выглядывал псалом

из центра росла звезда -
одинокая звезда столетий.
почва рождала соловьев -
детородных соловьев умножения.
россыпи воды поглощали ничто,
и я редко смотрел на свою руку,
редко бредил, редко зависал над пропастью.
из дамб выходили серебряные плаценты,
родильни огня.
окна для пришельцев закрывались,
губы для пламени открывались.
я ронял свои звезды,
как изношенные нагайки вытеснения.
туда, в пробирку падала жидкость снега,
в пробирке зачинались новые выси и глубины.
из-за решетки выглядывал псалом,
и он бередил мое величие.
космос рождался за стеклом,
и бурое пугало свербило средь смрада,
и котлован наполнялся зыбью.
скандал ороговел средь мальцов,
и крошево бури засвистало сквозь резанное слово.
морды пены взметнулись к верху дома,
и гвоздь одинокий запричитал средь
неоткликнувшихся ладоней, берегов средь скал,
что умножают свою скорбь.
так я величал себя,
так я умножал свои имена.
они гордились собой,
они меня разделяли,
на прошлое и будущее,
на добро и зло.
зло сеяло отдушины для слабых,
и я знал, что есть воздух,
предназначенный для заклания.
я знал, что добро,
одевая портки,
несется опрометью по улицаМ,
и ловит взгляды прохожих,
и блеск витрин.
я знал, что добро одиноко,
и оно восстает средь седины,
добро зовет в одинокую праведность.
так гордость навеки закрывается для проблесков скорби,
так мы теряемся средь вдохновения,
так мы рождаемся,
да, так мы рождаемся.