***

Я хочу написать про Доброва,
Это был непростой человек.
Писал про него "два слова"
Очень страшный двадцатый век.
Ритм жизни войной нарушен,
Страдания были повсюду.
Инвалид никому не нужен,
Решил Добров - рисовать их буду!
Целый цикл написал портретов
Инвалидов-ветеранов войны.
Долго не было нам ответов -
Кем приказы были даны,
Что они в спецдомах оказались,
Да и были ли эти дома?
Но они же в уходе нуждались,
Выход жизнь подсказала сама -
Монастырь. А их много было
Понастроено на Руси.
И стояли они уныло,
Открывай и кровати вноси!
Прояснила Елена Зубкова,
Исторических доктор наук:
Не нашла, хоть искала, ни слова,
Всё же чьих это было рук
Размещение инвалидов
В пресловутые "спецдома".
Да, ловили тогда индивидов,
Если нищенская сума
И бродяжничеством занимались.
Но законных-то актов не было!
Да, милицией предпринимались
"Шмоны" вокзалов, что это дало?
Попадались и инвалиды,
Если был документ - отправляли
На их места жительства "виды".
При отсутствии документов
Доставляли таких в спецприёмники.
Много разных там было моментов,
Но включались в работу чиновники
Городских и районных собесов
И разыскивали родных.
По последствиям этих "замесов"
В "богадельню" сплавляли иных.
С трудоустройством вопрос решали,
Ведь тогда было много артелей
И, представьте, они не мешали
Для достижения известных целей.
Наступивший мир первое время
Людям повода не давал
Оценить это страшное бремя -
Инвалидов военных "вал".
Годы шли, жизнь менялась к лучшему
И входила в свою колею.
Возмущался народ - почему
Защищавшие нас в бою
В таком нищенском положении,
Может, денег им миром собрать?!
Кто-то с болью, а кто в раздражении,
И решили убрать эту "рать"...
Но документов, решений, свидетелей
Историк Зубкова найти не смогла.
Что, так и не было "благодетелей",
Кто все эти вершил дела?
Ведь исчезли с рынков, с вокзалов,
Стало меньше их в поездах.
Так куда же всё это пропало,
В каком месте лежит их прах?!
Очень малая часть информации
Сохранилась до наших дней
И встречаются публикации
Про дома эти в нашей стране.
Там, не мудрствуя слишком лукаво,
Пишут много о "спецдомах",
Перепутав, где "лево", где "право",
Неразбериху сея в умах.
А Геннадий Добров случайно
Узнаёт про такие дома.
А Валаам для него - идеально,
Храмы, да и природа сама
Завораживают художника...
Было трудно туда попасть.
Там он рисует портрет "заложника",
Применяет директор тут власть,
С острова просит его уехать...
Из всей серии это девятая часть.
Он другие дома стал искать,
Бахчисарай, Сахалин, Карелия...
Посетил почти двадцать домов,
Где давала приют ему келья,
Там услышал он много слов.
К инвалидам не был безучастным
И за няньку бывал не раз.
Время там над людьми не властно,
Лица - лики и Божий глас.
Он эпоху увековечил,
Именно ту её страшную часть,
Как металл на войне рвал, калечил,
Но не взял над людьми свою власть.
Человеческие страдания
Рисовал Добров всю свою жизнь,
Добиваясь от нас понимания -
Ты душой, человек, покажись.
Чёрно-белый графический "выброс"
Разграничил, где зло, где добро.
У художников сын-то вырос,
У Гладуновых! А сам - Добров.
Почему он сменил фамилию,
Захотел новый путь начать?
Мать с отцом рисовали идиллию
И семейная эта "печать"
Не входила в его восприятие,
Окружающий мир другой!...
Мальчик каждый день делал занятие
Своей детской, но точной рукой.
Ведь отец, уходя на работу,
Ежедневно давал задание:
Вид с натуры, на память и квоту
На акварельное рисование.
Даже поздно вернувшись с работы,
Он будил сына и проверял...
Потому и такие высоты
И желанье писать не терял.
Кто-то скажет - тяжёлое детство,
Но усидчивость, цель, убеждённость
Приобретаются, а не в наследство
Передаётся такая склонность.
Геннадий с детства любил карандаш,
Даже спал с ним, держа под подушкой.
Краски общий дают типаж,
А линейность сродни со стружкой.
Акварель или маслом картину
Не рассматривают вблизи.
Временную шкалу я сдвину,
Чтобы нам нанести визит
В тот, ещё довоенный период,
Сам Геннадий его не помнит.
Ещё тогда отец сделал вывод -
Сын его карандаш не уронит.
На журналах "Искусство" и "Творчество"
Маленький Гена круги "рисовал"...
Через войну, переезд, одиночество
Отец не выбросил и не порвал,
Сохранил эти все журналы,
Верил твёрдо - художнику быть!
Через все временнЫе анналы
Протянул Добров жизни нить.
Рисовал и писал он много,
Отстоял необычный свой "почерк".
Даже мнение педагога
И с дипломом "моток проволочек"
Не сломили его убеждения,
Верен был до конца, всю жизнь,
Победила его точка зрения,
Взяты новые рубежи.
Продолжал эту тему страданий,
Слыша в адрес свой много упрёков
И немало слыхал притязаний,
Мол, показывать это - жестоко.
Всё ж признанье пришло и награды...
Он поехал в Афганистан.
Горы снежные, камнепады...
Облик этой страны был дан
В её горе, в разрухе, в стремлении
Отстоять свою землю от Зла.
В бедноте жили и в разорении...
А душа у афганца цела!
Его записи к этим рисункам
И походные дневники
Лежат где-то в тетрадях по сумкам,
Ждут давно репортёрской строки.
Продолжая свой творческий поиск,
Он на Запад свой взор обратил,
К "колыбели" безумных войск...
Всё увиденное воплотил
В семьдесят рисунков, набросков.
Не людей он там рисовал.
Освенцим Майданек, Штуттгоф,
Человечьих костей развал...
"Реквием" - так озаглавил художник
Те пейзажи "фабрики смерти".
Он, как добровольный "заложник",
"Поселился" в картины эти.
Будет жить так в своих полотнах,
Предостерегать нас о страшном Зле,
Что свирепствовал в этих стенах
И хотел расползтись по Земле...