Поэма о художнике

Читал недавно, как "ясачил* диких"
Очередной удачливый казак.
Он, представитель "кнезь великих",
Появлялся там, не знаю как.
Миссионеры шли "на инородцы",
Крестили "нареченный имя рек ..." ...
Я понимаю, шли первопроходцы
На кочах*, на расшивах* водой рек.
Но ведь они не на пустое место
Являлись, вынув из ножон свой меч!
Писали "скаски"*, сообщая - есть кто,
Согласный под корону лечь.
Дежнёв, АтлАсов, Хабаров - все знали,
Надо "диких" покорить...
Ушли все в неземные дали,
Настало время знания дарить.
Немногие, кто власть земную славя,
Интересовались прошлым этих "диких".
Фактории*, остроги всюду ставя,
Видели тотемы*, масок лики.
Я не хочу касаться здесь Аляски,
Там мой земляк* сработал хорошо
И алеуты, эскимосы без опаски
Жили... Жаль, штат к америкосам отошёл.
А вот Сибирь, Чукотка и Камчатка
Узнали этой жизни вкус -
И до покоренья жизнь была несладка,
Морозы, катаклизмы, гнус...
Но это вековечно, пообвыкли,
Передавали знания свои.
"Покорители" пришли, рода и сникли -
Ассимиляция*, уход, бои...
А как же жили "от природы дети"
До прихода открывателей земель"?
Ясак для тех главней всего на свете,
Добыча "рухляди*" была их цель.
Надеясь на "бескрайнее далёко"*,
Пушного зверя выбили совсем,
Не доглядит же тут "царёво око",
Когда один командует над всем.

Но "после драки кулаком не машут",
Спущусь-ка я, друзья, до наших дней.
Хотя и тут мы "заварили кашу"
И стало всё значительно сложней.
Не зря есть племена на свете,
Но на планете их совсем немного.
Говорят на местном диалекте,
Не хотят воспринимать чужого.
Лезут любопытные учёные,
А как же, первобытный строй!
Исподволь сдаются непреклонные,
А уничтожитель племени - герой!
Это современные всё факты,
Читая их, не бойтесь рассуждать.

Начну с конца. Взметнулось в небо пламя,
На сопке погребальный был костёр.
Его светло-оранжевое знамя
Пронзило голубой "шатёр".
Вот так, согласно древнему обычаю,
Ушёл Художник к Верхним Людям.
Там речь прощальную считают неприличною
И мы об этом говорить не будем.
Кирилл Килпалин - живописец, график,
Земли Корякской благодарный сын.
Он не сломался, не послал всех "нафиг",
Не прятался от Родины за тын.
Он родился средь оленеводов,
Всю жизнь охотился и с детства рисовал,
Возвращаясь из лесных походов,
Всего себя рисункам отдавал.
Бывало, рисовал и на охоте,
Набросок делал быстро, а "натура"
Могла и "улизнуть" (потом придёте,
Когда полней будет фигура!)
Его отец, потомственный охотник,
Недолго любовался сыном.
Через год ушёл работник
К Верхним Людям с кедрОвым дымом.
Килпалин говорил, что он запомнил
Черты лица (а было ему - год!),
Но образ его зримо не исполнил,
Хотя зарисовал весь род.
Про его детство сохранилось мало,
Кирилл немного о себе писал.
Из строчек тех скупых вставало,
Общинно-первобытный строй спасал:
Все жили вместе, строили жилища,
Для лета - юрты, для зимы - землянки.
Была и соответственная пища...
Не находилось только времени на пьянки.
Копьём оленей диких добывали,
Ловили в реках рыбу про запас,
Волков, конечно, много убивали,
Баранов горных били точно в глаз.
И родо-племенные отношения
Практически давали в жизни всё.
Оценив их с современной точки зрения,
Читатель будет сильно потрясён.
"Коряки" - есть такая книга,
Написана она сто лет назад,
Там говорилось, никакого сдвига
К цивилизации, но каждый жизни рад.
Тогда в Хаилино, у речки Вывенки,
Находилось семь подземных юрт.
Килпалина там жили "родаки"
И это был особенный уют.

Современное село возникло позже,
И это был совхоз оленеводов.
Но кочевать Кирилл считал негоже,
Он нымылан - коряк осёдлых родов,
Всем это своей жизнью доказал.
Сложилось здесь его мировоззрение,
Себя этим местам он обязал
И не допускал другого мнения.
Стремительно взрослея без отца,
Он познавал все таинства охоты
И написал от первого лица:
"Мне с детства прививали все заботы
Дядья родные, я им благодарен".
Он не боялся малых своих лет,
Запас огромный сил ему подарен
Природой. Никаких сомнений нет.
Весь опыт предыдущих поколений
Он впитывал легко и быстро,
Рыбалка или промысел олений,
Выделывал и кожи очень чисто.
В войну сдавал пушнину, рыбу, мясо.
Помогал, как все, своей стране,
Дорожил в этой работе каждым часом,
Понимая тяжесть на войне..
Влияние со стороны совхоза
Рушило их весь общинный строй
И эта неприкрытая угроза,
Пока ещё не страшная собой,
Меняла древний мир их обитания:
Появились новые профессии,
Строились жилые здания
И уже сдавали сессии
Новоиспечённые студенты,
Уехавшие в город безвозвратно.
И эти непривычные моменты
Кирилла волновали? Непонятно...
Менялось всё в привычном ритме жизни,
Кто уезжал, кого переселяли,
Не представляя той дороговизны,
Что с предками уходит к Вышней Дали
То целостное, что зовут народом:
Обычаи, устои, память рода...
Всё это исчезало с каждым годом
И становилась неприветливой природа.

Ещё в войну, учась в холодной школе,
Кирилл Килпалин начал рисовать.
Стенгазету оформлял по доброй воле,
Когда бумагу начали давать.
Писали сажей, угольком. Чернила
Замерзали - не отапливалась школа...
Но жизнь на десять лет всё отменила
И живопись была "на грани фола".
На катерах у рыбаков за машиниста
В заливе Корфу поработал. Не прельстило.
В девятнадцать лет оленеводом стал,
Через два года стать ветфельдшером "светило" -
В Палане курсы он с отличием закончил,
Но вмешалась в жизнь его Судьба...
И потянулись чередой дни, ночи
(Перевернулись нарты у столба,
Когда в пылу спортивного азарта
Упряжку он хореем* торопил,
В пыль снежную словно нырнув со старта,
Позвоночник сильно повредил).
В двадцать четыре года инвалидом?!
Год пролежал Кирилл в Оссоре
И в Петропавловске, с его прекрасным видом,
Килпалин оперирован был вскоре.
Потом больница, санаторий
В центральной части европейского Союза.
Повидал немало территорий.
Начал рисовать... Но того "груза"
(Сто шестнадцать иллюстраций к сказке "Аня"
Не отыскались, спустя много лет.
Может быть, музейщики "шаманят" -
Ото всех приходит только - нет.)
Никому найти не удалось.
Искусствовед, профессор Финогенов,
(Резюме профессора нашлось)
Самоучку из аборигенов
Похвалил. Сказал, что он способный
И наблюдательный художник.
Его рисунок пастуха композиционный
Жизни национальный образ множит.
Вдалеке от родового дома,
В санатории, писал он портреты.
Эта серия нам незнакома,
Разлетелась по белому свету.
Можно высказать предположение,
Что Килпалин создал уж тогда
Обобществлённое изображение
Своего корякского народа.
В раннем творчестве у Кирилла
Было много героев из сказок.
Именно сказка его защитила
От всех жизненных неувязок.
Сказка - ложь, но всегда есть намёк
На великую будущность рода
(Очень жаль, не приходит денёк,
Чтобы всё было вновь для народа).

А Килпалин решает учиться,
Чтобы вновь продолжать рисовать.
Во Владивосток он стремится,
В "художку" экзамен сдавать.
Встречается на пароходе
Ещё с одним пареньком,
Тот в Ленинград едет, вроде,
Писателем станет легко.
Владимир Коянто (Косыгин)
Об этом потом вспоминал:
"Этюды, картины и книги
Он вёз. И как много он знал!
Смотрели мы с ним "Дон-Кихота",
Черкасов тогда был любим.
Килпалин смеялся, не кто-то,
Он прохохотал там весь фильм!
Тогда мне порою казалось,
Что зал начинал хохотать
От Кирилла. Так всё заражалось.
И даже художником стать
Помогал ему именно юмор,
Он - суть его многих картин..."
Немало прошло лет с тех пор,
Вопрос возникает один.
Килпалин учился недолго,
Училище он не закончил.
Два курса, немало? немного?
И кто это всё приурочил?
Библиограф Нина Захарова
Приоткрыла причину ухода.
Она знает директора старого,
А причина такого рода -
"вольнодумство" студента Килпалина.
Он высказывал всё, что думал.
А директору это - "печалина",
Их, видать, накопилась сумма.
И Безродный решил избавиться
От настырного слишком студента.
Об училище он печалится,
Чтобы не было "инцидента"
А Кирилл, вернувшись в Палану,
Оформителем в клуб устроился.
Не пустился там в "пьянку-нирвану",
С людьми творческими познакомился.
Это были писатель Поротов,
Друг Коянто вернулся с учёбы...
Написанием транспарантов
Не кончалось, там были и пробы.
Например, он создал декорации
К юбилею Корякского округа,
Получил этот холст "реляции"
Не только от лучшего друга.
Впечатлил "Танец девушки с нерпами"
Холст-сюжет потом не сохранился...
Так бывает со многими "скрепами",
Сохранить их мир не научился.
Жил художник у лесопилки,
Оформителю "дали фатеру"
(Всё похоже на место ссылки,
Мне подумалось так, к примеру).

Занимаясь такой работой,
Он, конечно же, рисовал
И рисунки свои с охотой
Всем желающим раздавал.
Но работа и жизнь в Палане
Тяготила душу Килпалина
И вставала пред ним, как в тумане,
Тополёвка, землянка завалена...
Он вернулся в родную тундру,
Вновь охотником стал в госпромхозе,
Начинал каждый день поутру
(Писать это мне надо бы в прозе)
Проверкой ловушек, капканов
Или ставленых в речку сетей.
Было много задумано планов
И художественных затей.
Одиночество многих пугает,
Но Кирилл это так объяснял,
Что любой путник в тундре знает -
Есть поблизости тёплый привал.
Ну нельзя, чтобы не было в тундре
Человека, так легче работать.
То геолог, застигнутый бурей,
Переждёт. Ведь нельзя же летать.
Заезжают и оленеводы...
Всех Килпалин любил принимать.
Ну, а главное - чувство свободы,
А её тут - не занимать!
Жил в землянке, прикрытой торфом,
Бочка-печка давала тепло,
А кругом замечательный фон...
Но бывало и тяжело.
Раз приехал он из Хаилино
И родного угла не узнал:
Всё развалено и раскидано,
Что ж и в тундре бывает вандал...
И Килпалин один, два лета
Валил и сплавлял тополя,
От восхода работа эта
Продолжалась. И ночь, стеля
Темноту над пустынной тундрой,
Заставляла его отдохнуть.
Но и промысел наш герой
Не собирался свернуть!
В это время постигла утрата -
К Верхним людям ушла его мать,
А потом умер дядя. Беда та
Заставила его мужем стать -
У вдовы дяди малые дети,
"...Я заменил им отца..."
Как же жил он три года эти?
По-японски, не "теряя лица".
После смерти Анны Филипповны
Через год умерла сестра...
Руки женские ой как нужны
И мужчине жениться пора.
В жизнь Килпалина вошла Дарья,
Тут и дети свои пошли.
Жили бедно, картины даря,
Взамен что-то взять он и не мыслил.
Хорошо что приёмные дети
 Были школьники, их интернат
Обеспечивал всем на свете,
Избавлял от немалых затрат.
Ну, а летом - все в Тополёвку,
Там раздолье, рыбалка, грибы.
А Килпалин, имея сноровку,
С мясом был и с запасом рыбы.
А зимой дети с мамой в Хаилино,
Всех в квартире той не поместить.
Но Килпалин писал наивно,
Что был Пленум и их "оснастить"
Собираются мастерскими
И квартиры скоро дадут...
С впечатлениями такими
Продолжал свой нелёгкий труд.

Отношенье "коллег по цеху"
Было, в общем-то, негативным.
Проложили же путь к успеху
Ему женщины с интуитивным
Пониманьем его таланта.
Это Татьяна Давыдова-Смолина.
(Был Килпалин персоной "нон грата"
В мире искусства. Ему лишь позволена
Та, фольклорная, самодеятельность,
Мир искусства не знал Килпалина!)
Проявила к нему сострадательность,
Кисти, краска к нему доставлена.
Искусствовед Маргарита Петрова
Поиск ранних работ вела,
Оказать поддержку готова,
Продвигала его дела.
Покупала подрамники, краски,
Помогала одеждой, продуктами,
Незаметно и без огласки
Оставляла пакеты с фруктами.
В круг тот женский входила Успенская,
Председатель окрисполкома.
И забота эта "вселенская"
Помогла избежать разгрома,
Сохранить этот дар Килпалина,
Возродить, что ещё не утеряно.
Уникальность не разбазарена
И теперь его имя уверенно
Входит в список людей Камчатки,
Прославляющих свою Родину.
Годы жизни его не сладки,
Но не клял Кирилл жизнь-"колодину".

Как же жил в Тополёвке Килпалин,
Синакаев Вадим расскажет:
"Кирилл Васильевич уникален,
Что ни спросишь, он всё покажет.
Я приехал портрет с него делать,
В путь отправились на снегоходе.
Небольшая избушка заиндевела
И людей никого нет, вроде.
Подлетели вдруг две упряжки,
Это были Килпалин с другом.
В дом зашли, на окнах стекляшки,
На полу шкура лося "лугом".
Всё разложено аккуратно,
Столик, рядом кровать железная.
Глазу свежему очень приятно
И не скажешь, что очень тесная.
Рисовать стал. Кирилл позирует,
Но сидеть неподвижно не может.
На крыльцо выйдет, подискутирует,
Из ружья патрон "уничтожит"
И довольный садится снова..."
Абруканов Сергей, хореограф,
Тоже хочет сказать два слова:
"Мы на лодках идём. Кричит - "Правь
Через перекат, на что голова!
Нос у лодки повыше ставь!"
Вот такая о нём молва.
Человек был с открытой душой,
С ним беседовать мог любой:
Академик, учёный большой
Или это простой китобой.
И, к тому же, добряк отменный,
Для примера, один эпизод:
Весь патронов запас здоровенный
Утащил, так сказать, "доброход".
А Кирилл был в то время в Хаилино,
Возвратился - патронов-то нет!.
Не искал он их очень усиленно,
Потому что знал точный ответ.
Кое-как продержался зиму
(Ставил, видно, капканы, силки)
А весной удалось ему
Наловить чавычи из реки.
Накоптил и с мешком той рыбы
К мужику-вору домой пришёл.
На такой поворот судьбы
Тот и слов никаких не нашёл.
"От Кирилла Килпалина рыба,
Вспоминай меня", И ушёл.
Тот, опомнившись от "загиба",
Заплатить решил хорошо.
Но Килпалин деньги не принял,
Хотя сумма была - ого-го.
Не ругал его, не обвинял,
Лишь - "Живи" сказал, только всего.


Обижали его нередко,
Но он людям всё это прощал,
Называл таких очень метко,
Ведь закон это не запрещал.
Вспоминает Татьяна Лукашкина,
Она дважды была в Тополёвке:
"Тогда в больнице была жена,
Я находилась там в командировке -
Писала статью о травах,
Как лечились коряки и чукчи,
Ительмены, эвены. В составах
Разбирался Килпалин лучше.
На неделю приехала с внуком,
Прихватив с собой обувь, еду.
Дети все обучались наукам,
Я имею ремёсла ввиду.
Дочка Аня, совсем как мальчишка,
Помогала отцу в ремонте.
Даже младший Кирилл при "делишках",
Сам игрался - он был на "работе".
Бат* старый поднят отцом на берег
И Кирилл "заводил" там мотор.
Дочка Марфа одна, без истерик,
Уходила в болотный простор.
А "охранников" свора собак
И для каждой придумана кличка.
Собирает тихонько в бурак
Клюкву там или, может, брусничка.
Принесёт, разберёт всё и сварит,
А самой-то всего лишь семь лет.
Каждый с делом, кто печь кочегарит,
С отцом Аня встаёт чуть свет..."
Вот такие воспоминания
Тех, кто близко художника знал.
Хорошо, когда рядом компания,
Но он часто один вставал,
Ставил сети, ходил на охоту,
Запасал, одним словом, еду.
Как-то раз в выходные, в субботу,
Он с племянником "встретил беду"-
Медведь раненый встал на парнишку,
А Килпалин его заслонил.
Нож воткнуть всё ж сумел в того мишку,
Тот подмял под себя, уронил,
Но племянник медведя добил,
А дядю отвёз в больницу.
Медведь череп ему раздробил
И оставил пустую глазницу.
Пролечился в больнице он долго,
Инвалидом быть не захотел.
За картины давали немного,
Отвлекали болезни от дел.

Как писала в "Камчатской правде"
И.Белашева, её спецкор,
Что забыли, видать, о награде
И не слышен хвалебный хор.
А Килпалин достойно представил
Всю Камчатку за рубежом.
Свою Родину он прославил,
А она вдруг "свернулась ежом".
Лишь в конце тех, восьмидесятых,
Хлынул вдруг на Килпалина вал,
Из запасников, кем-то поднЯтых
Пред изумлённым народом вставал
Неизвестный художник Килпалин,
Земляки и не знали его!
Вскоре "щедрости" замелькали -
Званье, квартира и много всего.
Стал он членом Союза художников...
Но все почести поздно пришли.
Стал Килпалин одним из заложников,
Кто в глуши незаметно цвели.
Не распробовав полностью блага,
К Вышним людям ушёл наш герой
И с тем выплеском пламени-флага
Влился в яркий тот звёздный рой.

Кирилл Васильевич Килпалин скончался 6 декабря 1991 года. Это был не только самобытный художник, но и великий мечтатель, обеспечивший себе духовную независимость. Как интерпретировал Кирилла Васильевича камчатский поэт, он же журналист "Камчатской правды" Владимир Науменков (уж не знаю, точно ли) - "Я художник для своего народа. Художник слова и ритма. Художник цвета Земли для человека. Художник жизни на Земле"
Творчество этого человека полностью не изучено и не собрано.
Примечания: "ясачил" - собирал дань (ясак) с покорённых племён; "коч и расшива" - виды старинных судов; "скаски, сказки" - донесения, отчёты о покорённых народах; "фактория" - место, где обычно проживал сборщик податей (ясака); "тотем"- камень, дерево, вырезанный идол, которому поклонялись местные жители (аборигены); земляк - Баранов Александр Андреевич, каргопольский купец, Главный правитель Русской Америки; "ассимиляция"- кровосмешение, в результате которого местное население "растворялось" в другой нации или народности; "рухлядь"- мех ценных зверей; "хорей"- шест, с помощью которого управляют упряжкой оленей; "бат"- лодка-долблёнка