Ирина Озерова
(1934–1984)
В пожарище, в мой сорок третий год
Войдёте, ноги вытерев у входа,
И пояснения экскурсовода
Благоговейно впишете в блокнот…
В люминесцентном свете я молчу,
Передавая вам моё наследство –
И самодельную коптилку детства,
И юности горящую свечу.
К чему вам жизни беглый пересказ,
Папье-маше в искусной панораме?
Вы приговор нам вынесете сами
И нас самих поймёте лучше нас.
***
Мой храбрый мальчик!
В недрах всех эпох
Случались люди с обостренным слухом.
Не нравились они царям и слугам,
И никогда не помогал им Бог.
Им приходилось рано умирать
И трудно жить
Всего за миг единый —
За счастье видеть, и писать картины,
И строчки торопливые марать.
Народные промыслы
Вологодские кружева
Оживут в узорах последних.
Я имею на них права,
Как прямой, упрямый наследник.
Кисти палехских мастеров
Сохраняют секреты цвета,
Как секреты трав и цветов
Сохраняет потомкам лето.
Но осталась тень ремесла
Этих древних, как мир, изделий.
По закону сего числа
Мастеров согнали в артели.
По секрету из рода в род
Доносили люди уменье,
Но принес коллективный подход
Коллективное вырожденье.
Поэт
Наполовину оплыла свеча,
А он не замечал в раздумьях долгих.
Слова, как заклинанья, бормоча,
Их ставил в ряд и в будущее вел их.
И авторучкой заменив перо,
И заменив свечу электросветом,
Он мучился и созидал добро,
И воевал со злом. Он был поэтом.
Обманывал издатель и жена,
А критики везде подтекст искали.
Он высекал слова, как письмена
Рабы египетские высекали.
В постели умирал, бывал убит —
То на дуэли, то ударом в спину.
Бывал прославлен и бывал забыт,
Но до сих пор перо его скрипит,
Но до сих пор свеча его горит,
Оплывшая всего наполовину.
Свидетельство о публикации №122030505304