Анна Андреевна (Ахматова. – А. С.) о Вертинском… Наверное, она и не знала его поэзию. Ну, отнесла его действительно к каким-то дворовым бардам…»
    Старая, злобная, горбатая, скрюченная, желтокожая, прокуренная и, вероятно, уже окончательно выжившая из ума, невменяемая бабка, увы, повела себя по-хамски высокомерно, не оценив душевного порыва Высоцкого…
    Еще больше Осмеркиной обиделся и оскорбился Владимир Семенович, узнав о таком «базаре» художницы с желтой, скрюченной и горбоносой старухой. Его обида на бабку стала огромной душевной раной, была очень сильной, сродни смертельной. «Я отомщу… Но я отомщу по-другому», – сказал поэт. Так совпало, что как раз в этот творческий период он готовится написать, исполнить и записать несколько песен на стихи Осипа Эмильевича, но после отказа ему Надеждой Мандельштам в аудиенции от этой идеи отказался раз и навсегда… А задумки, повторимся, – были: Владимир Высоцкий по-доброму завидовал своему другу и коллеге по театру Ивану Дыховичному, написавшему и исполнявшему цикл песен на стихи некоторых известных поэтов, включая того же Мандельштама.
    Не многие знают, что началась их «дружба, говорят, с того, что Высоцкий услышал исполняемые Дыховичным романсы на стихи любимых им поэтов Дениса Давыдова, Бориса Пастернака и Осипа Мандельштама и просто не смог пройти мимо. Дыховичный не раз сопровождал великого барда в поездках по стране, а иногда и выступал с романсами в совместных концертах», – пишет А. Викторов (Штекер) в статье «Страсти по Ивану», размещенной 27 сентября 2016 года на интернет-сайте «Глобальный еврейский онлайн центр» jewish.ru.
    Из интервью вдовы Дыховичного Ольги («Теленеделя», № 4, 22 января 2013 г., С. Солопова, «Ольга Дыховичная: "Мы все были слабее Ивана. Он никогда бы не позволил себя жалеть"»): «Иван сочинял свои песни на стихи Дениса Давыдова, Пастернака, Мандельштама. Это была талантливейшая музыка. И есть магнитофонная запись 1976 года, когда Владимир Семенович представляет его на своем концерте: «Сейчас перед вами выступит молодой талантливый музыкант Иван Дыховичный». Сначала было слышно, что публика недовольна. Представляете, они пришли на Высоцкого, а им подсовывают кого-то другого?! Но провожали Ивана уже бурными аплодисментами – и это было феноменально. Высоцкий очень верил в Ваню как в музыканта».
    Делится впечатлениями Вениамин Смехов (Гедройц) в своей книге «Здравствуй, однако… Воспоминания о Владимире Высоцком» (2018), коллега по театру обоих авторов-исполнителей: «Ваня Дыховичный рассказал как-то: приехали они с концерта, где Высоцкий пел и рассказывал, а Ваня исполнял стихи Дениса Давыдова, Марка Тарловского и Осипа Мандельштама под свою музыку».
    Друг юности Дыховичного менее категоричен: «Ваня пел романсы на стихи Осипа Мандельштама, в том числе и в концертах Высоцкого… Но как их пел! Пел тихим голосом, едва перебирая струны, а потом голос вдруг взлетал, как сабля! Боюсь, что высокая поэзия, романсы на стихи Гумилева, Мандельштама или Пастернака в таких концертах были неуместны», – совершенно верно подметил Владимир Колганов в книге «Иван Дыховичный. Формула жизни» (2013) (глава «Таганка и Высоцкий»).
    Но, так или иначе, Ивану Владимировичу совместные с Владимиром Семеновичем выступления были по нраву. Он был польщен тем, что имел в них популярность, чуть ли не равную, а может и большую, чем у Высоцкого… А тот с упоением слушал песни на стихи «блатного» поэта во время совместных выступлений с Иваном…
    И он, Высоцкий, хотел также! Но…
    А что из поэзии Осипа спеть (конечно, не лирику, как Дыховичный!), выбор для Владимира был огромен: Мандельштам сочинил стихов тюремно-воровской тематики немало!
    Например, в 1924 году из-под его пера выходит «блатное» стихотворение о ворах «По нашим временам куда как стали редки…», в 60-е вошедшее в подпольную самиздатовскую антологию «Стихи о Воровстве», ходившую «в списках» по Москве. В антологию вошли и несколько «ранних», написанных в стиле «городской романс» стихов и песен Высоцкого, чья песенная популярность в те же годы была огромной! (Об этих песнях и поэтической славе поэта написано много, так что остановимся теперь исключительно на поэзии Осипа Эмильевича.) Вот он, первый настоящий «блатняк» Мандельштама:

                По нашим временам куда как стали редки
                Любители почивших в бозе… Вот
                В старинный склеп, где тихо тлеют предки,
                Он входит. Снял сомбреро. На киот
                Перекрестился. Долг потомка справил,
                И, в меру закусив, в вагоне лег костьми.
                А вор его без шляпы и оставил.
                Читатель, не кути с случайными людьми!

    Может быть, именно на эту воровскую лирику Владимир Семенович хотел подобрать мелодию и исполнить их в каком-нибудь фильме или спектакле Театра на Таганке, «протащить» на эстраду…
    Или… В марте 1931 года из-под пера Осипа Эмильевича выходит очередной «блатной» поэтический «шедевр» «Острог». И это стихотворение, положив на музыку, мог бы исполнить Высоцкий. Уже в наши дни шансонье Виктор Дзансолов положит его на музычку и выйдет из стишка отменный жиганский хит:

                Колют ресницы, в груди прикипела слеза.
                Чую без страха, что будет и будет гроза.
                Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
                Душно, – и все-таки до смерти хочется жить.

                С нар приподнявшись на первый раздавшийся звук,
                Дико и сонно еще озираясь вокруг,
                Так вот бушлатник шершавую песню поет
                В час, как полоской заря над острогом встает.

    «Блатная лира» впечатлила Мандельштама. С юности и до конца дней он просто сыпал стихами, воспевающими воров и воровскую романтику, по его же словам, «запретною жизнью дыша». Вот лишь некоторые названия его поэтических «перлов»: «В таверне воровская шайка…», «Не суетись, лижи, лижи конфетку…», «И по-звериному воет людье…», «Товарку новую встречая с причитаньем…» (товарка – подруга зэчки, заключенной (блатн. жаргон). – А. С.), «Жил Александр Герцович,/ Еврейский музыкант…», «Еще далеко мне до патриарха…», «А она мне соленых грибков/ Вынимает в горшке из-под нар…», «Где сосна иль деревушка-гнида…», «Как майские студенты-шелапуты…», «Но не разбойничать нельзя…»… Список можно продолжать долго. (Насчет стихотворения про Александра Герцовича. В начале 1980-х эстрадная хабалка Алла Пугачева, творившая тогда, как композитор, под нелепым псевдонимом Борис Горбонос, написала на сии строки мелодию, получилась песенка! Покойный кинорежиссер и один из многочисленной череды мужей Горбоноса Александр Стефанович на страницах «Экспресс-газеты» вспоминал: «В тот период я активно побуждал ее самой писать песни – так появился «Еврейский музыкант» на стихи Мандельштама». (М. Панюков, «Пугачева пела с Джо Дассеном за унитаз. Александр Стефанович выдавал Примадонну за еврейку Алису Циммерман», «Экспресс-газета», № 16, 14 апреля 2019 г., глава «На постели в дубленке».)) Литературный критик Л. К. Долгополов троекратно прав, говоря о том, что «становится (слава богу, посмертно!) эстрадным поэтом Мандельштам». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, Л. К. Долгополов, «Стих – песня – судьба», часть 2.)
    Подробный разбор «тюремной лиры» Осипа Эмильевича читатель найдет в статье литературоведа Е. Сошкина «Между могилой и тюрьмой» (в 2-х частях).
    Не многие знают, что еще при жизни Мандельштама его «блатные» стишки становятся частью воровского фольклора и публикуются наравне с ним! В мемуарной «Повести о пустяках» (1934) Б. Темирязева (псевдоним знаменитого художника Юрия Павловича Анненкова) цитируются политические куплеты, «трактирные песни – бумажные розы своего времени», блатные и фривольные романсы. Закономерно, что мандельштамовское стихотворение присутствует анонимно в повести на правах «ничейного» фольклорного текста.
    «"Блатная песня уже одним своим наличием напоминала людям, что рядом с репрессивно упорядочивающим государством «есть многодонная жизнь вне закона" (О. Мандельштам)». (А. Скобелев, «Фольклорная традиция в поэзии Владимира Высоцкого («блатные» песни: темы и образы)» в книге А. Скобелев, С. Шаулов, «Наш Высоцкий» (2012).)
    Движемся дальше.
    Лингвист и литературовед Лев Рафаилович Городецкий в своем научном исследовании о «поэзии» Мандельштама («Текст и мир на листе Мебиуса: Языковая геометрия Осипа Мандельштама versus еврейская цивилизация» (2008)) раскрывает загадку, якобы зашифрованную в строчках Осипа Эмильевича из стихотворения «Фаэтонщик» (1931):

                Чтоб вертелась каруселью
                Кисло-сладкая земля…

    О чем это он? Какой и чьей земле? Оказывается, так вот отзывается  Мандельштам о ненавистном им СССР! (Сравните строки Владимира Высоцкого о России («Купола» (1975)):

                Я стою, как перед вечною загадкою,
                Пред великою да сказочной страною –
                Перед солоно– да горько-кисло-сладкою,
                Голубою, родниковою, ржаною.)

    Все тот же ленинградец Долгополов в литературно-критической статье, посвященной поэтическому творчеству Владимира Высоцкого, пишет: «Он (В. Высоцкий. – А. С.) чувствует, что он – после Есенина. Он ощущает за собой еще и Блока, и Маяковского, и даже Мандельштама (в глобальном ощущении поворота мировой истории, который не есть простое действие неких положительных сил).
    А каким жестким и жестоким было мышление А. Белого, Есенина, Мандельштама! Таков же и Высоцкий. За видимой лирической расплывчатостью здесь твердо вырисовывается фигура «героя»-поэта». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, Л. К. Долгополов, «Стих – песня – судьба», части 1 и 2.)
    Вот и 11 декабря 2010 года пользователь necrazyfan на интернет-форуме «Конференция на Куличках» «Владимир Высоцкий» ubb.kulichki.com в разделе «Вспоминая Владимира Высоцкого…» написал: «Струве и другие высоколобые Есенина за поэта не держали, думали – выскочка из селян, но обожествляли Мандельштама. Высоцкий же умудрился прослыть чуть ли не последователем первого, а на самом деле вобрать в свое творчество столько от второго, что уму непостижимо…»
    Кроме того, что оба – коллеги и писали «блатные» стихи и песни (в стиле «городской романс», Высоцкий – в молодости, Мандельштам – до конца дней), поэтов мало что еще объединяет. Но «литературоведы» продолжают копать… По мнению литератора Ирины Чайковской, «образ загнанного "волка"» в поэзии, который потом, после убийства Осипа Эмильевича, «подхватит Пастернак (пропал, как зверь в загоне) и Высоцкий в своей «Охоте на волков». Высоцкий прямо отождествит себя с волком, за которым идет охота и который неожиданно выбегает за флажки и спасается». (Интернет-сайт «Чайка. Журнал» chayka.org, 21 января 2016 г., И. Чайковская, «Осип Мандельштам в бореньях с веком-волкодавом».)   
    Об этом же – украинская литературовед и критикесса Людмила Томенчук в критической работе о поэзии Владимира Высоцкого:

                «Наши лапы и челюсти быстры.
                Почему же, вожак, дай ответ,
                Мы затравленно мчимся на выстрел
                И не пробуем через запрет?!

    В этом великолепном четверостишии отчетливо проявилась отзывчивость поэтического слова Высоцкого голосам не только других сочинений поэта, но и других поэтов: диалог с Мандельштамом и Пастернаком очевиден». («ЛитМир. Электронная библиотека» litmir.me/br/, Л. Томенчук, «Высоцкий и его песни – приподнимем занавес за краешек…»)
    Она же находит «влиятельные параллели» и в других стихах Мандельштама и Высоцкого. В одной из статей она «замутила» для исследования и последующих дискуссий следующую тему: «"Разрыв аорты": катаевский след в поэзии В. Высоцкого». «С. Свиридов выдвинул идею, что источником образа разорвавшейся аорты из двух песен Высоцкого (одна – 1967, другая – 1968 года написания):

                И рвутся аорты!
                Но наверх не сметь!

                Я повода врагам своим не дал –
                Не взрезал вен и не порвал аорту, –

являются стихи Мандельштама «За Паганини длиннопалым…»:

                Играй же на разрыв аорты,
                С кошачьей головой во рту!
                Три черта было, ты – четвертый,
                Последний, чудный черт в цвету!

    Далее читателя информируют, что стихи эти были впервые напечатаны в 1966 году, в первом номере воронежского литературно-художественного журнала «Подъем», и широко разошлись к лету 1967 года, а раньше, вероятно, распространялись в самиздате.
    Прочтя это, естественно было сделать вывод, что образ рвущейся аорты Высоцкий и воспринял либо из данной публикации, либо из самиздата. И что именно к этому заключению подводит читателя автор статьи. Смущала только его фраза: «Источник образа кажется вполне хрестоматийным – стихи О. Мандельштама».
    Почему же только кажется? – ведь вполне логичная, правдоподобная версия. А вот почему.
    Четверостишием Мандельштама заканчивается повесть Катаева «Трава забвенья», которая тоже увидела свет в 1967 году – в № 3 «Нового мира». Затем следуют аргументы за то, что Высоцкий читал эту повесть, и вывод: именно через нее он воспринял строки Мандельштама.
    На неизбежный вопрос: почему Высоцкий не мог воспринять эти строки напрямую и что свидетельствует в пользу версии посредника? – ответа в статье нет. Кажется, автор даже не подозревает о существовании такого вопроса». («Живой Журнал» about-visotsky.livejournal.com, 12 декабря 2012 г., Л. Томенчук, «Что останется от травы забвения, если ее постричь (С. Свиридов – о влиянии Катаева на поэзию ВВ)».)
    Нашел «совпадения в поэтических строчках» обоих сочинителей песен и некто Геннадий Брук. В своей книжке «"Я вам пишу, мои…" (О Высоцком и немного о себе)» (2016), вышедшей на русском языке в Ганновере (Германии), автор в главе 3 «Воздух поэзии», «Серебряный век» восторженно сообщает читателям: «Невозможно удержаться от цитирования и сопоставления некоторых строчек Высоцкого со стихами поэтов «Серебряного века».

    Мандельштам, 1933:
    Мы живем, под собою не чуя страны,

    НАШИ РЕЧИ ЗА ДЕСЯТЬ ШАГОВ НЕ СЛЫШНЫ…

    Высоцкий: ШЕПОТЕ

    Испокону МЫ в зле ДА
    Под иконами в черной копоти.

    Близость образов становится заметнее, если припомнить, что Мандельштам писал эти стихи в год страшного голодомора, унесшего миллионы жизней, а способность крестьян сопротивляться властям уже была полностью подавлена. Ср. у Высоцкого: «траву кушаем, век на щавеле, скисли душами…»
    Упоминает Высоцкий и мандельштамовскую Лорелею из стихотворения «Декабрист» (1917 – исходный образ Лорелеи взят у Гейне: Gedicht 'Loreley'. Heinrich Heine):

    …и сладко повторять:
    РОССИЯ, ЛЕТА, ЛОРЕЛЕЯ».

    Высоцкий (1969):

    Поэт – а слово долго не стареет –
    Сказал: «РОССИЯ, ЛЕТА, ЛОРЕЛЕЯ», –
    Россия – ты, и Лета, где мечты.

    Но Лорелея – нет! Ты – это ты!»
    Ерунда, в общем, какая-то. Хрень.
    Кандидат филологических наук из Воронежа Андрей Скобелев провел текстологический разбор песни поэта «Пожары» (1978). Он пишет: «РАСКОВЫВАЛИСЬ КОНИ – И ГОРЯЧИЕ ПОДКОВЫ // ЛЕТЕЛИ В ПЫЛЬ – НА СЧАСТЬЕ ТЕМ, КТО ИХ ПОТОМ НАЙДЕТ – согласно старинной примете, найденная подкова приносит нашедшему ее счастье и удачу. Одно из стихотворений О. Э. Мандельштама содержит обращение к схожим мотивам («Нашедший подкову», 1923): «Конь лежит в пыли и храпит в мыле, // Но крутой поворот его шеи // Еще сохраняет воспоминание о беге с разбросанными ногами… // Так / Нашедший подкову // Сдувает с нее пыль // И растирает ее шерстью, пока она не заблестит; // Тогда / Он вешает ее на пороге, // Чтобы она отдохнула, // И больше уж ей не придется высекать искры из кремня». Расковавшийся конь становится дефектным (О. Э. Мандельштам описывает падшего коня), а утрата подковы может привести к целой череде несчастий, о чем, например, говорится в стихотворении С. Я. Маршака «Гвоздь и подкова» (1929)». (А. Скобелев, «Из материалов к комментированию текстов песен В. С. Высоцкого», «В поисках Высоцкого» (Пятигорск-Новосибирск), № 32, март 2018 г., глава «"Пожары" (1978)».)
    И здесь, и здесь усмотрены «мандельштамовские мотивы», пересечения с ними песенной поэзии Владимира Семеновича!
    В распоряжении автора имеется рукопись любопытной литературно-критической статьи усть-каменогорского архивиста Станислава Ряхрярина «Панибратство ножа: как и кто использовал его в поэзии» (2011). В работе есть отрывок, посвященный стихам героев нашей главы: «В апреле 1935 года Осип Мандельштам сочинит поэтическую абракадабру, в народе, интересующемся поэзией, именующуюся как «Посвящение Воронежу»:

                Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
                Уронишь ты меня иль проворонишь,
                Ты выронишь меня или вернешь, –
                Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож.

    39 лет спустя, в 74-м, его поющий коллега Владимир Высоцкий пишет песню «Очи черные – II. Старый дом». В ней присутствует такой куплет:

                И затеялся смутный, чудной разговор,
                Кто-то песню стонал да гармошку терзал,
                И припадочный малый – придурок и вор –
                Мне тайком из-под скатерти нож показал.

    У Высоцкого в начале-середине 1960-х годов был период увлечения поэзией Осипа Мандельштама. По свидетельствам близкого окружения Владимира Семеновича, стихи последнего спасли Высоцкого «от безумия и смерти» (его слова!). Наслышанный о безумии и веселом лагерном прошлом своего коллеги, о том, что тот, находясь в заключении, косил под «шизу» и страдал эпилептическими припадками, логично предположить: Владимир Высоцкий написал эти строки именно о Мандельштаме, и посвятил их Осипу Эмильевичу.
    Вот так «на поэтических ножах» скрестились поэты».
    Литераторы Л. Кихней и Т. Сафарова, касаясь «влияний и заимствований» ВВ и ОМ: «Очевидно, мироощущение Высоцкого в определенных параметрах совпало с эсхатологическим мировосприятием поэтов Серебряного века. Поэтому для его «цыганско-ямщицких» стилизаций свойствен и трагический надрыв (заложенный и в самом жанровом каноне), и «гибельный восторг», и демонические инверсии пространственных реалий, превращение их в свои противоположности (дом обращается в кабак, путь – в беспутье, распутье, и т. д.), актуализирующие не только мотивы пушкинских «Бесов», но и блоковско-есенинские, а также, как оказалось, и мандельштамовские преломления указанного жанрового канона. Таким образом, получается, что «жанровая память» оказывается проводником образов и мотивов, характерных для той традиции русской поэзии XIX-XX веков, в рамках которой воплощаются специфические грани народной души, российского менталитета». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, Л. Г. Кихней, Т. Ф. Сафарова, «Мотив езды на лошадях в творчестве Владимира Высоцкого и проблема жанровой памяти».)      
    А диванный философ Михаил Гефтер в беседе с журналистами (1994) незадолго до кончины «философствует»:
    «Леонид (журналист): Да-да-да, вот такой критерий, как сама страна выделяется. Вдруг оказалось вот, что критерий поклонения оказался Высоцкий. Я не думаю, что Высоцкий адекватен…
    Михаил Гефтер: А вы знаете – да. Вы знаете – да. Я не из той… как бы сказать… не из того среза, не из того слоя, не из той (как это социологи говорят) страты. Вначале он для меня не существовал, поздний Высоцкий как-то… но вот люди моложе и… Понимаете, вот есть, скажем, Высоцкий, скажем, Шукшин или, скажем… (я сейчас не говорю о том, кто больше, кто меньше) или, скажем, Твардовский. Но вот…
    Л: Это совершенно другой критерий, чем, скажем, критерий Мандельштама.
    МГ: Конечно! Ну конечно!
    Л: Значит, если французы по этому критерию читаемости, да… то вот как раз Высоцкий по знаемости, Мандельштам как раз отнюдь.
    МГ: Да нет! По читаемости и зримости и так далее, а Шукшин, его популярности…» (Интернет-сайт «ГЕФТЕР» gefter.ru, 8 февраля 2013 г., «Беседа с М. Я. Гефтером о Мандельштаме и Булгакове. Расшифровка аудиозаписи, сделанной в октябре 1994 года».)
    Интернет-сайт «Мультиурок» multiurok.ru разместил план школьного урока № 27 по литературе для учеников 11 класса по теме «"Мы живем, под собою не чуя страны…" (О. Мандельштам) (Поэт Осип Мандельштам и его время)». Автор его – замечательная, прекрасная педагог, учитель русского языка и литературы Алямкина Вероника Александровна. В разделе «Деятельность учащихся» читаем: «Фраза В. Высоцкого о наследии «мрачных времен» ассоциируется у меня со строчкой О. Мандельштама: «Мы живем, под собою не чуя страны…», поэтому хочу больше узнать о жестоком, «мрачном времени» сталинских репрессий».
    За примерами долго ходить и искать их не надо: изучая творчество, общественную деятельность и историю гибели Осипа Эмильевича можно тонко и точно проследить и увидеть это самое «мрачное время», печать его, оставленную на судьбе не только Мандельштама, но и десятков миллионов жителей, граждан несчастной страны…
    «И Высоцкий, и Мандельштам, и Ахматова в своих произведениях говорят правду о времени, в которое они жили». (Интернет-сайт «KRITIKA24.RU» kritika24.ru, 8 августа 2020 г, Ипполит Матвеевич, «Тема поэта и эпохи (ЕГЭ по литературе)».)
    Подведем черту под «изыскательствами» литературоведов, писателей, критиков и диванных философов и педагогов, отзывающихся о творчестве Высоцкого и Мандельштама.
    Увы, на данный момент не существует серьезных литературоведческих работ, досконально исследующих тему «Мандельштам–Высоцкий», препарирующих культурные и прежде всего поэтические пересечения и параллели стихотворцев. Весной 2018 года вышла из печати «Энциклопедия Владимира Высоцкого», написанная и составленная высоцкологом Яковом Корманом. В ней, как сообщается, «в качестве Приложений даны четыре статьи: «Высоцкий и Мандельштам», «Высоцкий и Бродский», «Высоцкий и официальные поэты», «Высоцкий и Ерофеев».
    Статья «Высоцкий и Мандельштам» посвящена многочисленным межтекстовым связям в произведениях двух поэтов. Также сопоставляется их отношение к советскому строю и отношение к ним со стороны советской власти». (Интернет-сайт «Дом ученых и специалистов Реховота» rehes.org, «Энциклопедия Владимира Высоцкого».)
    Тот же Корман, рекламируя свою книжку в статье, опубликованной в одном из номеров издания, посвященного исследованию биографии и творчества Владимира Семеновича, пишет: «Рад сообщить авторам и читателям альманаха «В поисках Высоцкого», что в апреле выйдет в свет моя книга «Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект», над которой я работал в течение двадцати лет.
    Рассмотрены параллели между стихами Высоцкого и произведениями М. Лермонтова, А. Некрасова, М. Салтыкова-Щедрина, А. Блока, С. Есенина, В. Маяковского, О. Мандельштама и других писателей». (Я. Корман, «Анонс о выходе книги», «В поисках Высоцкого» (Пятигорск-Новосибирск), № 32, март 2018 г.)
    «Рассмотрены параллели», которые можно смело отнести к «материалам по теме», но никак не к серьезной работе. Повторюсь, литературоведение ждет большого и серьезного исследования о творческих пересечениях и параллелях поэтов.
    В 2022 году в петербургском издательстве «Нестор-История» вышла книга Якова Кормана «Владимир Высоцкий и писатели XX века» (2-е издание). В ней двадцать четыре главы, в их числе – мало интересующая нас «Высоцкий и Мандельштам».
    В завершении главы остается привести меткие высказывания известных людей – писателей, музыкантов, поэтов, кинорежиссеров, рассуждающих о поэзии Осипа Мандельштама и Владимира Высоцкого, сравнивающих их и дающих им свою оценку.
    Литературоед и высоцкоед, переписатель, автор скучнейшей и нудной биографии барда некто Владимир Новиков в беседе с журналистом соглашается, что поэзия Владимира Семеновича – отнюдь не академична, лишена «интеллектуальной насыщенности», иными словами – простовата и даже примитивна в сравнение со стихами Осипа Эмильевича… Десккть, Мандельштам по уровню дарования и интеллектуального мастерства выше Высоцкого…
    «В. Н.: Мандельштам, который написал: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…» Но мы-то ценим поэта не по экзаменационным критериям, а по тому, какую огромную энергию извлек он из античного материала, как смело и убедительно соединил он Элладу и Россию, два речевых и музыкальных строя.
    Корр.: Мандельштаму – Мандельштамово, а где у Высоцкого этот культурный материал, как вы говорите? Уж у него вы не найдете ни «пенья аонид», ни «рассказов Оссиана», ни «блаженных слов»: «Ленор, Соломинка, Лигейя, Сера-фита»…
    В. Н.: (Задумавшись.) Да, но найдем другое…
    Корр.: Высоцкий стал составной частью массовой культуры, что основной контингент его поклонников – это люди, как правило, малообразованные, неспособные оценить и понять, допустим, Пастернака и Мандельштама…
    В. Н.: Не скажите. Еще при жизни Высоцкого его творчество высоко оценили, к примеру, такие строгие судьи, как М. В. Розанова и А. Д. Синявский, как раз весьма искушенные и в Пастернаке, и в Мандельштаме». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, «Новиков Владимир Иванович. "Высоцкий. По гамбургскому счету (Диалог о Высоцком. Конец 80-х)"».)
    Тот же Новиков добавляет: «Дело в том, что при разговоре о Мандельштаме или Цветаевой невозможен разговор на основании десяти прочитанных текстов. А с Высоцким это происходит повсеместно: знает человек десять песен – и обобщает!» (Е. Юрченко, «Была пора: я рвался в первый ряд…»: интервью с В. И. Новиковым, «Учительская газета», 25 января 2018 г.)
    Поэт Андрей Вознесенский о Владимире Высоцком: «Он был тонко образован. Любил Бальмонта, В. Иванова, Мандельштама. Их культуру он наполнял живой нынешней речью». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, А. Вознесенский, «Судьба поэта».)
    Покойный ныне бард-рокер Александр Градский (Фрадкин). На сайте Марии Школьниковой (США), посвященном жизни и творчеству Владимира Семеновича, можно ознакомиться со следующими оценочными словами Александра Борисовича, касающимися песенной поэзии его старшего коллеги, произнесенными после концерта в Кишиневе (1987 г.): «А что Высоцкий? Он очень слабый поэт… Он советский до мозга костей… он – продукт этой системы… По сравнению с Мандельштамом Высоцкий – говно». («Живой Журнал» volk.livejournal.com, А. Травин, «Сколь поэта не возноси…»)
    Похожего мнения о стихах Владимира Семеновича придерживается писатель Захар Прилепин (Евгений Лавлинский), в интервью буквально заявивший: «…Я совершенно искренне убежден, что Высоцкий, конечно, никакой не великий поэт – и сам он это очень хорошо понимал. Элементарное сравнение его стихов со стихами, скажем, Юрия Кузнецова или Бориса Рыжего – все должно ставить на свои места. Я не говорю уже о Есенине, о Мандельштаме». («Захар Прилепин: «Высоцкий никакой не великий поэт». Писатель Захар Прилепин дорожит народной любовью. Пока она не заставляет молчать»: интервью, «Российская газета», 1 ноября 2010 г.)
    В статье, опубликованной в день 80-летнего юбилея поэта, Прилепин пишет о том же: «Высоцкий, как личность, как цельность много круче самого себя, поделенного на разные составляющие – я до сих пор зачарован его образом, его силой, и он по-прежнему меня удивляет, этот тип – но вот когда начинается через запятую перечисление «Пушкин, Есенин, Мандельштам, Высоцкий…» – сразу хочется как-то людей угомонить». (Интернет-сайт «Свободная Пресса» svpressa.ru, 25 января 2018 г., З. Прилепин, «Высоцкий как наш современник. Кого бы он считал «своим» сегодня, на какой стороне баррикад оказался?»)
    Из беседы высоцковеда Льва Черняка с кинорежиссером, сценаристом и актером, приятелем барда Константином Худяковым.
    «К. Х.: Когда тот же Ваня Дыховичный в порыве низкопоклонства кричал, что это (В. Высоцкий. – А. С.) великий русский поэт, я говорил по поводу того, что в стране, в которой были Мандельштам, Гумилев, Цветаева, Пастернак, Бродский, в конце концов… да… в этой стране нельзя говорить о Володе, как о великом русском поэте.
    Л. Ч.: А он не обижался, нет?
    К. Х.: Нет. Но… но в этом человеке вот эти все как бы «трешки», да, по оценкам…
    Л. Ч.: Да». (2009.01.15 Худяков-расшифровка-1.doc «Худяков Константин Павлович»: интервью, 15 января 2009 г.; размещено 21 мая 2016 года на личной странице высоцковеда «Лев Черняк» в социальной сети «ВКонтакте» vk.com.)
    Тот же Худяков определяет Владимиру Семеновичу место в поэтическом искусстве незаметное, на отшибе: «Говорят, что он (Высоцкий. – А. С.) гениальный поэт. Но в стране, где была Ахматова, где был Мандельштам, где, в конце концов, был Пушкин, с этим словом надо обращаться осторожнее». (Н. Андреев, «Жизнь Высоцкого» (2017), глава «Ну, какой ты поэт?»)
    И тут сравнения – в пользу лиры Осипа Эмильевича.
    Н. Сегал (Рудник) заключает: «Устами Высоцкого народ стал безымянно сочинять Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Чехова, Блока и Мандельштама, Бабеля и Булгакова, – так сказать, обобществляя русскую литературу посредством знакомых фольклорных сюжетов, фольклорных жанровых форм, ритмики, метрики, строфики, лексики». (Н. Сегал (Рудник), «Чай с сахаром: Высоцкий, Бродский и другие»,  «Мир Высоцкого», Вып. III, том. 2 (2000).) .
    ***
    На интернет-сайте Театра музыки и поэзии Елены Камбуровой teakam.ru размещена статья журналиста Ильи Рейдермана «Наша певческая мощь» (ранее материал опубликован в газете «Вечерняя Одесса» (Украина) от 18 февраля 2010 года). В ней автор смело заявляет: «В одном ряду – Пушкин, Мандельштам, Высоцкий». Думается, в своих измышлениях и построениях Илья Моисеевич явно переборщил. Устаревший и надоевший Пушкин вообще никуда не годится, а Высоцкий с Мандельштамом – ну уж слишком разные. Во всяком случае – поэтически.
    Елена Иваницкая, из статьи «Первый ученик»: «Высоцкий форсирует голос и начинает играть со смертью там, где ощущает недостаточность своих литературных возможностей, – и недостаточность эта, добавим, обусловлена не масштабом таланта, а тем самым «сознанием своей правоты», которое Мандельштам называл непременным условием поэзии, источником ее существования».
    Константин Райкин: «Я думал о Мандельштаме, о Бродском, изгнанным из страны, о Высоцком я думал! Потому, что это инакочувствующие. Это те, кого не пускали, гнобили, уничтожали, а они не могли по-другому…», – приводит 16 февраля 2016 года слова актера и режиссера интернет-сайт информационно-аналитической службы «Русская народная линия. Православие. Самодержавие. Народность» ruskline.ru.
    «Я думаю, что путь Высоцкого примерно можно сопоставить с эволюцией Мандельштама», – заключил в своей лекции по литературе «Высоцкий как еврей», прочитанной в начале сентября 2018 года в московском Еврейском музее и Центре толерантности, писатель, поэт и журналист Дмитрий Львович Быков (Зильбертруд). 
    В 2014 году в России в серии «Малая библиотека шедевров» вышло издание Ахматова А., Высоцкий В., Мандельштам О. «Стихотворения» (подарочный комплект малого формата в 3-х книгах). Классики и современник, ставший с ними в один ряд.
    «Филолог Борис Орехов провел забавный эксперимент. Он заставил искусственный интеллект проанализировать стихи знаменитых поэтов – Пушкина, Ахматовой, Мандельштама, Высоцкого. А затем написать собственные – в стиле этих авторов. В первом приближении получилась абракадабра, но настолько возвышенная, что некоторые ее действительно приняли за поэзию». (Е. Большаков, «Компьютер научили писать стихи «под Высоцкого». Правда, пока искусственный интеллект «схватил» лишь стиль. Но это первый шаг…», «Комсомольская правда, 3 января 2019 г.)