The Irish Fairytale

A war was ended; he came back
chopped-armoured, on the trodden track,
and then he sees through dark web twills
these lovely cristal hills.
From there a dream maid lined,
as pretty as a fleur,
and chalice, full of wine,
was given him by her.
“Oh, throw yor heavy spear away
and slow down yor pace,
come for a moment”. Moment is
three hundred years, three days.
He didn't notice how long
he spent there, but though
forehead was louring under throng,
and wine scorched and burnt.
He told his loving tender wife
at dawn, when morning came:
“Remembered I about past life,
I wonder if there's safe?”
“So, come there, to the vale of vain,
but listen to my words:
don't set your foot on land, abstain
from veering off the course.”
He lashed his racer, spurred it,
as hurrying as from grips,
and disappeared in a pit
these lovely cristal hills.
“I won't take it close to heart,
won't open my soul,
won't smile, won't even sob astart,
won't mourn here alone.”
He'll see his homeland rather soon,
But his glee was bedeemed:
he sees the oldmen carrying tomb
and coming towards him,
the hole on the plain is black,
and someone's cry is heard.
And he dismounted, but — alack! —
he felt the call of earth.
He bit the dust in emptiness.
Amd on the tomb, so careless,
this glorious name there was, so lorn.
And nothing more.

Translator Paulinе Kharlinskaya.

*   *    *
С войны в изрубленной броне
он ехал на чужом коне,
и видит в паутине тьмы
хрустальные холмы.
Оттуда вышла дева сна,
как лилия мила,
и чашу, полную вина,
герою подала.
«Отбрось тяжелое копьё,
пусти в луга коня,
зайди на миг». А миг её –
три сотни лет, три дня.
И сколько времени прошло,
он не заметил, но
всё чаще хмурилось чело,
и губы жгло вино.
Он молвил ласковой жене
однажды поутру:
«Я вспомнил о родной земле,
а всё ли там к добру?»
«Ну что ж, езжай в юдоль тщеты,
но слушайся меня
и на родную землю ты
не смей ступить с коня».
Хлестнул он плетью скакуна
спеша как из тюрьмы,
исчезли в пропасти без дна
хрустальные холмы.
«Я близко к сердцу не приму,
души не распахну,
не улыбнусь, не обниму,
на всё рукой махну».
И вот уже края близки,
где был он на посту.
Несут навстречу старики
могильную плиту,
чернеет яма на лугу
и слышен плач вдали.
С коня он спрыгнул: помогу.
И чует зов земли.
Распался прахом в пустоте.
А на могильной той плите
лишь имя славное его.
И больше ничего.